В начале февраля в Пханмунджоме, на 38-й параллели, разделяющей Северную и Южную Корею, состоялись рабочие консультации между представителями военных ведомств двух корейских государств на рабочем уровне. Целью было согласование повестки дня, времени, места и уровня переговоров на высоком уровне, с предложением о проведении которых выступил в конце января Пхеньян.
Повышенное международное внимание к событию связано с тем, что это был первый межкорейский контакт после беспрецедентного обострения военно-политической обстановки на Корейском полуострове в конце 2010 года. В результате артиллерийской перестрелки вблизи границы 23 ноября ситуация, пожалуй, впервые после войны 1950–1953 годов оказалась на грани полномасштабного военного конфликта. Лишь только благодаря своевременным и энергичным действиям соседних держав, включая Россию и Китай, срочному вынесению корейского вопроса на обсуждение Совета Безопасности ООН эскалации конфликта удалось избежать.
В январе в развитии ситуации наступил качественный перелом: Пхеньян, убедившись в бесперспективности воинственного подхода по отношению к южному соседу, развернул «мирное наступление», выступив с целой серией инициатив о возобновлении межкорейских переговоров в политической, экономической и других областях. Сеул, который поначалу ответил категорическим отказом, все же вынужден был согласиться с идеей организации военных контактов, выдвинутой Пхеньяном, особенно после «мягкого нажима» со стороны своего старшего союзника. В совместном коммюнике по итогам визита Председателя КНР Ху Цзиньтао в США в конце января с/г лидеры этих стран призвали Северную и Южную Корею наладить конструктивный мирный диалог.
После первого дня переговоров казалось, что всё идёт неплохо. Южнокорейские СМИ сообщали об «углубленной дискуссии», проходящей в «жаркой, но деловой атмосфере». Однако уже к следующему дню выявились принципиальные расхождения по всем обсуждавшимся вопросам, преодолеть которые сторонам так и не удалось. 9 февраля после непродолжительного обмена мнениями консультации были прерваны, северокорейская делегация демонстративно покинула зал переговоров и вернулась в Пхеньян, не предприняв попытку договориться о дате новой встречи.
Официальный Сеул характеризует итоги встречи как «полный провал» (участникам не удалось договориться ни по одному из вопросов), естественно, упрекая во всем противную сторону. В сообщении представителя КНДР на военных переговорах в свою очередь вина возлагается исключительно на южнокорейцев. При этом указывается, что в условиях, когда «марионеточные власти» не стремятся к улучшению межкорейских отношений, «армия и народ КНДР не видят необходимости в дальнейшем продолжении диалога».
Судя по имеющейся информации, главным поводом для размолвки стал различный подход к вопросу об урегулировании инцидентов с загадочным потоплением корвета ВМС РК «Чхонан» в Жёлтом море в марте прошлого года и уже упоминавшейся артперестрелкой, в результате которых погибли южнокорейские граждане. В ходе переговоров южане упорно добивались от северокорейцев признания ответственности за обе эти трагедии, наказания виновных и твердых обещаний неповторения «провокаций» в качестве предварительного условия проведения диалога руководителей оборонных ведомств.
Северокорейцы поначалу заняли уклончивую позицию, предлагая обсудить актуальные меры по снижению напряженности на Корейском полуострове, включая урегулирование спора о прохождении разграничительной линии между акваториями Севера и Юга в Жёлтом море и в этом контексте – вопрос о произошедших инцидентах. Однако, поскольку представители РК упорно стояли на своём, главе делегации КНДР не оставалось ничего иного, как вновь огласить известную позицию Пхеньяна, состоящую в том, что Север «абсолютно непричастен» к гибели военного корабля, а что касается обстрела южнокорейского острова, то эти действия были предприняты «в порядке самообороны» - в ответ на артиллерийскую канонаду с его берегов.
Всё это, как и разногласия по ряду других вопросов, предопределило полный провал переговоров - стороны расстались с чувствами усугубившейся неприязни друг к другу.
Северокорейцы, в принципе, были готовы к компромиссам, а заявленная ими исходная позиция создавала основу для решений по вопросам, являющимся предметом острых споров между сторонами. Просчёт южан (или чрезмерная уверенность в своих силах) состоял в том, что они вышли на переговоры, ожидая, что Северная Корея, испытывающая серьезные экономические трудности и, прежде всего, недостаток продовольствия, пойдёт на крупные уступки. Выдвигая мало приемлемые для руководства КНДР предварительные условия, южане явно стремились воспользоваться сложным положением соседа для оказания на него дополнительного давления. Эти расчёты себя не оправдали: демонстрируя определенную тактическую гибкость, Пхеньян вместе с тем показал, что не намерен полностью сдавать свои позиции.
Конечно, здесь есть о чём спорить – углы зрения у аналитиков, следящих за Корейским полуостровом, традиционно различны. Тем не менее в «сухом остатке» мы имеем одно: благоприятный шанс на движение к разрядке в межкорейских отношениях был упущен, а перспективы эволюции ситуации остаются неопределенными. В Сеуле, правда, постфактум заявляют о том, что «держат дверь для переговоров открытой», но неуступчивость южан и отсутствие у них гибкости на данном этапе, похоже, подводят Пхеньян к убеждению о бессмысленности новых попыток контактов с администрацией Ли Мен Бака.
Первые шаги обеих сторон после фиаско на переговорах подтверждают такое предположение. Пхеньян и Сеул сразу же перешли к возобновлению пропагандисткой войны, в том числе в СМИ. Так, северяне разослали письма в адрес 4-х южнокорейских партий, включая правящую, с призывом начать диалог по линии политических партий и общественности, поскольку, мол, переговоры с «властями Южной Кореи» ни к чему позитивному не приводят. Высока вероятность того, что стороны вновь перейдут от попыток серьёзных дискуссий на межгосударственном уровне к острой пропагандисткой полемике.
Возможные последствия такого поворота событий напрямую затрагивают интересы России, да и других соседних стран. Отсутствие переговорных каналов в условиях острого противостояния двух корейских государств может вылиться в новые вспышки конфронтации или вооруженные инциденты, гасить которые крайне сложно. Проблематичным остается и возобновление шестисторонних переговоров по ядерной проблеме Корейского полуострова, прерванных ещё в декабре 2008 года.
В заключение хотелось бы отметить следующее. Устойчивые политические клише увязывают возникновение очага конфликтов на Корейском полуострове с наличием у КНДР военно-ядерной программы и «авантюристичностью» действий «тоталитарного северокорейского режима». На самом деле корни корейского кризиса лежат гораздо глубже. В частности, нельзя не видеть некоторых весьма опасных тенденций в подходе руководства РК к Северной Корее, утвердившихся после прихода к власти в 2008 году правоконсервативной администрации Ли Мен Бака, которая в течение короткого времени перечеркнула весь позитив, накопленный в межкорейских отношениях за десятилетие относительно мирного сосуществования и фактически взяла курс на «расшатывание» существующего на Севере строя.
Урок, который следует вынести из обстановки на Корейском полуострове, состоит в том, что корейское урегулирование зашло в тупик во многом по причине эгоизма и недальновидности обеих корейских сторон. Поэтому выход из тупика надо искать при большей активности и вовлеченности в ситуацию заинтересованных стран, включая Россию, чья безопасность поставлена под угрозу.
