Мировое информационное пространство уже не первый месяц скручивается, стягивается вокруг России, очерчивая небольшое поле тем: про войну, про войну, про войну… и еще немного войны на дорожку. Только боевые действия, только противостояние России «со всем миром» во имя её «имперских амбиций», только неприступные крепостные стены и бойницы, ощетинившиеся оружейными дулами. Чтобы с ходу возникало ощущение: нет, нельзя с таким договариваться. Не может такое отвечать не выстрелом, а человеческим словом или художественным произведением.
Наши собственные бывшие граждане старательно поддерживают образ «русского Мордора», неустанно жалуясь в сетях и в интервью, на культурных мероприятиях, в СМИ: Россия больше не имеет талантов, не прислушивается к голосу искусства, не интересуется культурными явлениями, она глуха ко всему, кроме пушек, особенно сейчас, когда мы уехали. Дабы поддержать эту ложь, мировая общественность готова поступиться своим неистребимым любопытством, готова замолчать любые факты. Например, тот факт, что Россия все-таки победила в Каннах в самый разгар буйства русофобии, в эпицентре остракизма, на фестивале, куда Россию не допустили (Кирилл Серебренников привез свой фильм «Жена Чайковского» не от РФ, а в качестве, так сказать, свободного художника – в качестве оного и проиграл по всем номинациям.)
В этих условиях, несовместимых с «подсуживанием» или хотя бы с доброжелательным отношением к российскому кино, в номинации «Лучший фильм андеграунда» победил фильм «Последняя любовь» (2017) российского режиссера Дмитрия Фролова. Вы что-нибудь знаете о нём, читали что-нибудь? Встречали сообщения? Встречали, может быть, рассказ об этом фильме? А между тем он получил множество наград, в том числе и на иностранных конкурсах
Однако любые победы нашего кинематографа массмедиа не замечают. Такие уж массмедиа у нас. Никто с этим уже десятилетия ничего сделать не может. Зато газеты-журналы пестрели и все еще пестрят сообщениями, как в Каннах принимали Кирилла Серебренникова, да как он высказался о России, где (внимание!) он получил тюремный срок за хищения, да что писала западная пресса о фильме про безумную нимфоманку, каковой, согласно вИдению Серебренникова, была супруга Петра Ильича Чайковского, да в каком платье актриса, ее сыгравшая, появилась на красной дорожке… Словом, фильм о бурной интимной жизни русского композитора, чьей музыки в фильме не было (за что некоторые критики – западные критики! – назвали фильм «никчемным»), получил полную меру внимания прессы.
Ну а произведение, где, наоборот, уважительно отнеслись к русской классике, прошло незамеченным. Хотя прошло оно по двум номинациям: «Лучший фильм андеграунда» (награду фильм получил) и «Лучший экспериментальный фильм» (не получил). В основе фильма – музыкально-поэтическая композиция «О вещая душа моя» на стихи Федора Ивановича Тютчева, прочитанные за кадром заслуженным артистом России Леонидом Мозговым, на музыку российского композитора, заслуженного деятеля искусств России Сергея Осколкова. Эта композиция послужила основой для философской притчи о любви человеческой и божественной, о круговороте жизни, об упадке цивилизации и о том, что последние станут первыми. Молодые актеры Наталья Суркова и Владимир Золотарь путем «пластического взаимодействия» (здесь можно увидеть многое – и пантомиму, и танец, и мимесис) передают чувства и отношения первых людей, свободных от опыта и предубеждений бесчисленных потомков рода человеческого. По сюжету, с них, Адама и Евы, начинается и ими же кончается человечество.
Как можно понять из этих скупых строк, ничего в российском фильме не было из модных ныне европейских ценностей: ни психических отклонений, ни сексуальных, ни тенденциозно поданных исторических событий, ни такой интерпретации политической обстановки, которая бы угодила коллективному Западу. В фильме не было даже иностранных артистов, взятых на роль исключительно для того, чтобы фильм выглядел более «европейским»; все актеры — россияне, и в кадре, и за кадром. Фильм Дмитрия Фролова как будто задался целью выиграть без популизма, на одном только таланте создателя и исполнителей. И то, что у них получилось, – знак, что русское кино и в самой недоброжелательной обстановке может показать высокий уровень, что оно достойно уважения. Не только подражательство и «западничество» в его наихудших проявлениях обеспечивают победы в конкурсах и фестивалях, что бы ни думали об этом режиссеры вроде Кирилла Серебренникова. Незачем обезьянничать и пресмыкаться, лучше оставаться собой.
Но поддержка со стороны информационных средств россиянам не помешала бы. Хотя бы своих, российских информационных средств. Идет война и на медийном фронте, но мы упорно не желаем ее замечать. Отсюда ли наше коллективное равнодушие, наша слепота, наше невнимание к самому факту победы россиян в престижном мировом конкурсе? Сколько еще побед мы обойдем вниманием, сконцентрировав его на скандальных выходках и не менее скандальных произведениях «бывших сограждан»?
Можно относиться к андеграунду по-разному. Можно по-разному воспринимать западные конкурсы, фестивали, похвалу и критику в адрес России от западного культурного сообщества. Можно, наконец, не считать поводом для восхищения награды от Запада в момент, когда Россия фактически противостоит западному миру. Но зачем их замалчивать? Почему в информационной войне пресса работает на противника, главной целью которого является представление России монстром милитаризма, где нет места никакому искусству, никаким творческим свершениям?
