На мартовском саммите Евросоюза очень старались уйти от раздирающих его острых проблем, даже сняли в последний момент вопрос об увеличении взносов в общую казну (Стабилизационный фонд), но получилось наоборот. Англия всё глубже входит в конфликт с континентом. То, что Дэвид Кэмерон отказался подписать Фискальный пакт, для утверждения которого, собственно, и собирали саммит, особенно даже не удивило - незадолго до этого Лондон не подписал Бюджетный договор.
* * *
Крепко связанный «особыми отношениями» с вершителями судеб своей бывшей заокеанской колонии, Лондон всегда относился к проекту общего «европейского дома» настороженно, но участие в проекте принимал, дабы вся конструкция не выпала из англосаксонской картины мира.
В Брюсселе вовлекали королеву морей в строительство «евродома» постепенно и аккуратно. И Лондон это устраивало до тех пор, пока участие в проекте приносило Альбиону больше дивидендов, чем накладывало обязательств.
Так, Британия согласилась в рамках европейской языковой Хартии не только объявить региональными языками гэльский (шотландский), скотс (англо-шотландский суржик), но и возродить валлийский, ирландский и прочие кельтские наречия, на которых там уже давно не говорят. Принятие решения о языках Лондон не тяготило. Оно не меняло повседневную жизнь острова, разве что в Уэллсе и Шотландии появились двуязычные дорожные указатели, а английский на всякий случай объявили официальным языком Соединенного королевства, хотя шотландский ему не конкурент. Ирония еще и в том, что евробюрократы лишь в 2005 году догадались включить ирландский в число рабочих языков ЕС. Но ”сразу” не получилось: из-за отсутствия знатоков языка в своем аппарате. Нашли их только в 2007-м.
Британцы даже согласились перейти и на десятичную систему мер и весов, которой пользуется вся Европа, отказавшись от миль, дюймов и прочего. Хотя они и сами к тому давно стремились. С 1995 г. пытаются внедрить метры и литры, но споткнулись на принципе - пинте пива, равной 568 миллилитрам. Пить пиво порциями по пол-литра британцы принципиально не согласны, поэтому пошли ирландским путем – воду меряют литрами, а пиво по-прежнему пинтами. В Брюсселе с этим смирились в надежде, что британцы когда-нибудь научатся пить пиво, как все.
Так что ради построения общего «европейского дома» британцы кое-чем пожертвовали, но всему есть предел. Если еще можно простить Саркози, “забывшего” пригласить в 2009 г. Елизавету ІІ на празднование 65-летия открытия высадки союзников во Франции в 1944 г., то разрешить континентальной Европе устанавливать правила игры для лондонского Сити, что и предусматривают Бюджетный и Фискальный пакты, англосаксы уже не могут.
* * *
Помимо текущих выгод от процесса строительства «евродома» привлекала и вероятность эволюции ЕС в некое подобие Британского Содружества для Европы. Опыт “обустройства” Азии и Африки у Британии огромный, достаточно вспомнить историю Индии, которая за 200 лет из конгломерата княжеств и империи Моголов превратилась в унифицированную британскую колонию и пребывала в таком качестве еще сто лет. Умело управляли. Даже знаменитое восстание сипаев, обученных воевать по-европейски, британцы подавили руками самих же индусов. С таким опытом можно было пытаться строить общий «европейский дом» под себя.
Однако после Второй мировой войны первые и вторые роли в англосаксонском мире были перераспределены. Вашингтон «помог» Лондону довести дело до распада Британской империи под маркой ее трансформации в Содружество. Появившееся в 1951 г. Европейское объединение угля и стали в составе Франции, Германии, Италии и стран Бенилюкса, переросшее в 1957 г. в Европейское экономическое сообщество, а затем в Европейский союз, стало в соответствии с планом Маршалла американским, а не британским проектом.
Великобритания, правда, еще пыталась играть роль ядра глобальной Мир-системы, не желая замечать, что эта роль уже отошла к США. А в Европе инициативу постепенно стали перехватывать Германия и Франция, что американцев как раз до поры до времени устраивало.
Немцы и французы разумно выбрали под размещение институций ЕЭС (затем ЕС) маленькую, но экономически обустроенную территорию средневековой Фландрии, которую после ее окончательного раздела в 1830 г. на Бельгию, Нидерланды и Люксембург нельзя заподозрить в претензиях на гегемонию в Европе (хотя вместе страны Бенилюкс имеют 27 млн. населения, а их ВВП составляет около 10% ВВП Евросоюза и почти равен ВВП Испании).
Великобритания интриговала, пыталась выстроить альтернативу франко-германскому объединению Европы, но в 1973 г. она было вынуждена присоединиться к процессу, увлекая за собой ориентировавшихся на нее Данию и Ирландию. Однако у Евросоюза возникла проблема: в каком качестве включить Англию в союзное разделение труда?
Британия давно не мастерская мира, а житницей Европы она не была никогда. Офис, из которого управляют производством в разных странах мира, банковский центр и торговый посредник, развешивающий чай в своих портах, – таково место Великобритании в международном разделении труда. Источники ее доходов лежат преимущественно вне Евросоюза, и ее корабли все еще стерегут морские торговые пути на базах в Гибралтаре и на Кипре. Все предложения греков-киприотов отдать хотя бы одну из двух британских военно-морских баз под туристическую базу разбиваются о тот аргумент, что корабли Ее Величества на Кипре обеспечивают безопасность судоходства в Суэцком канале. Греческая часть Кипра в Евросоюзе, и у нее от Еврокомиссии экономическая установка на туризм и фрукты тем более актуальная, что режим свободы в офшорных зонах начинают сворачивать во всем мире.
Великобритания и Кипр – маленький и локальный конфликт Евросоюза. Однако есть более значимый – Британия претендует на роль главного офиса в экономике Евросоюза и взамен готова оставить брюссельским клеркам право распоряжаться налоговыми потоками и доходами ЕС от выпуска евро, лишь чуть подработав на печати его банкнот для Словении. Модель, предлагаемую Британией для Евросоюза, можно обозначить так: бизнес-центр в Лондоне, налоговая инспекция – в Брюсселе. Однако эта модель не устраивает Брюссель, и он пытается проникнуть в святая святых Британии – в офисы и сейфы лондонского Сити.
Англосаксонский дух не может выдержать такого надругательства над свободой предпринимательства и бунтует, благо солидная часть источников его доходов происходит из заморских территорий, куда “сухопутным крысам” не добраться. Особенно не нравится лондонскому Сити налог на финансовые операции, предлагаемый Брюсселем, и он ищет союзников.
На мартовском (2012) саммите ЕС таким союзником стала Чехия, премьер которой Петр Нечас тоже отказался подписать Финансовый пакт. Чехия не входит в еврозону и вряд ли станет морской державой или центром банковского бизнеса, но у нее, как и у Британии, есть свой постоянный интерес. Это бюргерская стабильность, о чём, по сути дела, и сказал Петр Нечас в Брюсселе, заявив, что завершение процесса объединения внутреннего рынка ЕС важнее Финансового пакта.
Чехия хочет твердо знать свое место в Евросоюзе, квоты поставок своих товаров и услуг на его рынок и цены на них. Если это ей гарантируют на приемлемых условиях, то Чехия готова подписать Финансовый пакт и впустить к себе какие угодно инспекции ЕС. Разумеется, на выход из ее склада готовой продукции, а не на вход, поскольку на входе не всё гладко, и за какие деньги работают украинские гастарбайтеры и откуда берется сырье, еврокомиссарам лучше не знать. Отказавшись подписать пакт в нынешнем виде, Чехия не “захлопнула дверь” и размышляет: не провести ли по этому поводу референдум, а заодно и референдум о введении евро. Чехия ведет обычный торг с ЕС: сколько ей дадут за присоединение к пакту?
Еврокомиссия и сама не очень верит, что остальные страны, присоединившись к пакту, быстро его ратифицируют, внесут в свои конституции и начнут неукоснительно выполнять. Ирландия, например, пакт подписала, но решила ратифицировать его не в парламенте, а на референдуме. Ирландцы в 2008 году на референдуме сначала провалили конституцию ЕС, а в 2009-м все же ее одобрили, но с жёсткими условиями: Брюсселю пришлось отказать от попыток, во-первых, легализовать запрещённые в Ирландии аборты, во-вторых, ужесточить ирландское налоговое законодательство и, в-третьих, привлечь ирландцев к формированию вооруженных сил ЕС (в нарушение принципа о военном нейтралитете, заложенного в конституцию Ирландии).
Число союзников Великобритании может вырасти – в канун саммита Испания и Нидерланды покаялись в финансовых грехах, хотя в Брюсселе их об этом не просили. Испания призналась, что дефицит ее госбюджета за 2011 г., оказывается, 8,5%, а не 6%, как было заявлено раньше. Голландцы и вовсе предупредили, что 2012 год закончат с бюджетным дефицитом в 4,5% вместо 3%, требуемых условиями Финансового пакта. Обе страны по правилам уже можно штрафовать минимум на полпроцента их ВВП, но у Брюсселя на это рука, похоже, не поднимется.
На фоне настойчивых разговоров о близком крахе евро Лондон приступил к выработке мер по защите британской экономики, поскольку при таком развитии событий фунт стерлингов из статуса третьей мировой валюты поднимается до второй, но с последствиями, которые далеко не во всём ясны. Впрочем, любой вариант сужения еврозоны – это вода на мельницу британского фунта (как конкурента евро), который всё ещё фунт для Восточной Европы, Скандинавии, Латвии и Литвы. Если из ЕС удалят Грецию – фунт может с удовольствием занять в ней место евро.
Однако и континент не бездействует, располагая средствами, которыми можно пустить ко дну флагманское судно королевы морей. Одно из таких средств – продукт политики регионализации Европы под названием “независимость Шотландии”. Об этом мы поговорим в другой статье.
