Насколько Китай зависим от внешнего мира?
После занесения Китая в число экономических лидеров современного мира и констатации образовавшейся «новой биполярности» (не противоречащей полицентризму) и представленной Соединёнными Штатами и Китаем следует, по-видимому, подкрепить эти соображения дополнительными аргументами в пользу положения КНР как центра экономической (и не только) силы.
Такое положение складывается не только из экономического лидерства (лидерства для других), но и достаточной независимости Китая (лидерства для себя) – в том числе от внешнеэкономических связей.
Для начала следует констатировать два обстоятельства. Во-первых, КНР (не говоря уже об Индии) принципиально отличается от восточноазиатских «дракончиков» более низким уровнем такой зависимости, а во-вторых, этот уровень может и повышаться, и снижаться – особенно когда в развитых и глубоко вовлеченных в мировую экономику странах наблюдают кризисные и депрессивные явления. Ещё одно принципиально новое обстоятельство: спад в торговле с вялыми экономиками может сопровождаться подъёмом торговли между более динамичными частями мирового хозяйства, необыкновенно быстро разрушая привычную центро-периферическую схему.
Приведу несколько простых примеров: в 2000-х годах товарооборот между КНР и Индией вырос в 28 раз (!), и теперь Китай, а не США – крупнейший торговый партнер Дели. Индия и Бразилия экспортировали в 2010 г. больше товаров в развивающиеся страны, чем в развитые. Похожие процессы наблюдаются и в сфере движения прямых иностранных инвестиций (ПИИ). В 2010 г. приток ПИИ в развивающиеся страны впервые в истории превысил соответствующий показатель по развитым государствам. Это обстоятельство так же, как и высокая доля стран периферии в инвестициях из самих развивающихся государств (1), в немалой степени связано с движением предпринимательского капитала в Китай и из Китая.
Стоит привести несколько соображений по поводу методов оценки внешнеэкономической зависимости. Самое известное возражение – неполная сопоставимость объёма внешней торговли и ВВП, поскольку последний включает только добавленную стоимость. По этой причине современная эконометрика неизменно преувеличивает вклад экспорта в экономический рост. Этот дефект, кстати, постепенно преодолевается: статистический анализ экспорта по добавленной стоимости уже применяется в Швеции, Коста-Рике, брюссельской штаб-квартире ЕС. Заявление о намерении развернуть статистический анализ мировой торговли по добавленной стоимости в 2011 г. сделал и секретариат ВТО.
Далее, в ходе эволюции тридцатилетней открытой политики Китая в течение длительного периода (примерно до середины 2000-х годов) во внешней торговле страны нарастала доля продукции, дважды проходящей через таможенный учет: при ввозе компонентов и последующем экспорте готовых изделий (что отчасти и давало опережающие темпы роста внешней торговли). Лишь в последнем пятилетии (2005-2009 гг.) обозначилась тенденция к росту вывоза товаров, полностью произведенных Китаем (а не просто в Китае) – при сокращении зависимости от внешней торговли. А это, согласитесь, говорит о принципиальном изменении самого типа зависимости от внешнего мира – она уже не носит критического (в технологическом плане) характера.
Наконец, хорошо известно и о высокой концентрации внешней торговли Китая в прибрежных районах – особенно в гуандунско-гонконгском ареале. Для остальной части мегаэкономики сокращение сбыта за рубежом, конечно, не благо – но и не кризис, что отчетливо показала статистика экономического роста в регионах КНР в 2008–2009 гг. (2) Темпы роста ВВП и инвестиций в центральных и западных районах Китая теперь выше, чем на побережье. Это, возможно, даст дальнейшее ослабление зависимости от внешних рынков.
Высокая доля потребительских товаров в китайском экспорте не препятствует очень динамичному расширению позиций этой страны на внешних рынках (наблюдавшемуся в 2010-2011 гг.), где помимо прочего в депрессивных фазах может расширяться спрос на более дешёвые товары из-за вынужденного отказа потребителей от дорогостоящих покупок. В такие периоды растёт не только зависимость Китая, но и зависимость от Китая.
Наконец, в «Большом Китае» практически сложился интегрированный внешнеэкономический организм. При этом все три территории – зависимые от «материка» части.
Прогнозировать усиление или ослабление зависимости КНР от внешнеэкономических факторов достаточно сложно. Помимо прочего (движения мировой конъюнктуры и цен) происходит взаимодействие двух разнонаправленных тенденций. С одной стороны, международное разделение труда «запирает» КНР в роли глобальной фабрики (повышая эту зависимость – и, добавим, зависимость от китайских поставщиков зарубежных торговых сетей, в том числе в тех же США), а с другой - динамичный рост доли нефакторных услуг в ВВП и потреблении Китая эту зависимость снижает.
При китайских масштабах (а ведь в лице этой мегаэкономики мы имеем количественно беспрецедентный в новейшей истории пример успешной и сжатой во времени промышленной революции, которую принципиально нельзя анализировать по прежним схемам и эконометрическим формулам) нет больших противоречий между двумя процессами. Это развитие комплексной, полноотраслевой индустриализации и модернизации, с одной стороны, и использование на внешнем рынке сравнительных преимуществ в ряде отраслей – с другой. Если угодно, мы имеем Д. Рикардо и И. Фихте «в одном флаконе».
При этом на торговый и технологический протекционизм Пекин отвечает контролем над притоком капитала (и ссудного, и предпринимательского (3)), а также регулированием курса и режима конвертации валюты. Он вполне сознательно затягивает на длительный период дальнейшее усиление позиций на международных финансовых рынках – в пользу той же внешнеэкономической независимости и по причине достаточности собственного капитала. Неспешная, но последовательная «интернационализация юаня» - это помимо прочего ещё один пример недогматичного подхода к мэйнстриму, всегда торопившего своих адептов к «полной конвертируемости валюты», «росту капитализации» и т.п.
Независимость финансовой системы Китая дает ещё и возможность вести самостоятельную и крупную игру на международных кредитных и валютных рынках. И уже больше года зарубежные финансовые рынки чутко реагируют на те или иные действия регулятора внутри КНР, при этом на фондовых площадках Китая заметно снизилась волатильность, свидетельствуя об устойчивости и, подчеркну, выросшей независимости хозяйства этой страны. А она, повторю, позволяет сосредоточиться на лидерстве для себя – на внутренних проблемах.
Среди них – экономика знаний. Замечу (вслед за А.В. Акимовым), что технологические достижения предыдущих цивилизаций сохранились в той мере, в которой они оказались важными для решения проблем жизнеобеспечения на планете. Размышляя на эту тему, нелишне задаться вопросом о роли высоких и не очень высоких технологий, в том числе в США и КНР, в контексте совместного лидерства или новой биполярности.
Не углубляясь в этот сложную проблему, ограничусь несколькими простыми зарисовками.
Возьмём, к примеру, электровелосипеды, упомянутые выше. Их в Китае в 2010 г. было произведено 22 млн. шт., причем 1 млн. был вывезен за рубеж. И электродвигатель, и велосипед – отнюдь не новации. Но их совмещение и, главное, массовое производство – новация, едва ли возможная в таких масштабах даже в современных США.
На КНР уже приходится основной объем мирового производства фотоэлектрических панелей. Характерно, что они в подавляющей части экспортируются, при этом 70 млн. городских домохозяйств используют горячую воду, нагретую солнечными лучами в резервуарах на крышах домов – фотопанели пока не по средствам. Видна политика, соразмерная средним условиям страны и на планете.
В то же время видны и прорывы. В 2010 г. впервые в истории развивающиеся страны опередили развитые государства по стоимости реализованных «зелёных проектов». К ним относят применение энергии ветра, солнца, современных технологий использования биоресурсов и т.п. Суммарные инвестиции развивающихся стран в данную отрасль составили 72 млрд. долл., причём на долю Китая пришлось почти 49 млрд. долл., на 28% больше, чем в 2009 г.
Для сравнения можно заметить, что европейские страны вложили в «зелёные» проекты 35 млрд. долл. – на 22% меньше, чем в 2009 г. [GlobalTrends, p. 9].
Другими словами, КНР примкнула к числу мировых лидеров в важной отрасли жизнеобеспечения человечества, которая помимо прочего является крупным рынком реализации новых технологий и сферой острой конкурентной борьбы.
При этом Китай уже обозначил в Африке историческую миссию благоустройства планеты и имеет, добавим, все шансы для захвата ниши дешевых и простых технологий, которые всё же не растут на деревьях – даже в университетских парках по соседству с лабораториями.
Поэтому представляется уже едва ли осуществимой без участия Китая (хотя бы в качестве потребителя, но отнюдь не только в этом качестве) практическая реализация достижений хай-тек где бы то ни было и особенно их распространение в глобальном масштабе.
Ближайшие годы, вероятно, подтвердят или опровергнут тезис о том, что «устойчивость либерально-рыночной экономики возможна только в условиях ее постоянной подпитки дополнительными ресурсами» [Кузнецов, с. 2].
Но уже сложившаяся новая биполярность, повторим, все же благоприятнее мэйнстрима для «третьих лиц»: прежде всего расширением возможностей выбора (и в том числе в рамках ревизии мэйнстрима) – как стратегий развития, так и ориентации экономических связей.
Кризис «финансомики» на Западе в то же время отнюдь не означает, что реальный сектор в Китае не столкнётся с острыми проблемами. Однако рецепты для решения китайских проблем человечеством уже отчасти наработаны.
В Азии в целом оптимизма сегодня больше, чем на Западе. Индийские учёные, например, полагают, что, «хотя Азия не сможет выработать полный иммунитет от проблем Запада, ей под силу смягчить для себя их последствия» (4).
Возможно, секрет этого оптимизма просто в сохранении индустриально-деятельного взгляда на мир - своеобразного преимущества «догоняющего развития».
Библиография
Global Trends in Renewable Energy Investment 2011. UNEP, Frankfurt School of Finance and Management, Bloomberg New Energy Finance: Paris, September 2011.
Kuhn R. How China's Leaders Think: The Inside Story of China's Past, Current and Future Leaders. N.-Y.: John Wiley & Sons, 2011.
World Investment Report 2011. UNCTAD: New York and Geneva, 2011.
Акимов А.В. 2300 г.: глобальные проблемы и Россия. М.: Восточный университет, 2008.
Воскресенский А.Д. Российско-китайское стратегическое взаимодействие и мировая политика. М.: Восток-Запад, 2004. С. 35.
Кругман П. Кредо либерала. М.: Европа, 2009.
Кузнецов В. Китайская карта мировой политики// fondsk.ru. 23.09.2011.
Райх Р. Послешок. Экономика будущего. М.: Карьера Пресс, 2012.
Стиглиц Дж. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса.– М.: Эксмо, 2011.
Примечания
(1) В 2007-2010 гг. доля развивающихся стран в инвестициях из развитых стран повысилась с 26 до 45%, в инвестициях из развивающихся государств – с 58 до 63%. World Investment Report 2011. UNCTAD: New York and Geneva, 2011. P. 14.
(2)Профессор Лондонской школы экономики К. Хьюдж осенью 2011 г. отмечал, что «Китай сможет пережить падение экспорта, так как власти стимулируют внутренний спрос. А экспорт сейчас составляет намного меньшую часть экономики, чем несколько лет назад». http://www.mn.ru/newspaper_economics/20111014/305848086.htm
(3) Что не остается незамеченным в остальном мире. Так, из 149 мер инвестиционной политики, проведённых в 2010 году в 74 странах и проанализированных в докладе ЮНКТАД (WorldInvestmentReport2011), почти треть приходится на новые ограничения и регламентации, тогда как десять лет назад их доля составляла всего 2%.
