По уже сложившейся традиции шпионские сюжеты об Эрнсте Хемингуэе распространяются к круглым датам его жизни. Вот и сейчас 110-летие со дня рождения писателя (21 июля) ознаменовалось вбросом в информационное пространство очередной порции «сенсационных разоблачений»: «Папа Хэм» был связан с Иностранным отделом НКВД!
Можно понять осуждающую пафосность публикаций западных журналистов. Однако появление подобных интонаций в материалах российских авторов мне понять сложно. С советской разведкой сотрудничали многие выдающиеся иностранцы, знаковые персонажи ХХ столетия – президенты, министры, военачальники, дипломаты, сотрудники спецслужб, учёные, а также представители гуманитарных профессий, в том числе писатели и журналисты. Они честно – и чаще всего бескорыстно - помогали Советскому Союзу. К чему их клеймить и подвергать остракизму? Не для того ли, чтобы превентивно «профилактировать» всех тех, кто верит в будущее России и готов помогать ей в современном, не слишком дружелюбном мире?
***
В феврале 1943 года в США началась сверхсекретная операция «Венона» по дешифровке телеграфной переписки советских представительств с Москвой. Только в 1995 году были преданы гласности многие из полученных таким образом материалов: фрагменты оперативной переписки, псевдонимы сотрудников и агентов и имена тех, кто, предположительно, под ними скрывался. Эти сенсационные сведения попали в мировую паутину. Среди сотен реальных и гипотетических «агентов НКВД-МГБ» встречались имена известных учёных, художников, писателей. Псевдоним «Арго» принадлежал Эрнсту Хемингуэю.
Писателя всегда интересовали «секреты» секретных служб, люди, работавшие в них, драматические истории, связанные с их деятельностью. В годы гражданской войны в Испании Хемингуэй тесно общался со многими из тех, кто сражался на тайных фронтах. Можно упомянуть Хаджи Мамсурова («Ксанти»), направлявшего диверсионные отряды в тыл фашистов; Пепе Куинтанилью, одного из руководителей республиканской контрразведки; Билла Лоуренса, который обеспечивал внутреннюю безопасность в батальоне американских добровольцев имени Линкольна. В Мадриде, подвергаемом артобстрелам и бомбардировкам, Хемингуэй помогал республиканской контрразведке создавать агентурную сеть для борьбы с саботажниками и диверсантами. Этот опыт писатель использовал в пьесе «Пятая колонна» (август 1937 г.).
Главный её герой - американец Филипп Ролингс, в характере, привычках, манере говорить которого современники узнавали самого писателя. Ролингс, убеждённый антифашист, служит в республиканской контрразведке: «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок». О «необъявленных войнах» Хемингуэй впервые сказал на Втором конгрессе американских писателей, проходившем в начале июня 1937 г. в Нью-Йорке. Он назвал противника: «Есть только одна политическая система, которая не может дать хороших писателей, и система эта – фашизм. Потому что фашизм – это ложь, изрекаемая бандитами». Призыв Хемингуэя бороться с фашизмом на всех фронтах был встречен овацией. Прежде писателя воспринимали как представителя «потерянного поколения», гедониста и любителя кровавых зрелищ. Испания повлияла на его политическое возмужание. В «левом радикализме» Хемингуэя многие усмотрели близость к установкам Коминтерна и симпатию к Советскому Союзу. Для писателя это была единственная страна, способная по-настоящему противостоять гитлеризму.
***
ИНО НКВД проявило профессиональный интерес к Хемингуэю в октябре 1940 года. Писатель уже вернулся из Испании и собирался в новое путешествие – в Китай. Крышей нелегального резидента в США «Звука» – Якова Голоса - было туристическое агентство, которых тогда было не так много, и потому он одним из первых узнал о готовящейся поездке. В те годы Китай был в списке приоритетов советской разведки, и «Звук» решил «прощупать» готовность писателя к сотрудничеству. Это сделали через журналиста Джозефа Норта из рабочей газеты «Дейли Уоркер». Норт тоже прошёл через войну в Испании, и писатель считал его авторитетным представителем «земляков», то есть компартии США. Предлогом для разговора стал роман Хемингуэя «По ком звонит колокол», посвящённый испанским событиям, которому «Дейли Уоркер» дала довольно критическую оценку.
Хемингуэй признал, что «допустил некоторые ошибки» из-за своей недостаточной политической подготовленности. «В итоге он согласился, что мы правы в отношении многих положений в книге», - передал «Звуку» Норт. Оправдываясь, Хемингуэй сказал, что не хотел бы ссориться с коммунистами: «Ведь, в конце концов, проделанная мною в Испании работа не подвергалась критике». Норт подытожил: «Моё окончательное впечатление такое: он серьёзно хочет работать с нами, и намерен компенсировать свои ошибки».
Норт встретился с Хемингуэем ещё раз, чтобы уточнить его китайский маршрут и обсудить условия связи. Все эти сведения были направлены «Звуком» в ИНО НКВД. Однако установить контакт с писателем в Китае (от имени «земляков») советским разведчикам не удалось. Хемингуэй выехал туда на месяц раньше и не раз перекраивал свой маршрут. След его надолго затерялся. В Москве всю переписку о писателе в марте 1941 года подшили в дело-формуляр и, по заведенному порядку, присвоили его «фигуранту» псевдоним «Арго».
В очередной раз Хемингуэй напомнил о себе заявлением, опубликованном в советских и некоторых американских газетах летом 1941 года: «На все сто процентов солидарен с Советским Союзом в его военном отпоре фашистской агрессии. Народ Советского Союза своей борьбой защищает все народы, сопротивляющиеся фашистскому порабощению». В 1942 году Хемингуэй вновь публично выступил в поддержку далёкой России: «Двадцать четыре года дисциплины и труда во имя победы создали вечную славу, имя которой – Красная Армия. Каждый, кто любит свободу, находится в таком долгу перед Красной Армией, который он никогда не сможет оплатить. Всякий, кто будет участвовать в разгроме Гитлера, должен считать Красную Армию героическим образцом, которому необходимо подражать».
***
В 1941-1942 годах Хемингуэй вёл активную разведывательную работу и даже получил кодовый номер «08». Однако НКВД не имело к этому никакого отношения. Эта работа велась под контролем посла США на Кубе Спруила Брэдена. Свою организацию, в которой состояло около 15 человек, Хемингуэй назвал «Плутовской фабрикой». В неё входили таксисты, официанты, бармены, рассыльные и даже один священник. «Фабрике», которой посольство США ежемесячно выделяло 500 долларов, было поручено выявлять тайных агентов Гитлера и Франко на Кубе. Брэден ценил информацию, поступающую от людей агента «08». Однако представительство ФБР, которое вскоре обосновалось на острове, не испытывало особого энтузиазма от наличия конкурирующего «любительского органа». Началась игра в перетягивание каната. Директор ФБР Эдгар Гувер инструктировал своего представителя: «Любые данные, которые вы можете получить о ненадёжности Хемингуэя как информатора, в доверительной форме сообщайте послу Брэдену. Например, стоит уведомить его, что недавняя информация Хемингуэя о том, что германские субмарины пополняют свои запасы топлива в бассейне Карибского моря, не соответствует действительности». После нескольких «разоблачений» подобного рода Брэден распорядился прикрыть «Фабрику». Так возникла подспудная вражда между Хемингуэем и всесильным хозяином ФБР, который называл писателя «алкоголиком и почти коммунистом». В ответ Хемингуэй скажет: «ФБР Гувера – это анти-либеральная, профашистская организация, с весьма опасной тенденцией к превращению в американское гестапо».
После закрытия «Фабрики» Хемингуэй без дела не остался: договорился с представителями ВМФ США на острове о привлечении его яхты «Пилар» к противолодочному патрулированию в Мексиканском заливе. Яхту соответствующим образом вооружили, и её капитан Хемингуэй очень надеялся на встречу «один на один» с гитлеровской субмариной.
После открытия в Гаване советского посольства писатель по собственной инициативе в сентябре 1943 года нанёс «визит солидарности». Через несколько дней глава миссии Дмитрий Заикин и второй секретарь Фёдор Гаранин (резидент НКВД «Сонг») побывали с ответным визитом на вилле писателя «Ла Вихия». Обсуждали ход войны, перспективы разгрома гитлеровских армий и открытия англо-американскими союзниками второго фронта. Гаранину писатель явно понравился: «Он простой и душевный человек. Знаменитая с проседью борода делает его весьма похожим на Энгельса». Договорились о новой встрече, и вскоре Гаранин снова приехал к Хемингуэю. В качестве подарка привёз бутылку водки. «Это как раз то, что надо», - сказал писатель и, посетовав, что на Кубе в условиях войны трудно достать настоящую русскую водку, тут же предложил выпить за победу над общим врагом. Потом последовали другие «союзнические тосты», в том числе за Сталина, Жукова и Красную Армию. Налаживание отношений, без всяких сомнений, удалось, и Гаранин, чтобы развить успех, пригласил писателя к себе в гости. Из Москвы лаконично порекомендовали: «Окажите «Арго» соответствующий приём и внимание, но никакого разговора о нашей работе не ведите. О дате выезда «Арго» в Англию и его предполагаемом адресе сообщите телеграфом».
Сотрудник советской разведки «Ива» встретился с Хемингуэем в Лондоне 26 июня 1944 года, разыскав его в отеле «Дорчестер». Завязавшаяся беседа показала, что писатель держится в стороне от официальных лиц и не в курсе текущих политических событий: «Я предпочитаю смотреть по сторонам, жить с лётчиками и собирать материалы для новой книги». Он рассказал о том, как летал на планере, как друзья-пилоты брали его на перехват ракет FAU и бомбёжки. «Ива» так описал образ жизни «Арго»: «Живёт он один, но вокруг него кружится много соотечественников – журналисты, киношники и женщины. Накануне он получил из США перевод на 15 тыс. долларов от какого-то издательства, так что пьют они здорово и почти беспрерывно».
Хемингуэй вернулся на Кубу в конце марта 1945 года. «Сонг» сообщил в Москву: «Арго» пригласил меня к себе на виллу, и мы с женой поехали к нему 10 апреля. Ничего особенного он не рассказал, может быть, потому, что там были другие гости. Его самочувствие плохое: он был ранен, физически ослаблен, к тому же его старший сын находится в плену. «Арго» сильно переживает за него. Немцы могут убить Джона из-за ненависти к писателю. После небольшого отдыха «Арго» собирается писать книгу о войне».
На этом спорадические контакты советской разведки с Хемингуэем были окончательно прерваны. Когда в начале 1956 года в Москве в «инстанциях» заговорили о возможности приезда маститого писателя в страну, в разведке решили: «По нашей линии вопрос о приглашении Хемингуэя в СССР не ставить».
***
Эдгар Гувер никогда не забывал личных обид, и месть готовил годами, исподтишка и старательно. Писатель постоянно замечал слежку за собой, его почта перлюстрировалась, а личные вещи негласно досматривались. Гувер опасался, что Нобелевский лауреат публично обвинит его в необоснованных преследованиях, и потому делал всё возможное, чтобы его «парни» не оставляли улик.
Хемингуэй был бессилен: без конкретных фактов и доказательств невозможно противостоять изощрённому и облечённому почти неограниченной властью интригану. По мнению американского исследователя Мэта Вильсона1, стратегия Гувера была «иезуитски расчётлива»: через наёмных писак в средствах массовой информации создавался искажённый образ писателя, его представляли параноиком, депрессивным типом с маниакальным комплексом преследования. Вывод Вильсона однозначен: самоубийство Хемингуэя 2 июня 1961 года равноценно убийству – оно было спровоцировано Гувером.
До сих пор сложно понять, как и почему писатель оказался в сомнительной психиатрической клинике Мэйо, в которой его подвергли «лечению» электрошоком. Хемингуэй утратил память и способность писать. Когда жена положила перед ним лист бумаги, чтобы набросать приветствие только что избранному президенту Джону Кеннеди, Хемингуэй не смог написать и нескольких слов… Через несколько месяцев он зарядил своё любимое охотничье ружьё и нажал курок, приняв единственно верное, с его точки зрения, решение.
_______________________
1 См. интернет-публикацию: Mat Wilson, Dirty Politics: Hoover, Blackmail, Hemingway and Murder (http://surftofind.com/hoover).