Демократическая администрация США продолжает PR-наступление на дипломатическом фронте, о чем свидетельствует недавний визит в Индию государственного секретаря Хиллари Клинтон. В ходе визита, заинтересованно и с симпатией освещавшегося некоторыми органами индийской печати, Х. Клинтон подтвердила желание Америки «расширять и углублять наши отношения». Конкретным наполнением «многообещающих отношений» считаются следующие инициативы: «оборонный пакт», предполагающий передачу Вашингтоном в распоряжение Дели некоторых «чувствительных» технологий военного назначения; строительство двух атомных реакторов; фактический отказ США увязывать развитие двустороннего сотрудничества в атомной энергетике с подписанием Индией Договора о нераспространении ядерного оружия.
Речь идет о «широкоформатной» американской стратегии в Южной Азии, в которой, как надеются в Индии, ей будет принадлежать решающая роль. Однако Вашингтону приходится действовать в контексте усложняющегося «уравнения» сил как в Южной Азии, так и на сопредельных территориях.
Южноазиатский регион в течение нескольких лет признается экспертами зоной острокризисного развития. Острота и противоречивость социально-политических процессов в Южной Азии связаны в конечном счете с тем, что к многолетнему драматическому развитию отношений между крупнейшими государствами региона – Индией и Пакистаном (еще более ухудшившихся после «бомбейской трагедии» конца 2008 г.) добавилось обострение внутриполитической ситуации в самом Пакистане. Последняя осложняется не только собственными проблемами этой страны, но и вмешательством – прямым или косвенным – внерегиональных сил в социально-политические процессы в Южной Азии1. Речь идет о пребывании иностранных воинских подразделений во главе с США в Афганистане. (Попытка «замирить» эту страну даже американскими военными признается бесперспективной.)
Итак, «квадрат сил» кризиса в Южной Азии.
США. Их повышенное внимание к Южной Азии непосредственно вытекает из сознательного смещения центра тяжести военно-политических операций из Ирака в Афганистан. (Вторая, в течение короткого времени, неудача американских военных может иметь, как признают в Вашингтоне, крайне неблагоприятный «демонстрационный эффект» на позиции Америки в мире). В возникшем сложном стратегическом «уравнении» особая роль отводится Пакистану. Вместе с тем американские официальные лица подчеркивают: объем военной и иной помощи этой стране будет зависеть от готовности Исламабада противостоять Аль-Каиде на собственной территории. Так, в ходе недавней конференции в Токио страны-доноры обещали предоставить Пакистану финансовую помощь в объеме 5,28 млрд долл. для «спасения» национальной экономики. В течение следующих двух лет Соединенные Штаты и Япония, например, предполагают предоставить по 1 млрд долл. правительству Пакистана для восстановления экономики, тогда как объем финансовой помощи от Саудовской Аравии должен составить 700 млн. долл., а от ЕС – 640 млн долл.
Ощущение неизбежности коллапса пакистанской экономики с вытекающими отсюда геополитическими последствиями, растущее недовольство американского общественного мнения «бесконечной» и «бесперспективной» войной в Афганистане - эти и другие факторы вынуждают Запад во главе с США вернуться, в новых условиях, к идее Пакистана как «прифронтового государства в борьбе с исламским экстремизмом». Эту идею образно выразил Р. Холбрук: «Террористы из западного Пакистана планируют деструктивные действия по всему миру… поэтому наш долг – укреплять положение правительства Пакистана». По мнению этого высокопоставленного чиновника, общий объем помощи Пакистану может возрасти до 50 млрд долл. Сама же американская администрация в течение ближайших пяти лет планирует оказывать ежегодную помощь Пакистану в объеме 1,5 млрд долл.
Рассуждая о связанности этой помощи определенными политическими условиями, которые Пакистан должен постоянно исполнять (о чем говорилось выше), эксперты, однако, отмечают: пакистанские власти научились эффективно влиять на военное ведомство и институты национальной безопасности США, тем самым снижая эффективность политического «прессинга» Вашингтона в отношении Исламабада. Впрочем, власти США пытаются повлиять на правящие круги Пакистана через влиятельные в этой стране Саудовскую Аравию и Объединенные Арабские Эмираты, также выступающие крупными «донорами» Исламабада.
Администрация Б. Обамы рассматривает Пакистан и Афганистан как единое геополитическое пространство («АфПак», согласно терминологии американских военных экспертов), поэтому своеобразной «сердцевиной» стратегии США в регионе является «афганизация войны», продолжающейся более семи лет. Смысл «афганизации» состоит в уменьшении потерь воинских подразделений государств НАТО в Афганистане с целью «успокоения» американского общественного мнения к 2011 г., т.е. к началу новой президентской избирательной кампании в США. Эта долгосрочная цель, как полагают американские военные эксперты, может быть достигнута в процессе реализации двуединого замысла: 1) одоления «умеренными» силами в движении Талибан своих «противников» из числа «непримиримых» (подобное разделение сторонников политического ислама ставится под сомнение аналитиками) и 2) «выдавливания» из Афганистана воинов-иностранцев, тесно связанных с Аль-Каидой.
На утопичность подобных расчетов косвенно указывает следующее высказывание министра иностранных дел Ирана М. Моттаки во время все той же токийской конференции: «Региональный подход необходим – по форме, содержанию и организации переговоров, которые, в свою очередь, должны определяться государствами региона». Региональный подход к южноазиатскому кризису, таким образом, исключает «унилатералистский» подход США к афгано-пакистанскому урегулированию, который Америка практиковала последние семь лет. Однако признаков изменения Соединенными Штатами данного подхода пока не наблюдается.
Пакистан в целом сохранил стратегическое значение в системе приоритетов американской внешней политики в Южной Азии. Внутренняя нестабильность в этой стране серьезно обеспокоила американских стратегов внешней политики, теперь в качестве одной из главных задач выдвигающих сохранение существующей политической системы Пакистана. Предыдущая администрация США, настаивавшая, как известно, на форсированной демократизации пакистанского общества без учета внутренних условий для либерализации институтов и практик массового политического участия, немало способствовала обострению всего комплекса противоречий развития этой страны.
В настоящее время центральное правительство не располагает возможностями контроля над всей территорией Пакистана. Правящим кругам так и не удалось превратить страну в государство-нацию, т.е. интегрировать т.н. меньшинства, составляющие около 40% населения, в структуры экономики, власти и политики. Неразвитость горизонтальных связей (т.е. взаимозависимость регионов на независимой от центральной власти основе) имеет следствием устойчивую тенденцию к военно-авторитарному правлению (33 года из 61 независимого развития власть в Пакистане принадлежала армии). В эти годы, особенно во время правления генерала Зия-уль-Хака (1977 - 1988), военные, не имея четкой социально ориентированной экономической политики, делали акцент на развитие «исламской идентичности» и использовали идеи радикального исламизма в качестве инструмента внешней политики для консолидации пакистанского общества.
Второй стратегической ошибкой военного (да и части гражданского) истеблишмента было преувеличение значимости геополитического положения Пакистана для Соединенных Штатов, чем во многом (хотя и в скрытой форме) объяснялось сохранение военного правления и блокирование развития демократических институтов и соответствующих практик в стране. Неизбежным результатом подобной траектории развития общества стала нынешняя незащищенность политической системы Пакистана от периодически повторяющихся экономических кризисов и быстрого укрепления позиций сил политического ислама практически во всех его провинциях. Рост влияния исламистов проявляется на таких разных по уровню социально-экономического развития территориях, как преуспевающий Пенджаб, с одной стороны, и традиционалистская Северо-западная пограничная провинция – с другой. Примечательно, что исламистов поддерживает значительная часть имущих слоев пакистанского общества, включая их «вестернизированные» сегменты. Существует и возможность объединения правых и левых на платформе антиамериканизма. Иначе говоря, тенденции развития массового сознания определенно затрудняют американо-пакистанское стратегическое партнерство.
Можно утверждать: в настоящее время Пакистан не располагает потенциалом проведения самостоятельного и долгосрочного политического курса в Южной Азии. Таким образом, в сформировавшемся «квадрате сил» Пакистан явно составляет «слабое звено», постоянно расшатывающее всю геополитическую конструкцию. Поэтому, помимо решения собственных тактических и стратегических задач, США, Индия и Китай вынуждены сопрягать свои действия с необходимостью сохранения единства и территориальной целостности Пакистана.
В сложившихся условиях возникли значительные трудности в реализации своих интересов и у Индии, активно стремящейся использовать улучшение отношений с США к своей выгоде. Однако к началу 2009 г. выявились факторы, препятствующие развитию отношений в Южной Азии по «индийскому сценарию».
1. Смена администрации в США на фоне углубляющегося мирового финансово-экономического кризиса. Б. Обама и его коллеги осознают первостепенное значение американо-китайских отношений для стабилизации экономической системы Соединенных Штатов, что объективно ограничивает возможности Индии добиться поставленных целей в регионе, прежде всего в отношениях с Пакистаном. Помимо этого, нынешняя американская администрация в своей южноазиатской политике исходит из признания значительного влияния Китая в Пакистане, включая экономические и военно-технические аспекты внешней политики КНР на данном направлении.
2. Индийская политическая элита понимает ограниченную эффективность силового давления на ослабленный Пакистан, поскольку дезинтеграция этой страны не соответствует долгосрочным интересам как Пекина и Вашингтона, так и самого Дели. Очевидно, с данным обстоятельством связана сдержанность располагающей достаточным военно-техническим потенциалом для «хирургического вмешательства» Индии после трагических событий в Мумбае (Бомбее), причастность Пакистана к которым считается «доказанной».
3. Заметное ослабление военно-политического влияния США в мире, что делает труднореализуемой идею части индийских «стратегических элит» (включая академическое сообщество страны) по встраиванию Дели в американоцентричное мировое экономическое и политическое пространство. Характерно, что ошибочность подобных построений была подвергнута развернутой критике как правыми, так и левыми в ходе нынешней избирательной кампании. Корректировка проводившегося в последние годы внешнеполитического курса потребует времени и будет весьма болезненной для политической и экономической элиты страны. В частности, Дели придется заново выверять баланс своих отношений с Вашингтоном и Пекином, в том числе с учетом той роли, которую играет КНР в политике США во время мирового кризиса.
Географически Китай не принадлежит региону Южной Азии, однако, благодаря отношениям с сопредельными государствами (Пакистаном, Индией, Бангладеш, Шри-Ланкой, Непалом), КНР активно присутствует на данном экономическом и политическом пространстве. Среди государств южноазиатского региона наиболее активным внешнеполитическим (и внешнеэкономическим) партнером Китая является Пакистан. Последний остается не только долголетним противовесом Индии, но и превращается в невольный источник возможного обострения национально-этнических противоречий в наиболее населенной стране мира.
Так, укрепление позиций сил политического ислама в Пакистане оказывает всевозрастающее влияние на положение в беспокойном Синьцзян-Уйгурском автономном районе, где все еще сильны сепаратистские настроения. Китайское руководство, учитывая неэффективность центральных властей Пакистана в нейтрализации исламистов, активно развивает прямые отношения с региональными элитами этой страны. Так, недавно был заключен договор об экономическом, инвестиционном и культурном сотрудничестве с властями Северо-Западной пограничной провинции, преследующей цель ограничить здесь влияние сил радикального ислама. Китай готов посредничать между Индией и Пакистаном в улучшении двусторонних отношений, хотя индийская сторона вежливо, но твердо отказывается от подобных услуг. Развивая отношения с Индией, Китай делает особое ударение на форсированном развитии внешнеэкономических связей между обеими странами, полагая, что «территориальный диспут» и память индийцев о конфликте 1962 г. постепенно станут достоянием истории.
Объективно оценивая действия Пекина в Южной Азии, некоторые индийские внешнеполитические и военные эксперты вынуждены признать: 1) политика КНР не является логическим продолжением геополитической активности императорского Китая, а скорее направлена на укрепление своих позиций в сопредельных регионах, тем более что в Южной Азии в последние 6 - 7 лет наблюдается явная активизация военно-политической деятельности США2 и 2) действия китайских властей есть не что иное, как «мягкое обратное сдерживание» некоторых беспокоящих Китай внешнеполитических инициатив Америки, как-то: «союз четырех демократий» АТР (т.е. «антикитайская коалиция» Соединенных Штатов, Японии, Индии и Австралии). Однако в целом китайско-индийские отношения отличаются взаимной корректностью, прагматизмом и стремлением обеих сторон мыслить категориями внешнеполитической перспективы.
* * *
«Квадрат сил» - это не устойчивая геополитическая конфигурация, а возникшая в конкретных условиях Южной Азии 2008-2009 гг. комбинация сил и интересов, отражающая основные тенденции региональной политики. Однако это сложное «уравнение», не решая основных проблем государств Южной Азии, определенно стабилизирует региональный кризис, вводит его развитие в допустимые для международной системы рамки.
Российская дипломатия сталкивается с сознательным расширением Соединенными Штатами объема и содержания понятия Центральная Азия: Вашингтоном активно используется концепция «Большой Центральной Азии» с включением в этот регион не только Афганистана, но и Ирана, Пакистана, Индии. Администрация Б. Обамы деятельно занимается «прокладкой» газопроводов в обход России, поисками новых, альтернативных российскому маршрутов в Афганистан (через Каспий, Таджикистан и Узбекистан), совместно с Японией формирует платформу сотрудничества с Казахстаном в атомной области, фактически за счет РФ.
Представляется, что в сложившихся условиях отечественной дипломатии целесообразно, в определенном смысле, принять концепцию «Большой Центральной Азии». Речь идет о том, что Россия должна решительно вернуться не только в Афганистан, но и в Пакистан, тем более что правящие круги последнего жизненно заинтересованы в нашей стране как важном элементе сложного геополитического «уравнения» в Южной Азии._____________________
1 В последние годы в южноазиатский регион все чаще включаются тяготеющие к нему исторически и культурно сопредельные страны - Афганистан и Иран.
2 Однако индийские военные пока не готовы принять подобную логику. В недавно опубликованном министерством обороны Индии докладе не исключается военный конфликт Индии и Китая в течение ближайшего десятилетия.