Состоявшееся 2 июля 1941 года Императорское совещание в присутствии японского монарха определило политику империи в условиях начала советско-германской войны. 1 июля, японское правительство составило послание в адрес правительства СССР, в котором лицемерно заявляло об «искреннем желании поддерживать дружественные отношения с Советским Союзом», о «надежде на скорое окончание советско-германской войны, заинтересованности в том, чтобы война не охватила дальневосточные районы». Верховное командование Японии охарактеризовало это послание как «дипломатическую прелюдию начала войны».
Принятая 2 июля «Программа национальной политики Империи в соответствии с изменениями обстановки» предусматривала продолжение войны в Китае и одновременное завершение подготовки к войне как против США и Великобритании, так и против Советского Союза. Политика в отношении Советского Союза была сформулирована следующим образом:
«Наше отношение к германо-советской войне будет определяться в соответствии с духом Тройственного пакта (Германии, Японии и Италии). Однако пока мы не будем вмешиваться в этот конфликт. Мы будем скрытно усиливать нашу военную подготовку против Советского Союза, придерживаясь независимой позиции. В это время мы будем вести дипломатические переговоры с большими предосторожностями. Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей Империи, мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблему и обеспечим безопасность северных границ».
В своем выступлении на Императорском совещании министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока говорил: «…Что касается сотрудничества с Германией в германо-советской войне, Риббентроп запрашивал нас об этом 26 июня, а затем вновь телеграфировал по этому поводу 28 июня. В это время мы обсуждали содержание документа «О форсировании политики в отношении юга». Мы ожидали войну между Германией и Советским Союзом. Поэтому не следует создавать у Германии впечатление, будто мы уклоняемся от наших обязательств…
Четыре дня спустя после начала войны между Германией и Советским Союзом мы заявили, что война не имеет отношения к Тройственному пакту. И с тех пор Советский Союз не заявлял никаких протестов. Советский Союз запрашивал нас, каково будет отношение Японии к нынешней войне. Мы ответили, что у нас пока не принято решение по этому вопросу…»
В действительности решением Императорского совещания вооруженное нападение на СССР было утверждено в качестве одной из основных целей Японии. Была развернута беспрецедентная по масштабам подготовка к нападению на СССР по плану «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»). Приняв это решение, японское правительство, по сути, разорвало подписанный два с половиной месяца назад советско-японский Пакт о нейтралитете. В принятом документе Пакт о нейтралитете даже не упоминался.
Пытаясь дезинформировать советскую сторону, в тот же день Мацуока на встрече с советским послом заявил, что Япония «намерена строго соблюдать Пакт о нейтралитете». Сразу после этого он встречался с германским послом в Японии генералом Ойгеном Оттом для объяснения смысла этого заявления. «Мацуока сказал, – сообщал Отт в Берлин, – что причиной такой формулировки японского заявления советскому послу являлась необходимость ввести русских в заблуждение или, по крайней мере, держать их в состоянии неопределенности, ввиду того, что военная подготовка еще не закончилась».
Лживые заверения японского правительства не могли скрыть конкретных действий по подготовке Японией вероломного удара. З июля резидент советской военной разведки в Токио Рихард Зорге информировал Москву:
«…Германский военный атташе сказал мне, что японский Генеральный штаб наполнен деятельностью с учетом наступления немцев на большого противника и неизбежности поражения Красной Армии.
Он думает, что Япония вступит в войну не позднее чем через 6 недель. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта со стороны Сахалина на советское побережье Приморья…
Источник Инвест (Хоцуми Одзаки. – А.К.) думает, что Япония вступит в войну через 6 недель. Он также сообщил, что японское правительство решило остаться верным пакту трех держав, но будет придерживаться и пакта о нейтралитете с СССР».
По поводу Императорского совещания 2 июля Зорге сообщал 10 июля: «Источник Инвест сказал, что на совещании у императора решено не изменять плана действий против Сайгона, но одновременно решено и подготавливаться к действиям против СССР на случай поражения Красной Армии. Германский посол Отт сказал то же самое – что Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска. Германский военный атташе телеграфировал в Берлин, что он убежден в том, что Япония вступит в войну. Но не ранее конца июля или начала августа, и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку…»
Одновременно Зорге сообщал, что «германский посол Отт получил приказ толкать Японию в войну как можно скорее».
Сопротивление Красной Армии заставило германское руководство пересмотреть свои взгляды на участие Японии в войне. Если раньше Гитлер и Риббентроп не настаивали на одновременном с Германией участии Токио в войне против СССР, а направляли Японию на юг, против Великобритании, то вскоре они стали требовать ее немедленного вступления в войну на севере. В инструкциях Риббентропа послу Отту, на которые ссылался Зорге, предписывалось: «Продолжать прилагать усилия к тому, чтобы добиться скорейшего участия Японии в войне против России Используйте все имеющиеся в вашем распоряжении средства, потому что, чем раньше осуществится это участие в войне, тем лучше. Как и прежде, цель, естественно, должна заключаться в том, чтобы Германия и Япония встретились на Транссибирской железной дороге до наступления зимы».
Посол Отт телеграфировал 14 июля Риббентропу: «…Я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время… Считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено…»
Однако в Токио ждали сообщения о «решающей победе» Германии. Это побудило германское правительство перейти на язык угроз. Берлин довел до сведения японского правительства, что, если до 25 июля оно не примет решения, предусматривающего «уважение условий Тройственного пакта и Антикоминтерновского соглашения, и не денонсирует русско-японский пакт к этой дате, Германия будет считать себя свободной в своих действиях, и после победы над СССР будет искать наилучшие средства, чтобы использовать свое влияние и силы в своих собственных интересах». Германия давала понять, что без участия в войне Япония не может рассчитывать на овладение советскими территориями на Дальнем Востоке и в Сибири.
Это вызывало беспокойство в Токио, но японское руководство продолжало ожидать наступления «наиболее благоприятного момента» для нападения. Япония готовилась обрушиться на СССР при условии явного поражения советских войск в войне с Германией. Военный министр Японии Хидэки Тодзио подчеркивал, что нападение должно произойти тогда, когда Советский Союз «уподобится спелой хурме, готовой упасть на землю».
Необходимый для завершения подготовки к вторжению в СССР период японское правительство стремилось использовать для оказания давления на Советский Союз с целью вынудить его на серьезные уступки Японии. Расчёт, кроме всего прочего, был направлен на то, чтобы дать Японии повод для нападения, если Москва на уступки не пойдёт. Германский посол в Японии сообщал в Берлин, что японское правительство намерено выдвинуть «решительные требования, которые советское правительство не сможет принять».
В июле японский МИД совместно с руководством сухопутной армии согласовали требования, которые предусматривалось предъявить Советскому Союзу, воспользовавшись его тяжелым положением на советско-германском фронте. Требования были сформулированы в принятом 4 августа 1941 г. на заседании правительства и императорской ставки документе «Основные принципы дипломатических переговоров с Советским Союзом». В документе предписывалось заставить советскую сторону прекратить помощь Китаю, передать или продать Японии Северный Сахалин, Камчатку, советские территории к востоку от Амура, добиться вывода советских войск со всей территории Дальнего Востока. 5 августа сменивший Мацуоку новый японский министр иностранных дел Тэйдзиро Тоёда при встрече с советским послом Сметаниным попытался выдвинуть эти требования к Советскому Союзу.
По существу, правящие круги Японии требовали капитуляции Советского Союза. Перспектива захвата обширных советских территорий путём шантажа устраивала японских генералов, которые, помня опыт поражения на Халхин-Голе, опасались Красной армии. В июле начальник и заместитель начальника японского Генерального штаба армии разъясняли начальникам отделов генштаба: «Применение оружия имеет своей целью разрешение северных проблем. Однако если они могут быть разрешены путем дипломатических переговоров, за которыми будут стоять наши вооруженные силы, то такое решение вопроса будет более желательно».
Выработанная японским руководством «концепция дипломатии перед началом войны» с СССР предусматривала, что, «если в ходе непродолжительных переговоров будут достигнуты политические и стратегические цели, военные действия не будут начаты». Вместе с тем предписывалось «в случае провала переговоров осуществить вооруженное выступление».
В ответ на всё это советское правительство заявило, что в соответствии с договоренностью Япония должна ликвидировать свои концессии на Северном Сахалине, а Пакт о нейтралитете не имеет никакого отношения к вопросу о помощи Китаю. Такой ответ противоречил планам японских правящих кругов, и они продолжали подготовку к нанесению удара по СССР.
Берлин тем временем тем временем требовал от как можно скорее открыть второй фронт на востоке. Японии давали понять, что ей не удастся воспользоваться плодами победы, если для этого ничего не будет сделано.
Однако в японском Генеральном штабе и военном министерстве ждали, когда советское руководство будет вынуждено перебросить большую часть дальневосточных и сибирских войск на советско-германский фронт. Хотелось захватить советские Дальний Восток и Сибирь малой кровью. Посол Отт доносил Риббентропу, что на решение Японии о вступлении в войну против СССР оказывают влияние «воспоминания о номонханских (халхингольских) событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии».
Имея опыт интервенции на Дальнего Востока и в Сибири в 1918-1922 годах, когда неподготовленные к ведению войны в условиях сибирской зимы японские войска несли большие потери и не могли проводить крупные наступательные операции, командование японской армии исходило из необходимости избегать военных действий против СССР зимой. Посол Японии в Берлине генерал Хироси Осима разъяснял гитлеровскому руководству: «В это время года (имелись в виду осень и зима. – А.К.) военные действия против Советского Союза можно предпринять лишь в небольших масштабах. Вероятно, будет не слишком трудно занять северную (русскую) часть острова Сахалин. Ввиду того, что советские войска понесли большие потери в боях с немецкими войсками, их, вероятно, также можно оттеснить от границы. Однако нападение на Владивосток, а также любое продвижение в направлении озера Байкал в это время года невозможно, и придется из-за сложившихся обстоятельств отложить это до весны».
В документе «Программа осуществления государственной политики империи», принятом 6 сентября 1941 г. на очередном Императорском совещании, было решено продолжить захваты колониальных владений западных держав на юге, не останавливаясь перед войной с Соединёнными Штатами, Великобританией и Голландией, для чего к концу октября закончить все военные приготовления. Участники совещания высказали единодушное мнение о том, что для выступления против американцев и англичан «лучший момент никогда не наступит».
14 сентября Рихард Зорге сообщил в Москву: «По данным источника Инвеста, японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в МЧГ (Маньчжоу-Го) на случай выступления весной будущего года в случае поражения СССР к тому времени». И это была точная информация.
