Идеологически тенденциозный и исторически лживый, взятый из арсенала приёмов информационной войны тезис о равной ответственности СССР и нацистской Германии за развязывание войны в Европе опровергается разными способами. Один из них – сравнение военно-стратегических планов, разрабатывавшихся в то время, соответственно, в Берлине и в Москве…
Если из германского плана, пропитанного духом Drang nach Osten, в конце концов, вылупилась неспровоцированная агрессия против СССР, то советский план, носивший сугубо оборонительный характер, был 22 июня отменен самим ходом событий.
Итак, Германия. 18 декабря 1940 г. фюрер утвердил план «Барбаросса» с изложением общего замысла ведения войны против Советского Союза. В основе плана лежала теория блицкрига. «Германские вооруженные силы, – говорилось в директиве Гитлера, – должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии».
План «Барбаросса» предусматривал стремительное, в срок не более пяти месяцев уничтожение главных сил Красной армии, сосредоточенных на западной границе, предотвращение отхода войск, которые сохранили бы после первых сражений боеспособность, и достижение вермахтом линии, с которой бомбардировка территории Германии советской авиацией становилась бы невозможной. «Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено», – требовала директива.
Конечной целью военной кампании объявлялось «создание заградительного барьера против азиатской России по общей линии Волга – Архангельск». В качестве главных стратегических объектов удара вермахта были избраны Ленинград, Москва, Центральный промышленный район, Донбасс. Индустриальный район на Урале планировалось парализовать действиями авиации.
Подготовка к нападению на СССР должна была завершиться к 15 мая 1941 г. Германия усиленно накапливала силы. К середине 1941 г. у неё и союзных ей держав насчитывалось: живой силы – около 5 млн. человек, орудий и минометов – более 47 тыс., танков и штурмовых орудий – около 4,4 тыс., самолетов – 4,4 тыс.
Готовясь к схватке с СССР, Германия сформировала блок союзников, в который входили Италия, Финляндия, Румыния, Венгрия. К ним примыкали Болгария, Словакия и Хорватия. Кроме того, с фашистской Германией сотрудничали Франция в лице правительства Виши, Испания, Португалия и Турция. К походу на Восток готовился блок, опиравшийся на военный и экономический потенциал почти всей Европы.
Сам факт вторжения в территориальные пределы Советского Союза, причем в момент максимальной готовности вермахта, доказывает, что план «Барбаросса» исполнялся пунктуально. Документальных свидетельств тому – не счесть.
Возьмем лишь решающий этап – май-июнь 1941 года. 7 мая начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер делает в своем «Военном дневнике» запись: «Положение с железными и шоссейными дорогами для операции "Барбаросса" удовлетворительное. Сосредоточение по плану "Барбаросса": 17 тыс. поездов. После завершения переброски войск начнется перевозка резервов».
Он же 12 мая заслушивает доклад полковника Р. Гелена, высокопоставленного сотрудника оперативного отдела генерального штаба сухопутных войск, в скором времени назначенного руководителем армейской разведки на Восточном фронте, об окончательном варианте группировки войск к началу операции «Барбаросса» и использовании резервов ОКХ – главнокомандования сухопутных сил вермахта. Гальдер делает примечательное уточнение: «В группах армий "Север" и "Центр" в основном выполнено все, что нами намечалось».
С 22 мая транспортные артерии рейха перешли на перевозки войск для стратегического развертывания на Востоке по графику ускоренного движения. Чтобы до последнего сохранить в секрете истинные цели сосредоточения сил у границ Советского Союза, начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии генерал-фельдмаршал В. Кейтель распорядился приступить ко второй фазе широкой дезинформационной операции: «…усилия высших штабов и прочих участвующих в дезинформации органов должны быть в повышенной мере направлены на то, чтобы представить (руководству Советского Союза. – Ю.Р.) сосредоточение сил к операции "Барбаросса" как широко задуманный маневр с целью ввести в заблуждение западного противника».
Ежедневно в районы, прилегавшие к советской границе, отправлялось в среднем 300 эшелонов. Такую массовую переброску живой силы и техники можно было скрыть только путём изощренного обмана. И здесь приходится констатировать, что Сталин, единолично взявший на себя оценку степени угрозы этих мероприятий для Советского Союза, стал жертвой тонкой дезинформационной игры, в которую его вовлекли нацистские бонзы.
30 мая в дневнике Гальдера появляется ключевая запись: «Перевозки по плану развертывания проходят успешно. Фюрер решил, что срок начала операции "Барбаросса" прежний – 22.6».
5 июня Гитлер утвердил последние подготовительные мероприятия к вторжению в СССР. А 10 июня главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. Браухич отдал распоряжение о времени начала операции «Барбаросса» – 3 часа 30 минут 22 июня 1941 г. и об условном сигнале «Дортмунд», который должен был поступить в войска в 13.00 21 июня, что означало бы разрешение отбросить любую маскировку и действовать в открытую.
Вечером 20 июня в штабы поступило воззвание фюрера к немецкому народу и войскам по поводу «Барбароссы». Именно в этом обращении Гитлер и сформулировал тезис о якобы вынужденном характере своих действий: «…усилилась концентрация русских войск на восточной границе Германии… Германский вермахт и германская родина знают, что еще несколько недель назад на нашей восточной границе не было ни одной немецкой танковой или моторизованной дивизии... (каково! – Ю.Р.) Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В последние недели имеют место непрерывные нарушения этой границы, не только нашей, но и на дальнем севере, и в Румынии… Теперь настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и еврейских властителей большевистского центра в Москве» (1).
Заметим, что эта большая ложь вызывает прямо-таки священный трепет у апологетов идеи как минимум равной ответственности Советского Союза за войну, а то и перекладывания всей вины за неё на СССР.
А что Советский Союз, какие параметры закладывались его военно-политическим руководством в планы стратегического развертывания Красной армии?
Хотя численность Вооруженных сил СССР в предвоенные годы значительно возросла – с 1,9 млн. человек в 1939 г. до 4,9 млн. к 1 июня 1941 г., их боеспособность снизилась. Количественный рост достигался большой ценой. Одновременное развертывание в короткие сроки большого числа новых соединений привело к снижению уровня их материальной обеспеченности, отрицательно сказалось на боевой готовности. К тому же подавляющая часть бронетанковых и механизированных соединений подверглась реорганизации. Ситуация усугубилась передислокацией на запад основной части войск приграничных округов в связи с походом в Восточную Польшу, войной с Финляндией, вхождением в состав СССР прибалтийских стран. Существовавшие по линии прежней госграницы укрепленные районы (УРы) были разоружены, а строительство и оснащение вооружением аналогичных укреплений на новой границе к началу войны не было завершено. Командно-начальствующему составу РККА, кардинально обновившемуся после арестов второй половины 30-х годов, остро недоставало опыта, необходимой боевой и оперативной подготовки. Достаточно сказать, что 80% командиров, начиная с роты, находились в занимаемой должности не более одного года.
Новое военное руководство в лице наркома обороны СССР маршала С.К. Тимошенко (с мая 1940 г.) и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова (с января 1941 г.) стремилось выправить ситуацию, хорошо понимая, что армия к войне не готова. Но, во-первых, их полномочия были ограниченными (решающее слово оставалось за Сталиным), а во-вторых, и сами нарком и начальник Генштаба не в полной мере отвечали требованиям, которые предъявляли возложенные на них ответственнейшие обязанности, и допустили ряд серьезных ошибок.
Так, явно запоздали с разработкой окончательного варианта плана стратегического развертывания Вооруженных Сил на случай войны. В 1940–1941 гг. он перерабатывался как минимум трижды. Осенью 1940 г. это было сделано в связи с тем, что северо-западная и западная границы были отодвинуты на расстояние до 300 км. Тогда же в план были внесены и серьезные стратегические ошибки. В качестве наиболее опасного стратегического направления определялось юго-западное – Украина, а не западное – Белоруссия, на котором гитлеровское командование в действительности сосредоточило самые мощные сухопутные и воздушные группировки. При переработке оперативного плана в феврале-апреле 1941 г. этот просчет исправлен не был.
Вместе с тем в документе реалистично оценивалась сложившаяся обстановка: «…Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке против Японии…» И даже с самым мощным увеличительным стеклом никаких наметок относительно нападения на Германию или какую-то иную страну в документах советского стратегического планирования не найти.
Последняя корректировка плана была проведена в мае – начале июня 1941 г. Уточненный вариант под названием «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» был оформлен по состоянию на 15 мая 1941 г. и представлен наркомом обороны Тимошенко и начальником Генштаба Жуковым Сталину. Документ, называемый в литературе «Запиской Жукова», был обсужден 24 мая на совершенно секретном совещании у руководителя государства.
Практический результат обсуждения заключался в следующем: непосредственно в канун фашистской агрессии окончательно победила точка зрения, согласно которой основной удар немцы нанесут на Украине. По указанию вождя в состав Киевского особого военного округа были выделены дополнительные силы, после чего на его долю пришлось около 50% дивизий всех западных приграничных округов. Этот просчет, по справедливому замечанию Г.К. Жукова, позднее крайне тяжело отразился на ходе оборонительных действий.
Уже в наши дни вокруг «Записки Жукова» разгорелись нешуточные дебаты. Дело в том, что в ней содержалось предложение «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск». Предусматривалось силами 152 дивизий разгромить 100 дивизий противника на решающем направлении Краков – Катовице, а затем из района Катовице продолжить наступление, разбить германские войска в центре и на северном крыле их фронта, овладев территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.
По мнению наших оппонентов, это свидетельствует о планах советского руководства по нанесению по фашистской Германии упреждающего удара. Однако очевидно, что широкомасштабное наступление на уже развернувшиеся войска вермахта было невозможно без решения высшего политического руководства СССР, без детальной проработки оперативных документов и создания необходимых группировок войск. А всего этого-то и не было. О каком же упреждающем ударе можно в таком случае говорить? «Записка Жукова» - не более чем разработка одного из многочисленных вариантов действий, к которым Генштаб рекомендовал прибегнуть в случае крайней опасности и в последний момент.
К утверждению, будто Советский Союз со дня на день готовил нападение на Германию, так что, начиная войну, она якобы оборонялась, как уже сказано, прибегли 22 июня 1941 г. Гитлер и зачитавший его обращение министр пропаганды Й. Геббельс. Совершая агрессию, фашистские преступники заранее снимали с себя ответственность за нее. Однако истина - не в публичных речах, рассчитанных на дешевый пропагандистский эффект, а в секретных документах германского руководства.
На совещании военно-политического руководства Германии 21 июля 1940 г. Гитлер уверенно заявил: «Русские не хотят войны». В первом же из документов, связанных с планированием нападения на СССР, а именно в проекте генерального плана «Ост» от 5 августа 1940 г., говорилось: «Русские не окажут нам услуги своим нападением на нас. Мы должны рассчитывать на то, что русские сухопутные войска прибегнут к обороне…» А ровно за три месяца до перехода вермахтом границы с СССР, 22 марта 1941 г., генерал-полковник Ф. Гальдер сделал в дневнике следующую очень характерную запись: «Я не верю в вероятность инициативы со стороны русских».
Наконец, в самый канун войны, 13 июня 1941 г. разведка генштаба сухопутных войск Германии, возглавляемая адмиралом Ф. Канарисом, доносила: «Со стороны русских… как и прежде, ожидаются оборонительные действия».
Лживость нацистских лидеров, старавшихся замаскировать свои агрессивные цели, объявляя грабительскую войну против Советского Союза «превентивной», была полностью разоблачена в 1945–1946 гг. на Нюрнбергском процессе над германскими военными преступниками. На основании многочисленных документов, свидетельских показаний, в том числе фельдмаршала Ф. Паулюса, признаний самих подсудимых Международный трибунал записал в приговоре, что нападение на Советский Союз было произведено «без тени законного оправдания. Это была явная агрессия».
Казалось бы, все ясно. Можно ставить точку. Однако в последние годы гитлеровско-геббельсовская версия, гласящая, что у советского военно-политического руководства существовали намерения нанести по Германии превентивный удар, обрела вторую жизнь. Версия, как мы показали, висит в воздухе, почвы под ней никакой. Всё, что на середину мая 1941 г. командующим войсками Прибалтийского, Западного, Киевского особых военных округов было предписано, - это к 20 мая разработать детальный план обороны государственной границы.
Советское политическое руководство стремилось любой ценой избежать войны, выиграть время, завершить подготовку страны и Вооруженных сил к отражению грозящей агрессии. И можно лишь поражаться тому, с какой смелостью иные сегодняшние пропагандисты опираются на гитлеровско-геббельскую версию истории 70-летней давности.
________________________________
(1) Выступая в ноябре 1941 г. в Мюнхене перед старыми соратниками по партии, Гитлер был более откровенен, хотя лгал с таким же размахом: «С апреля по май я… отслеживал все процессы, исполненный решимости в любой момент, как только мне станет ясно, что противник готовится к наступлению, в случае необходимости опередить его на 24 часа. В середине июня признаки стали угрожающими, а во второй половине июня не осталось никаких сомнений в том, что речь идет о неделях или даже днях. И тогда я отдал приказ выступить 22 июня. Поверьте мне, старые товарищи, это было самое трудное решение за всю мою жизнь, решение, о котором я знал, что оно втянет нас в очень тяжелую борьбу, но надеялся, что шансы выиграть ее тем больше, чем быстрей мы опередим другую сторону».
