Так внешне ультрадемократический идеал народного суверенитета вскоре эволюционировал в образец принуждения.
Дж. Талмон
В своей нашумевшей в послевоенное время книге «Истоки тоталитарной демократии» знаменитый историк и философ Дж. Талмон впервые ввёл в лексикон эту выразительную комбинацию противоположных на первый взгляд понятий - «тоталитаризм» и «демократия». И этот политологический «кентавр», надо сказать, очень подошёл для тех политических режимов, чья авторитарная (тоталитарная) власть действует от имени народа и, так сказать, опираясь на народ…
Ещё Гитлер проницательно разглядел за фасадом современных ему либеральных демократий их неприглядное плутократическое естество. Иначе говоря, сращение финансовых и политических верхов общества. «Кто бы нам колол глаза тоталитаризмом!..» - таким был основной посыл его гневных филиппик в адрес Франклина Д. Рузвельта. И кто знает, как повернулось бы тогда колесо истории, если бы в смертельный бой с фашизмом не вступила советская «тоталитарная система»…
Так что же случилось с современными последователями идей Жан-Жака Руссо и Алексиса де Токвиля, жёстко навязывающими миру сегодня принципы «избирательной легитимности», «гуманитарной интервенции», «стратегии смены режимов» и при этом сохраняющими для несогласных страшные застенки Гуантанамо?
«А когда придумали Гуманность и Справедливость для исправления нравов, то стали красть исправленные нравы вместе с Гуманностью и Справедливостью. Укравшего пряжку казнят, а укравшие царство становятся правителями». Эти поразительные строки принадлежат великому древнекитайскому мудрецу и насмешнику Чжуан-цзы (IV в. до н.э.). Чтобы уберечься от злоупотреблений «малых воров», говорит Чжуан-цзы, придумывают замки и запоры, меры длины и веса, государственные институты, законы и нравственные принципы. И это считается разумным государственным устроением. А когда приходят «большие воры», то они крадут государства вместе со всеми этими замками, мерами, институтами, законами и принципами и при этом более других пекутся о «морали» и «нравственности». «Не означает ли всё это собирание добра для больших воров?» - вопрошает Чжуан-цзы современных ему «книжников» и «политологов».
Эти мысли древневосточного мудреца удивительным образом перекликаются с мыслями современного ему персонажа из платоновского «Государства» Фрасимаха: «Частичных нарушителей порядка называют то святотатцами, то взломщиками, то грабителями, то ворами. Если кто-то мало того, что лишит граждан имущества, ещё и самих их поработит, то его вместо этих позорных наименований называют преуспевающим и благоденствующим». И продолжает: «Так вот, Сократ, полная несправедливость сильней справедливости, а справедливость – это то, что пригодно сильнейшему».
Как видим, проблема «захваченного государства» и «захваченной справедливости» (то и другое захватывается «большими ворами») с давних пор не давала покоя мыслителям Востока и Запада. И проблема эта, насколько нам известно, не имеет решения до сих пор.
Возражавший Фрасимаху многомудрый Сократ в конечном итоге поплатился жизнью в борьбе с теми, кто воспользовался этой самой «захваченной справедливостью» в Афинах, чтобы приговорить его к смерти за бесстрашие мысли. Тогда как не менее мудрый, но более благоразумный Чжуан-цзы отказался от поста первого министра в царстве Чу, дабы не лишиться головы в опаснейших дворцовых интригах тогдашних «захватчиков» этого древнего государства.
Конечно, эксперты Всемирного банка, придумавшие термин «захваченное государство» (captured state), изобретатели термина «кумовской капитализм» (crony capitalism), а также отцы-основатели утопических и потому опровергнутых жизнью теорий «либеральной» экономики и «демократической» политики в подмётки не годятся великим диалектикам древности Платону и Чжуан-цзы. Ведь следуй современные умы логике древнекитайского мыслителя и античного мудреца, они без труда добавили бы к понятию «захваченное государство» (captured state) целую «линейку» не менее продуктивных терминов: «захваченная юстиция» (captured justice), «захваченная экономика» (captured economy), «захваченные финансы» (captured money), «захваченный рынок» (captured market), «захваченное общество» (captured society), «захваченная свобода» (captured liberty), «захваченная демократия» (captured democracy) и многое другое. Не говоря уже о «захваченной человечности» (captured humanity) и «захваченной справедливости» (captured justice)…
Феномен узурпации власти денежными мешками (политико-олигархический монополизм) сильно развился за последние два столетия, а клановость и кумовство в политике подверглись впечатляющей модернизации. Варварские формы «капитализации власти» отжили, но сменившие их модернизированные формы клановости сохранили свою традиционную антигосударственную, мафиозную сущность. Кланы Рокфеллеров, Морганов, Ротшильдов, захватившие вместе с печатным станком ФРС всю американскую государственность и мировые финансы, ничем не отличаются по характеру воздействия на общество от легендарных семей Корлеоне и Дженовезе…
Более того, в эпоху постмодерна эти обновлённые формы «кумовских» финансово-экономических, политических и информационных связей в который раз приводят человечество к кризису. Религия «золотого тельца», вытеснившая на Западе христианство, модернизировала свои догматы и убедительно продемонстрировала человечеству свою захватническую силу.
Феномен коррумпированного «захваченного сознания» (captured mind), как раковая метастаза, поражает ум современного человека, порождая в таких «странах-маргиналах», как, например, Молдова, не только невиданные ранее монструозные формы «узаконенного» воровства и коррупции, но и состояние особой политической апатии населения и даже ощущение какого-то всепроникающего экзистенциального кризиса. Под давлением неумолимого роста цен и тарифов, массовой безработицы, политико-административной коррупции и вымогательства отчаявшиеся люди либо массами покидают страну, либо уходят в пьянство, наркоманию, оккультизм, в умственные и телесные извращения. И всё это (у нас в Молдове) – на фоне быстрого сращивания политической, олигархической, судебной, исполнительной и информационной власти.
«Захваченное сознание» определяет «захваченное бытие». Здесь вспоминается одна из максим Фрасимаха: «Справедливый человек везде проигрывает в сравнении с несправедливым», но также и максима Чжуан-цзы: «Люди были прямыми и честными, и не ведали, что это – справедливость; любили друг друга, и не ведали, что это – милосердие; были искренними, и не знали, что это – честность; делали то, что следует, и не знали, что это – доверие». Здесь слово «доверие» (credit) является ключевым. Потому что даже в такой, казалось бы, далёкой от чисто гуманитарных проблем области, как банковская деятельность, мировой финансовый кризис принял именно «кредитную» форму долгового кризиса, переросшего затем в кризис социально-экономический.
Кризиса, который в Молдове усугубился беспределом картельных сговоров и политических заговоров против новорождённой государственности, против народного хозяйства, против гражданского и человеческого достоинства тех, кто населяет страну. Не будем лукавить: это именно наше «захваченное сознание», именно наш «сон разума» породили такое чудовище, как государство, захваченное кумовским капитализмом.
Чжуан-цзы был первым, кто, в соответствии с особой склонностью своих соотечественников к диалектике взаимных превращений противоположных начал, показал, как «захваченная» справедливость превращается в беззаконие, «захваченная» совесть – в наглость и лицемерие, «захваченная» свобода – в рабское повиновение, а «захваченный» разум – в общественный идиотизм и экономическое прозябание. Именно в силу этого диалектического закона, добавим мы, «захваченные» либеральные демократии с неизбежностью превращаются в демократии тоталитарные.
Главной причиной всех наших сегодняшних бед – в Молдове и не только - является насилие со стороны выродившихся либеральных демократий, пытающихся подмять под свой тоталитарный каток национальную личность и государственный суверенитет народов. Одни считают, что мы живём во времена финансового кризиса, другие – в эпоху кризиса экономического, а, по-моему, всё происходящее ясно говорит о другом – о том, что настало время кризиса тоталитарных демократий.
