Не ошибемся, предположив, что в течение всех 70 лет, минувших с начала Великой Отечественной войны, общественное сознание ищет ответ на внешне очень простой вопрос: как случилось, что советское руководство, имея, казалось бы, неопровержимые свидетельства о подготовке Германией агрессии против СССР, так до конца в ее возможность не поверило и было захвачено врасплох? В чем причина того, что Сталин, даже получив в ночь на 22 июня из штаба Киевского особого военного округа известие о том, что немецкие части уже занимают исходные районы для наступления по линии границы, заявил наркому обороны С.К. Тимошенко и начальнику Генштаба Г.К. Жукову: не стоит торопиться с выводами, может, все еще уладится мирным путем.
Этот внешне простой вопрос – из разряда тех, на которые люди ищут ответ бесконечно. Один из вариантов ответа – вождь стал жертвой широкомасштабной дезинформационной операции, осуществленной германскими спецслужбами. Личный просчет Сталина в свою очередь автоматически распространился на всех руководящих лиц, которые по должности отвечали за состояние оборонной безопасности страны, независимо от того, соглашались ли они в душе с точкой зрения вождя или нет.
Гитлеровское командование понимало, что внезапность и максимальная сила удара по войскам Красной армии могут быть обеспечены лишь при наступлении из положения непосредственного соприкосновения с ними. А для этого необходимо десятки дивизий, составлявших ударную группировку армии вторжения, переместить непосредственно к линии госграницы. В германской ставке отдавали себе отчет, что при любых мерах скрытности переброску такого количества войск невозможно обеспечить втайне. И тогда было принято невероятно дерзкое решение - и не скрывать переброску войск.
Однако мало было сосредоточить войска вторжения у границы. Тактическая внезапность при нанесении первого удара достигалась только при условии, что до последнего момента будет сохранена в тайне дата нападения. Однако и это не всё: замысел немецких военных состоял также в том, чтобы одновременно воспрепятствовать своевременному оперативному развертыванию Красной армии и приведению ее частей в полную боевую готовность. Ведь даже внезапное вторжение не было бы столь успешным, если бы его встретили уже изготовившиеся к бою войска советских приграничных военных округов.
С 22 мая 1941 г., в рамках заключительного этапа оперативного развертывания вермахта, к границе с СССР началась переброска 47 дивизий, в том числе 28 танковых и моторизованных. Общественному же мнению, а через него разведкам всех заинтересованных стран (не только СССР) было подброшено такое обилие самых невероятных объяснений происходящего, от которого в прямом смысле слова голова шла кругом.
Обобщенно все версии того, в каких целях такая масса войск концентрируется у советской границы, сводились к основным двум:
- для подготовки к вторжению на Британские острова, чтобы здесь, в отдалении, уберечь их от ударов английской авиации;
- для силового обеспечения благоприятного хода переговоров с Советским Союзом, которые вот-вот, по намекам Берлина, должны были начаться.
Как и положено, специальная дезинформационная операция против СССР началась задолго до того, как 22 мая 1941 года первые немецкие воинские эшелоны двинулись на восток. По своим масштабам она не знала равных. Для ее осуществления была специально издана директива ОКВ – верховного главнокомандования германских вооруженных сил. В ней приняли личное и далеко не формальное участие А. Гитлер, министр пропаганды И. Риббентроп, статс-секретарь министерства иностранных дел Э. Вайцзеккер, имперский министр О. Майсснер – руководитель канцелярии президента, высшие чины ОКВ.
Забегая вперед, скажем о личном письме, которое фюрер 14 мая направил вождю советского народа. В нем наличие к тому времени у границ Советского Союза около 80 немецких дивизий Гитлер объяснял необходимостью «организовать войска вдали от английских глаз и в связи с недавними операциями на Балканах». «Возможно, это порождает слухи о возможности военного конфликта между нами, – переходя на доверительный тон, писал он. – Хочу заверить Вас – и даю слово чести, что это неправда...» Фюрер обещал, начиная с 15-20 июня, начать массовый отвод войск от советских границ на запад, а до этого заклинал Сталина не поддаваться на провокации, на которые якобы могли пойти те немецкие генералы, которые из сочувствия к Англии «забыли о своем долге». «Ожидаю встречи в июле. Искренне Ваш, Адольф Гитлер» – на такой «высокой» ноте завершал он свое письмо.
Это был один из пиков дезинформационной операции. А до того по разным каналам, в том числе через прессу нейтральных государств, двойных агентов, используемых «втемную» дружественно настроенных к СССР политиков и журналистов, по официальной дипломатической линии, Кремлю подбрасывались известия, которые должны были укрепить у правительства СССР надежду на сохранение мира. Либо, в крайнем случае, иллюзию, что даже в случае, если отношения между Берлином и Москвой приобретут конфликтный характер, Германия прежде непременно попытается решить вопрос путем переговоров. Это должно было успокоить (и, увы, действительно несколько успокоило) кремлевское руководство, уверенное, что какой-то запас времени ему гарантирован.
В качестве канала дезинформации активно использовались и официальные дипломатические контакты. Упомянутый выше имперский министр Отто Майсснер, считавшийся близким к Гитлеру человеком, чуть ли не еженедельно встречался с советским послом в Берлине Владимиром Деканозовым и уверял его, что фюрер вот-вот закончит разработку предложений для переговоров и передаст их Советскому правительству. Ложную информацию такого рода передавал непосредственно в посольство и «Лицеист» – агент-двойник О. Берлингс, латышский журналист, работавший в Берлине.
Для полного правдоподобия Кремлю подбросили информацию о возможных германских требованиях. Не мелочились, что пусть и парадоксальным образом должно было не напугать Сталина, а уверить его в серьезности намерений германской стороны. В числе этих требований фигурировали то длительная аренда зерновых просторов Украины, то участие в эксплуатации бакинских нефтяных промыслов. Претензиями экономического характера не ограничились, создав впечатление, что Гитлер ждет уступок и военно-политического характера – согласия на проход вермахта через южные районы СССР в Иран и Ирак для действий против Британской империи. Заодно германские дезинформаторы получали дополнительный аргумент при объяснении, зачем соединения вермахта стягиваются к советским границам.
Германскими спецслужбами разыгрывалась многоходовка: одновременно с введением в заблуждение главного противника – СССР распускаемые слухи усиливали недоверие между Москвой и Лондоном и минимизировали возможность какой-либо антигерманской политической комбинации за спиной Берлина.
В самый ответственный момент в ход пошла тяжелая артиллерия. По согласованию с Гитлером Геббельс опубликовал в вечернем выпуске газеты «Фёлькишер беобахтер» от 12 июня 1941 г. статью «Крит как пример», в которой делал прозрачный намек на высадку вермахта в скором времени на Британские острова. Чтобы создать впечатление, будто рейхсминистр пропаганды совершил грубейшую ошибку и выдал тайный план, номер газеты «по личному распоряжению Гитлера» был конфискован, а по Берлину распространился слух о неизбежной отставке министра, впавшего в немилость к фюреру. Газету в розницу, действительно, не пропустили (чтобы не дезинформировать собственных военных и население), а вот иностранные посольства номер получили.
«Моя статья о Крите, – записал на следующий день в своем дневнике Геббельс, – настоящая сенсация в стране и за рубежом… Наша постановка отлично удалась… Из прослушанных телефонных разговоров иностранных журналистов, работающих в Берлине, можно заключить, что все они попались на удочку. В Лондоне тема вторжения снова в центре внимания… ОКВ очень довольно моей статьей. Она представляет собой великолепную отвлекающую акцию».
И сразу после этого была избрана новая тактика – хранить полное молчание. Выражаясь словами Геббельса, Москва попыталась выманить Берлин «из норы», опубликовав 14 июня сообщение ТАСС, в котором опровергались распространявшиеся на Западе слухи о возможном нападении Германии на СССР. Кремль словно приглашал имперскую канцелярию подтвердить это сообщение. Но, записал Геббельс 16 июня, «мы не полемизируем в прессе, замыкаемся в полном молчании, а в день «Х» просто наносим удар. Я настойчиво советую фюреру… нужно продолжать непрерывно распространять слухи: мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время… Я еще раз налагаю запрет на обсуждение темы России нашими средствами массовой информации в стране и за рубежом. До дня «Х» – это табу».
Увы, советское руководство приняло объяснения немцев за чистую монету. Стремясь любой ценой избежать войны и не дать к нападению ни малейшего повода, Сталин до последнего дня запрещал приведение войск приграничных округов в боевую готовность. Будто повод к нападению еще как-то волновал гитлеровское руководство…
В последний предвоенный день Геббельс записал в дневнике: «Вопрос относительно России обостряется с каждым часом. Молотов просился с визитом в Берлин, однако получил решительный отказ. Наивное предположение. Этим надо было заниматься полгода назад… Теперь-то Москва, должно быть, заметила, что грозит большевизму…»
Да, если бы Москва в самом деле всполошилась хотя бы не за полгода, а за полмесяца до часа «Х»! Однако магия уверенности в том, что столкновения с Германией удастся избежать, настолько владела Сталиным, что, даже получив от Молотова подтверждение об объявлении Германией войны, в директиве, отданной 22 июня в 7 час. 15 мин. Красной армии на отражение вторгнувшегося врага, он запретил нашим войскам, за исключением авиации, пересекать линию немецкой границы.
Людская память о тех событиях несет важную социальную функцию – побуждать государство и общество к урокам во имя дня сегодняшнего, не допустить повторения 22 июня 1941 года… Надо ли при этом говорить, насколько продвинулись за минувшие 70 лет вперед технологии обмана вероятного противника, информационно-психологической обработки правящих элит и широких масс? Стратагемы, применявшиеся в политике и военном искусстве еще в Древнем Китае, трансформировались сегодня в теорию и эффективную систему практических действий войск по управляемому воздействию на противника с помощью средств и способов дезинформации. Став элементом оперативной и стратегической маскировки, дезинформация, благодаря появлению современных информационно-боевых систем, доведена едва ли не до совершенства, без нее невозможно представить современную войну. За примерами далеко ходить не надо: агрессия США и НАТО против Югославии, Ирака, нынешнее принуждение Ливии к капитуляции…
При всей изощренности стратегий и технологий дезинформации можно утверждать наверняка: в наименьшей степени уязвимо общество, в котором существует единство власти и народа, объединенных большой целью. К сожалению, о российском обществе наших дней этого не скажешь...
