В русле поиска подлинных виновников Второй мировой войны объективные исследователи неизменно обращали и обращают внимание на англо-саксонские финансовые и политические круги. Именно их действия предопределили политику «умиротворения» А. Гитлера, полностью провалившуюся и лишь спровоцировавшую фашистскую Германию на реализацию ее экспансионистских планов.
Весной 1939 г., захватив Чехословакию, Гитлер продемонстрировал, что больше не нуждается в согласии Н. Чемберлена и Э. Даладье на осуществление агрессивных действий. В странах Европы нарастал страх перед нацистской агрессией, крепло недоверие к политике англичан и французов, не сумевших обеспечить европейскую безопасность. В результате Англия и Франция оказались перед перспективой утраты влияния на континенте.
Внимание историков, описывающих события 1939 г., как правило, сосредоточено на англо-франко-советских либо советско-германских дипломатических контактах. Создание объективной картины, однако, невозможно без учета еще одной составляющей европейской политики: англо-германских взаимоотношениях, которые после аннексии Гитлером Чехословакии отнюдь не прекратились. Более того, есть все основания полагать, что основная идея политики «умиротворения» – достижение соглашения с Германией на базе раздела сфер влияния в мире – весной 1939 г. по-прежнему имела значительное число сторонников среди представителей британского истеблишмента.
Позиция правительства Великобритании в этот период характеризовалась следующим. С одной стороны, ультиматум о передаче Данцига, предъявленный 21 марта Гитлером правительству Польши, вызвал в Лондоне серьезное беспокойство. На заседании парламента премьер-министр Чемберлен заявил, что если Германия станет обладательницей ресурсов Польши, то это будет иметь плачевные последствия для британских интересов. С другой стороны, вооруженное противоборство со странами «оси» представлялось в Лондоне столь тяжелым испытанием, что его следовало стремиться избежать. Поэтому правительство Чемберлена предполагало продолжить политику уступок третьему рейху, в то же время путем демонстрации силы оказав на него определенное давление. В частности, признавалась возможность передачи рейху Данцига и польcкого коридора. Однако захват Гитлером всей Польши расценивался уже как недопустимое изменение баланса сил, и поэтому 31 марта британское правительство предоставило Польше гарантии независимости.
Следует подчеркнуть, что предоставленные Польше, а затем некоторым другим европейским странам гарантии независимости не предполагали сохранение их территориальной целостности. Таким образом, вопрос о возможности изменения границ государств оставался открытым. Также нет оснований рассматривать гарантии как свидетельство подготовки Великобритании к войне с Германией – они являлись, скорее, лишь демонстрацией твердости, продиктованной стремлением удержать Гитлера от дальнейшей агрессии. Характерно, что правительства Англии и Франции не обсуждали вопрос, смогут ли они выполнить гарантийные обязательства. Последние рассматривались как некий предохранитель, который удержит Германию и сделает ненужным вмешательство в вооруженный конфликт.
Эти надежды, однако, были напрасными: предоставление Польше гарантий не произвело должного впечатления на Берлин. И. Риббентроп 1 мая 1939 г. выразил уверенность, что «в случае военного столкновения англичане преспокойно бросят Польшу на произвол судьбы». Интенсивные приготовления нацистов к войне продолжались.
Подобного мнения придерживались и многие сторонние наблюдатели: посол Швеции в Великобритании Б. Прютц, например, в конце июня сделал вывод, что «в случае осложнений в отношениях между Германией и Польшей Англия и Франция воздержатся от вмешательства».
Это убеждение было не беспочвенным. Руководство Великобритании находилось в плену неадекватных представлений, предпочитая, несмотря на интенсивные контакты с Советским Союзом, держать для Гитлера дверь открытой. Уже 3 мая на заседании правительства Чемберлен высказался за возобновление англо-германских экономических переговоров. Сохранился один из рабочих документов Форин офис – «Меморандум для лорда Галифакса», датированный 5 мая. Задача британской дипломатии в нем была сформулирована следующим образом: «Ни в коей мере не в ущерб решимости оказать сопротивление любым посягательствам Германии на независимость других стран… Великобритании все же следует прилагать искренние и серьезные усилия для удовлетворения любых обоснованных претензий Германии и старательно избегать ее экономического окружения или удушения».
В полном соответствии с этой стратегической задачей министр иностранных дел Э. Галифакс в ходе англо-французских консультаций в Париже выступил за «урегулирование» вопроса о Данциге, допускавшее установление над ним немецкого контроля. Спустя несколько дней, Чемберлен известил свой кабинет о готовности Англии «обсудить все нерешенные проблемы на основе более широкого и полного взаимопонимания между Англией и Германией». В начале июля Галифакс сообщил, что готовится правительственное заявление в парламенте, идея которого – оставить открытой возможность «определенной ревизии существующих ныне соглашений в отношении Данцига».
Таким образом, территориальная целостность Польши вполне могла быть принесена в жертву во имя тех самых идеалов «умиротворения», которые осенью 1938 г. привели Чемберлена и Даладье в Мюнхен. В упомянутом выше меморандуме от 5 мая говорилось: «Наша страна (Великобритания – Ю.Н.) должна обеспечить, чтобы Польша не втянула нас в войну из-за своих необоснованно высоких требований». На полях документа сохранилась красноречивая помета лорда Галифакса: «Конечно же, нет!»
Что касается перспектив создания англо-франко-советской коалиции, то Чемберлен и его окружение не раз выражали сомнение в целесообразности сближения с СССР. Весьма показательным является следующее высказывание британского премьер-министра: «Сам я настроен настолько скептически относительно ценности русской помощи, что абсолютно не считаю, что наше положение сильно ухудшится, если нам придется обойтись без них». Летом 1939 г., согласившись принять участие в трехсторонних переговорах военных миссий в Москве, правительство Великобритании вовсе не испытывало желания завершить их подписанием документа, налагавшего на Лондон какие-либо обязательства. В связи с этим на заседании британского военного совета Галифакс заявил: военные переговоры с Советским Союзом в конечном счете не так важны, они просто будут препятствовать ему «перейти в германский лагерь».
Уверенность британских лидеров в правильности избранной стратегии дополнялась их личной неприязнью к России и ее представителям, прорывавшейся в частных беседах и переписке. «Неумытыми мусорщиками» называл советских дипломатов заместитель министра иностранных дел А. Кадоган. В.М. Молотов характеризовался как «невежественный и подозрительный мужик, крестьянин», чья неуступчивая позиция на переговорах заставила Галифакса заявить, что советский нарком «совсем потерял рассудок».
Наиболее серьезный политический проект англо-германского сближения, в перспективе означавший возможность достижения очередного соглашения – «второго Мюнхена», связан с именами ближайших сподвижников Чемберлена Х. Вильсона и Р. Хадсона. В июне и в июле 1939 г. Вильсон в Лондоне несколько раз встречался с одним из высших немецких чиновников, ответственных за выполнение четырехлетнего экономического плана, Г. Вольтатом. Британский чиновник повторил то, что ранее было уже озвучено Галифаксом: во власти Гитлера не прибегать больше к войне, и в этом случае англо-германское сотрудничество вполне возможно.
В июле уже Хадсон предложил план германо-британского экономического сотрудничества и колониального развития, включая крупный британский заем Германии, в обмен на мирную внешнюю политику. Информация об этом просочилась в прессу, и Чемберлен был вынужден давать объяснения в парламенте, где признал, что не только Хадсон, но и Вильсон не раз встречались с Вольтатом, однако, делали они это якобы по собственной инициативе. Скандал, поднятый «антимюнхенской» группой британской общественности (в первую очередь парламентской оппозицией) в связи с подготовкой нового соглашения, затруднил правительству Чемберлена осуществление шагов, направленных на достижение очередного компромисса с Берлином.
В Москве с недоверием отнеслись к оправданиям Чемберлена. Даже если допустить, что в данном случае британский премьер не лгал, ясно: если бы он был всерьез озабочен исходом ведущихся в тот период англо-франко-советских переговоров, Хадсон был бы отправлен в отставку, чего сделано не было.
Истинная позиция Чемберлена тем не менее нашла отражение в его частной переписке, где премьер засвидетельствовал, что «экономические идеи», которые Хадсон выдал Вольтату, обсуждались в правительстве уже 12 месяцев. По мнению Чемберлена, получив эти предложения, Гитлер должен был понять, что «у нас (Великобритании. – Ю.Н.) серьезные намерения», и это должно было удержать его от большой войны.
Историк М. Карлей отмечает, что раздражение Чемберлена в связи с этим инцидентом было вызвано в первую очередь тем, что информация о предложениях британского правительства раньше времени просочилась в печать. В одном из писем сестре премьер-министр, досадуя по поводу инициативы Хадсона, писал: «В настоящее время налажены иные, более надежные каналы, посредством которых можно поддерживать контакты, ибо очень важно, чтобы те в Германии, кто хотел бы прийти к взаимопониманию с нами, не теряли присутствия духа… Мои критики, конечно, думают, что приходить к какому-либо соглашению с немцами без тщательной проверки их истинных намерений было бы просто ужасно… Но я не разделяю этого мнения. Давайте лучше убедим их, что шансы выиграть войну без катастрофических последствий для экономики слишком малы, чтобы надеяться на это. Но вывод из этого должен последовать такой, что у Германии есть шанс заслужить наше доброе и справедливое к себе отношение и возможность, что будут учтены все ее разумные интересы, если она откажется от идеи добиться всего этого от нас силой и сумеет убедить нас в этом…»
Что именно имел в виду Чемберлен, говоря о «новых каналах», посредством которых до сведения руководства третьего рейха доводилась информация о желании Великобритании «договориться»? Возможно, речь идет о посреднических усилиях секретаря Англо-германского общества промышленника Э. Теннанта, который с санкции премьера в июле 1939 г. несколько раз встречался с Риббентропом, а также владельца газетного концерна «Эллайд ньюспэйперс» лорда Кемсли. Последний посетил Германию в конце июля и 27-го числа был принят Гитлером. Сохранился отчет Кемсли, представленный им британскому премьеру по возвращении в Лондон. Согласно этому отчету, Кемсли прямо дал понять нацистскому фюреру, что правительство Британии рассматривает Мюнхенское соглашение как образец англо-германского сотрудничества и намекнул на желательность личной встречи между Чемберленом и Гитлером. В ответ Гитлер высказался о желательности обменяться предложениями в письменном виде. Однако, когда Чемберлен и Галифакс в начале августа запросили Берлин о сути немецких предложений, Гитлер дезавуировал сказанное им лорду Кемсли, отрицая наличие «предмета для подготовки переговоров». Наконец, следует упомянуть о переговорах представителей британского правительства с Г. Герингом, посредником в которых выступил шведский промышленник Б. Далерус, владелец фирмы «Болиндерс фабрик А/В». Через этот канал стороны также немало сделали для прояснения позиций друг друга.
Получая все новые свидетельства о желании Чемберлена и Галифакса найти новый вариант англо-германского компромисса, Гитлер оценил масштабы вероятных британских уступок и сделал ставку на войну: ревизия польских границ, колониальный вопрос и экономические переговоры его уже не устраивали. Риббентроп впоследствии так излагал позицию своего фюрера: союз с Англией принесет то же самое, что и война, но если Англия хочет воевать, то лучше это делать сейчас, не откладывая.
Объективным и, по сути, единственным результатом ориентации британского правительства на достижение «взаимопонимания» с Германией летом 1939 г. стала невозможность прийти к соглашению с Советским Союзом и срыв англо-франко-советских переговоров о подписании военной конвенции, на которые так рассчитывали в Москве. Убедившись в нежелании Англии рассматривать СССР как равноправного партнера в рамках возможной коалиции против потенциальных агрессоров, руководство СССР в августе 1939 г. приняло решение о сближении с Германией.
___________________________Юрий Никифоров – старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, кандидат исторических наук