2 апреля на телеканале «Культура» состоялся показ фильма польского режиссера Анджея Вайды «Катынь». Этой премьеры ждали, ей было суждено стать событием в российской культурной жизни. Фильм настойчиво позиционировался в восприятии его публикой как правдивый, «вовсе не антирусский», основанный только на фактах, опирающийся на воспоминания немногих оставшихся в живых очевидцев страшных событий 1939-40 гг.
Титры ленты напоминают кинохронику военных лет: черные буквы на грязно-белом фоне. Мэтр старается, чтобы зритель забыл, что фильм художественный, и стал воспринимать его как документальный, т.е. свободный от всякого вымысла. Первый же кадр собственно фильма демонстрирует зрителям некий документ, по умолчанию секретный протокол к пакту Молотова - Риббентропа, и закадровый голос хорошо поставленной дикцией сообщает о том, что согласно этому пакту СССР и Германия поделили Польшу между собой, а польские офицеры, оказавшиеся в советском плену, были расстреляны по приказу Сталина.
Как водится, очередной польский исторический позор преподносится через трагедию простых людей. Само повествование начинает разворачиваться с момента, когда на мосту через реку встречаются две колонны беженцев: одна, спасающаяся от немцев, а другая - от русских. Те, кто бежит от русских, сообщают остальным, что «Советы напали». Небольшое замешательство, но в итоге большинство решает пока бежать от немцев, если не считать жены польского генерала, возвращающейся в Краков на авто.
Следующий сюжет приводит в изрядное недоумение. Советы еще не успели толком перейти границу, а польская армия уже разбита наголову. Офицеры уже отделены от солдат, дисциплинированно строятся в колонны и шеренги, грузятся в эшелоны и едут в Советский Союз. Трогательная сцена прощания подпоручика с женой и дочерью: те подогнали ему велосипед, чтобы бежать, но не таков польский офицер. «Пишите, мама, сразу в плен».
По ходу действия один политически подкованный солдат информирует товарища о том, что Советы не подписали Женевскую конвенцию. Уже здесь понятно, куда клонит весь фильм. Для придания сценарию видимости объективности его авторы время от времени разбавляют повествование выходками гитлеровцев, в частности очень хорошо получился разгон Краковского университета, но при этом все равно дается понять, что эта линия здесь не главная. Немцы у Вайды получаются гораздо более цивилизованными, чем русские. В отличие от русских они не рвали польские флаги на портянки. А комендант лагеря Заксенхаузен, сообщая вдове о смерти ее мужа-профессора, вообще просит при этом принять его сожаления. Учитесь, русские варвары!
Хотя, конечно, если зайти в допущениях далеко, то и среди русских могут быть хорошие люди. Вайда заходит. Вот он, капитан Попов, офицер Красной Армии, в исполнении Сергея Гармаша. Он влюбляется в жену пленного польского офицера, но своим служебным положением при этом не злоупотребляет, добивается ее со всей возможной деликатностью и, естественно, получает от ворот поворот. Но он все равно прячет ее с ребенком от команды НКВД, пришедшей с ордером на арест, и возвращает ее дочери плюшевого мишку. Скажите, разве мог такой человек в советской системе не быть диссидентом, хоть бы и скрытым? Попов такой и есть. Он сообщает полячке, что его отправляют на финскую войну, а там все совсем не так, как говорят по радио. На месте Вайды я бы по ходу фильма сделал Попова власовцем, но приемы Вайды, безусловно, тоньше.
Отдельное повествование посвящено жизни польских пленных в советском плену. Нечеловеческие условия содержания, главным их которых является многоэтажность нар, только оттеняют несгибаемое мужество шляхетского офицерства. Они продолжают приветствовать своего генерала и вообще всячески соблюдать иерархические различия, говорят о политике и уверяют друг друга, что еще повоюют. Еще Польска не сгинела.
Но вот вдруг где-то в апреле 1940 г. поляки перестают писать домой. Повисает зловещее молчание, но еще никто не хочет верить в самое страшное. Его пришлось прерывать комиссии Герхарда Бутца, которая объявила всему миру, что сгинувшие в советском плену польские офицеры расстреляны и при этом расстреляны русскими.
Культурный немецкий офицер приглашает жену расстрелянного польского генерала, ту самую, которая в начале фильма ехала на авто в Краков, к себе в офис, выражает через переводчика соболезнования и просит подписать заявление, осуждающее преступление советской военщины. Жена в душе это преступление осудила, но заявление подписывать отказалась. Мол, чума на оба ваши дома. Дальше зритель ждет пыток, расправы, но не тут-то было. Да, без резких слов не обошлось, что поделаешь - война, но вот мы видим, как женщина с дочерью выходят из фашистского учреждения без конвоя и идут домой. Вдове, правда, на улице немного поплохело, но с кем не бывает? Все в этом сюжете подводит к мысли, что русские бы за такое как пить дать расстреляли.
Едем дальше. Варшава, январь 1945 г. Советские солдаты сбрасывают со здания ратуши флаг со свастикой. «Тысячи рук разорвали на лоскуты ненавистный символ германского господства над древней столицей польских королей», - советский диктор, от имени которого произносится этот текст, судя по всему, был большой шутник. Это событие является рубежным, делящим фильм на две части. Наступило время собирать камни. С немцами разобрались. Но свободна ли родная Польша?
На этот вопрос каждый из героев отвечает по-разному. В фильме нет почти ни одного героя, сочувственно относящегося к СССР. Все антисоветчики, только одни романтики, желающие жить не по лжи, а другие прагматики, которые хотят служить своей Родине даже в тяжелых условиях советского господства. Первых автор, конечно, ставит неизмеримо выше.
Вот сослуживец главного героя возвращается в Польшу в качестве освободителя. На его мундир майора Войска Польского все косятся с едва скрываемой брезгливостью, хотя он никому ничего не делает плохого. Жене своего расстрелянного друга он приносит продукты, но она, кажется, вот-вот кинет ему их в лицо. А на его лице и так какая-то печать неприкаянности. Потом он идет в лабораторию, чтобы попросить профессора передать семье погибшего его вещи. Но профессор разговаривает с ним сквозь зубы. Потом, на митинге, он уводит разбушевавшуюся генеральскую вдову, чтобы ее не забрал военный патруль. На скамейке в парке он признается ей, что участвовал в работе комиссии Бурденко и свидетельствовал о том, что пленных расстреляли немцы. О, каким ушатом презрения окатила его генеральша! А тут как назло еще и два советских офицера прошли мимо и пришлось польскому майору вставать и выполнять воинское приветствие. Это послужило поводом еще для парочки язвительных комментариев. В итоге они расходятся в ночи в разные стороны. Дама не оборачивается.
Последним пунктом назначения на жизненном пути майора стал небольшой бар, где часто собирались польские офицеры. Он попытался еще раз выступить с советской версией катынского расстрела, но сослуживцы выталкивают его на улицу как перебравшего. Дальше все как в песне Талькова:
Вспомнил и командарм о проклятье отца,
И как Божий наказ у реки не послушал.
Когда щелкнул затвор, и девять граммов свинца
Отпустили на суд его грешную душу.
Иными словами, майор застрелился, и только после этого сотрудники судебной лаборатории удосужились выполнить его просьбу. У него возникло сартровское отвращение к самому себе, как сказал бы Андрей Пионтковский.
Зато вот другой герой - положительный. Молодой парень идет поступать в Академию художеств. Заполняя свою биографию, он пишет о том, что его отец убит в 1940 г. в Катыни. В то время как по советской версии катынский расстрел имел место лишь в 1941 г. Что делать? Директор Академии, принадлежащая к лагерю прагматиков, просит его переписать биографию. В ответ следует несколько громких слов, и отрок удаляется. Тем не менее директорша решает утереться и все же принять его. Но до этого не доходит.
Выйдя на улицу, молодой человек тут же срывает с телеграфного столба советский плакат. За ним начинается погоня. Скрыться от этой погони герою помогает оказавшаяся рядом с местом происшествия девушка. Они карабкаются по чердакам, прячутся в подъезда и в итоге все-таки отрываются от преследователей. Герой приглашает девушку в кино, попутно признаваясь ей в любви к голливудским фильмам. Они договариваются встретиться вечером, он неожиданно для себя целует ее в губы и они расходятся, уверенные, что впереди у них целая жизнь.
Однако не тут-то было. Герой снова попадается на глаза советским военным. За ним опять начинается погоня, но конец уже не столь жизнеутверждающий. Его польский юноша находит под колесами грузовика. Отрезок с участием этого героя по времени очень спрессован. Перед нами яркая, насыщенная событиями жизнь на разрыв аорты. Так живут и умирают настоящие польские герои.
Все это может быть очень интересно, но фильм совершенно не отвечает на главные вопросы, существующие в отношении катынского дела. Во-первых, в чем заключался мотив Сталина, когда он принимал решение о расстреле польских офицеров? Более того, этот вопрос в фильме даже не ставится. Массовых расстрелов пленных в СССР не проводилось и в самые тяжелые моменты Великой Отечественной войны и поэтому их еще труднее представить себе в мирное время.
Второй вопрос состоит в том, что если уж Сталин оказался таким кровожадным маньяком, что решил в нарушение всех неподписанных конвенций устроить расстрел польских офицеров, то почему он одних расстрелял, а других нет? Ведь нельзя же сказать, что все интернированные польские офицеры были уничтожены. Даже фильм говорит об обратном. Ведь во время войны на территории СССР была создана целая армия под командованием польского генерала Андерса, которую, правда, в итоге пришлось отправить на Ближний Восток, а также Войско Польское, в котором служил и застрелившийся в фильме майор. Они ведь все комплектовались из поляков.
И третий вопрос – почему расстреливали из немецкого оружия? Неужели Сталин и НКВДешные начальники заранее знали о том, что будет война с Германией, катынский лес окажется под оккупацией и могилы будут раскопаны?
Самые острые вопросы авторы фильма обходят. В основном бьют на эмоции, стараются вызвать у зрителя тот или иной отклик. Высоконравственным польским женщинам противопоставляется замужняя советская военнослужащая, фотографирующаяся в несколько фривольной позе с двумя сослуживцами, один из которых даже кавказской национальности. Это, конечно, непосредственно не говорит о том, что поляков убили русские, но помогает этой мысли устаканиться в сознании.
В общем, нам в очередной раз ездят по ушам.