Есть люди, которые приветствуют союз между христианскими конфессиями как дело благое. Есть другие, которые говорят, что Брестская уния выявила самобытность белорусского народа, что это, мол, его «национальная форма вероисповедания». Ну а если для утверждения такой «формы» применяются обман и насилие? Можно ли их оправдать во имя «национальных интересов»?
Пусть в ответах на эти вопросы нам помогут исторические факты.
Народ против унии
Заключению церковной унии между иерархами Киевской митрополии и папой римским в 1595 г. предшествовали негласные переговоры с католическим духовенством и властями Речи Посполитой. Обсуждались условия, согласно которым состоялось бы подчинение главе Католической Церкви. Было определено, что униаты сохранят традиционный уклад Восточной Церкви и подчинятся папе лишь формально. Но при заключении унии в Риме в 1595 г. от представителей западнорусского епископата потребовали явного одобрения всех особенностей католического вероучения и разрешили сохранять восточные обряды только в той мере, в какой они не будут противоречить учению Римской Церкви. Далее на соборе в Бресте в 1596 г. предполагалось лишь объявить о состоявшемся подчинении открыто.
Однако действия церковных иерархов встретили осуждение со стороны большей части духовенства и мирян Киевской митрополии. Противники унии во главе с представителем Константинопольского патриарха архидиаконом Никифором, двумя западнорусскими епископами, отказавшимися от унии, с участием православной знати, духовенства и представителей церковных братств собрались отдельно от униатов и отвергли унию.
После объявления церковной унии в Бресте оба собора, униатский и православный, обратились к королю Речи Посполитой Сигизмунду III за признанием своих решений. Участники униатского собора просили короля утвердить унию и подтвердить низложение своих противников – епископа Львовского Гедеона и епископа Перемышльского Михаила, настоятелей монастырей и других священников, которые отказались признать унию. Участники же православного собора просили разрешения поставить на место отступивших в унию владык других епископов. Король открыто встал на сторону униатского собора, объявил церковную унию состоявшейся и приказал воеводам, старостам, державцам, войтам и бургомистрам, т.е. всем государственным чиновникам, оказывать поддержку униатам, а их противников карать. Королевские грамоты приказывалось прибить во всех костёлах, церквях, и на торгах. Таким образом, проводить в жизнь соглашение о церковном единстве должны были власти духовная и светская. Однако насилие в вопросах веры породило не только раздоры, но и открытое сопротивление.
Началось с того, что затребовали на суд представителя Константинопольского патриарха архидиакона Никифора, который возглавлял православный собор в Бресте. Ему вменялся в вину шпионаж в пользу турок. Королевский суд, несмотря на недоказанность обвинения и покровительство православного магната князя К. Острожского, принял решение заточить св. Никифора в бывшей столице Тевтонского ордена – Мальборкском замке – якобы до выяснения всех обстоятельств дела. Здесь в 1599 г. его уморили голодом
«Каждый сам бывает причиной своего несчастья»
Опираясь на поддержку государственной власти, униатский митрополит и активные униатские епископы (Кирилл Терлецкий, Ипатий Потей) принуждали принять унию подведомственное духовенство. Кто отказывался это делать, того лишали права служения и изгоняли, храмы запечатывались. Начало унии ознаменовалось для не принимавших её священников цепями и тюрьмами (об этом писал современник событий, киевский архимандрит Захария Копыстенский в сочинении «Палинодия»). За церкви в имениях оставшихся верными православному исповеданию шляхтичей и магнатов, а также в городах, где были сильны церковные братства, началась упорная борьба. Здесь униатских владык не считали законными пастырями, к их распоряжениям не прислушивались, а требовали себе посвящения новых епископов. В Киев, например, митрополичий униатский наместник Антоний Грекович был назначен только в 1609 г. После десяти лет упорной борьбы за укрепление унии и своих прав на Софийский собор Грекович был схвачен и утоплен казаками в Днепре.
Похожая участь постигла и другого ревнителя унии и католичества – архиепископа Полоцкого Иосафата Кунцевича. В обширной Полоцкой епархии (города Полоцк, Витебск, Орша, Могилёв, Мстиславль) до его назначения уния была известна только по имени. В 1601 г. король даже вынужден был угрожать своим судом могилёвским мещанам за их отказ принимать её. Прежний архиепископ Полоцкий Гедеон Брольницкий о проведении унии совсем не заботился, поэтому Иосафат Кунцевич, вступивший в архиерейские права после смерти Брольницкого в 1618 г., действовал сначала осторожно. Но в 1620 г., после посвящения в Киеве для православных нового епископа Мелетия Смотрицкого, униатского владыку больше знать не хотели. В Могилёв его вообще не пускали. В Полоцке православные вынуждены были собираться за городом в частном доме. Со стороны Кунцевича последовал приказ закрыть храмы в Витебске, Орше и Могилёве, пока не будет признана уния и не будут приняты священники-униаты («добрые католики», как писал Кунцевич канцлеру Льву Сапеге). Встречая упорное сопротивление православных, которые гнушались обращаться к униатским священникам за требами даже в случае крайней необходимости крестить или хоронить умирающих, Иосафат стал действовать еще жёстче. В 1621 г. слуги архиепископа откопали в Полоцке тело похороненного без отпевания ребенка, чтобы совершить заупокойную службу, но родственники умершего не допустили их до этого. Раздражённый Кунцевич приказал вырыть несколько тел православных христиан и выбросить их за кладбищенскую ограду. Этот случай дикого неистовства стал известен во всей Речи Посполитой, о нём говорили даже на варшавском сейме. Последствия не заставили себя долго ждать. Когда в 1623 г. Иосафат приказал схватить в Витебске православного священника, шедшего со Святыми Дарами на Причастие, возмущённые и доведенные до крайности жители ворвались в архиерейский дом, убили Кунцевича и утопили его тело в Двине. Сбылись предупреждения литовского канцлера Льва Сапеги Кунцевичу, высказанные за год до этого: «Что касается опасности для вашей жизни, можно сказать, что каждый сам бывает причиной своего несчастья».
Борьба за храмы велась и в Вильно. По распоряжению униатского митрополита Ипатия Потея двенадцать церквей были переданы униатам. За Троицкий монастырь, основанный на месте казни трех виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, велась тяжба между митрополитом и православным братством. Напротив монастыря на участке, принадлежащем сестрам Волович, была построена в 1597 г. деревянная братская церковь Святого Духа. Принадлежность храма, находящегося на частной земле, не могла оспариваться униатами. Впоследствии при этой церкви устроился монастырь в честь Святого Духа. Действия униатского митрополита в Вильно привели к такому возмущению, что в 1609 г. на Ипатия Потея было совершено нападение: один панский слуга ранил его саблей.
Споры и разбирательства происходили тогда и в Бресте, Минске, Слуцке, Пинске… Не находя правды в судах, православные мещане и шляхта строили церкви на частной земле. Так в Минске в 1612 г. был построен Петро-Павловский собор, старейший из сохранившихся храмов города.
Раздор, который поднялся в Речи Посполитой из-за провозглашения унии, смущал дальновидных государственных деятелей-католиков. Литовский канцлер Лев Сапега писал архиепископу Иосафату Кунцевичу в 1622 г.: «Вместо радости пресловутая ваша уния наделала нам столько хлопот, беспокойств, раздоров, что мы желали бы остаться совсем без нее… [у вас] полны земства, полны замковые [суды], полны трибуналы, полны ратуши, полны канцелярии доносов, жалоб, нареканий, чем скорее не унию укреплять, но разлад, и самый большой союз братской любви разорвать». А королевский секретарь поляк Ян Щенсный писал в 1613 г.: «Я хорошо знаю, что они [православные] переносят со времени Брестского собора. Знаю хорошо и то, что на сеймиках их обнадёживают, а на сеймах поднимают на смех; на сеймиках обещают, а на сеймах фыркают. На сеймиках зовут братьями, а на сеймах отщепенцами. (…) Откуда же распри, если соглашение состоялось? … Но отбирать церкви при помощи гайдуков, терзать исками в трибуналах, хватать священников, выгонять монахов – это не соответствует учению и воле Спасителя нашего».
Вслушиваясь в голоса свидетелей тех событий, рассматривая действия сторон, хорошо видишь, что за внешне привлекательной идеей церковного единства (унии) стояли насилие и обман. «Единство», основанное на принуждении, сопровождаемое наступлением на саму душу народа, – настоящая духовная трагедия.
