Первые недели пребывания у власти в государстве представителей пятого поколения китайских руководителей производят сильное впечатление. Речь идёт не только о визите председателя Си Цзиньпина в Москву и о саммите БРИКС в Дурбане, но и о приёме в Пекине премьером Ли Кэцяном сначала министра финансов США, а затем и Генри Киссинджера. Расставлены акценты, обозначены основные проблемы, страны, события и фигуры, значимые для внешней политики КНР… В той же Танзании, которую Си Цзиньпин посетил по пути в Дурбан, в своё время при содействии тогда ещё очень небогатого Китая была построена железная дорога, открывшая соседней Замбии выход к морю. Пекин напоминает миру о своём вкладе в развитие и готов его увеличить.
* * *
Похоже, что уже в ближайшее десятилетие КНР станет крупнейшей в мире экономикой. Замедление темпов роста в этой стране – своеобразная фикция. Поясню на простом примере. В 2012 году прирост ВВП Китая в 7.8% (самый низкий показатель в новом веке) означал прибавку более 700 млрд. долл. (по валютному курсу, то есть по минимуму). Для сравнения: в 2005 году прирост ВВП в 11.3% прибавил китайскому хозяйству «лишь» 270 млрд. долл.
Динамичной, устойчивый и продолжительный рост, давно не ведомый большинству стран планеты, вызывает в КНР фундаментальные сдвиги в общественной психологии. Картина быстро меняющейся экономической действительности создает дополнительные мотивации для бизнеса, населения и государства, возникают атмосфера подъёма, массовый оптимизм. Высок инвестиционный тонус предпринимателей, быстро обновляются основные фонды, формируются средние слои, разворачивается потребительская революция, крепнет экологическое самосознание. Абсолютно надежно финансовое положение Китая, множится число зарубежных должников китайских банков и желающих попасть в эту категорию.
В этом Китай почти противоположен Европе, где роста пока не предвидится, а состояние финансов удручает. Царящее уныние и затягивание поясов усугубляются «парадом эгоизмов» – худшей почвы для выхода из кризиса не придумаешь. И важно, чтобы этот европейский пессимизм не распространился на Россию, психологически привязанную к Старому Свету. Ведь России – и в силу отставания от Европы, и для решения исторической задачи интеграции огромной страны, и, если угодно, для возобновления движения на восток, прерванного в конце прошлого века, – экономический рост необходим.
Сибирь и Дальний Восток все-таки ближе Москве, чем Европа и МВФ, вновь насолившие россиянам – на этот раз на Кипре. Обнимая же мысленным взором нашу гигантскую российскую территорию, можно и нужно воспринимать подъём Китая как уникальную оптимистическую увертюру для решительного восточного проекта России в XXI веке, а кипрский инцидент – как досадную и закономерную неприятность.
Восточная интуиция Москвы, принимающая порой забавную форму «офшора на Дальнем Востоке», к счастью, уже воплотилась в этом веке в реальные трубопроводы, порты, дороги и мосты. Что-то не получилось, но само появление новой инфраструктуры в Зауральской России гораздо лучше, чем закапывание брони и бетона на границе с Китаем в 70-е годы или поголовный поход за китайским тряпьём в 90-е.
То, что многие из российских проектов теперь связаны с КНР, - естественно, а то, что соседнее государство быстро богатеет, – благоприятно. Эта банальная истина служит вполне достаточным основанием для ускорения всестороннего сотрудничества с Китаем, тем более что в 90-е годы РФ потеряла важный темп, отчего теперь непросто встраиваться в промышленную кооперацию с одной из лучших мастерских мира, где уже давно обосновались западные и восточные ТНК.
* * *
Плюсуя к своему весу в мире добрососедские отношения с Китаем, Россия, возможно, выигрывает даже больше, чем Пекин, но об этом, конечно, можно и спорить.
То там, то здесь публике периодически предлагается обсуждать «сдерживание Китая». Я не уверен, что идея сдерживания КНР вообще продуктивна: она из врёмен холодной войны. Даже из США, где подобный курс обозначился в середине 2010 года, обновлённый внешнеполитический штаб шлёт Пекину ясные примирительные сигналы: взаимозависимость двух тяжеловесов мировой политики слишком глубока. Японцам же в феврале велели просто умерить пыл по поводу Сэнкаку. Не подпишутся под «сдерживанием Китая» также ни в Дели, ни в Сеуле.
Не то что модернизацию - простое воспроизводство в промышленности в нынешних условиях трудно представить без узлов, деталей и приборов из КНР: попытки «инсорсинга» в западных странах (под этим словом часто подразумевается возврат производства на родину материнской компании именно из Китая) - пока лишь политическая риторика, изрядно противоречащая законам рынка. Заказать в КНР быстрее и дешевле – таковы современные реалии мирового хозяйства. Чуть ожившая в этом году экономика США сразу увеличила импорт из КНР.
Незападное - не синоним антизападного. Известный сингапурский политик не без оснований полагает, что взаимодействие ценностей Востока и Запада будет ещё плодотворнее, если его не подталкивать искусственно (1).
Замечу, что председатель Еврокомиссии Х.М. Баррозу подчеркнул в связи с визитом Си Цзиньпина в Москву: тесные отношения России и КНР благоприятны для Евросоюза (2). Это нормальная логика в полицентричном мире.
* * *
Примечательно, что с саммита БРИКС в Дурбане планета вновь услышала слова о государствах как организаторах развития и, подчеркну, индустриализации. Перепрыгнуть через этот этап нельзя. Новые технологии могут лишь облегчить, а не заменить аграрно-промышленную стадию. К её ресурсосберегающей фазе большей части человечества ещё только предстоит подойти, наращивая производство и преодолевая бедность трудом, а не подачками.
Индустриальный рывок Китая доказал, помимо прочего, что доклады Римского клуба о пределах роста были и слишком мрачными, и вполне своевременными. Пусть ресурсные и экологические проблемы тяжело нависли над КНР, их решение вполне реально – в том числе в сотрудничестве с Россией и другими поставщиками сырья, в число которых входят и США, не исключающие в долгосрочных прогнозах крупных поставок в Китай сжиженного газа (может быть, так уменьшат свой торговый дефицит).
В то же время продолжение индустриально-аграрного развития (остановка которого чревата слишком тяжёлыми последствиями) означает дальнейшее повышение доли ресурсов, потребляемых на Востоке и Юге – из-за роста населения, инфраструктурного строительства, урбанизации и т.п. При этом происходящее «перетекание» физического потребления основной массы мировых ресурсов в Азию повлечёт за собой и постепенную переориентацию мировых экспортных потоков. На востоке, юге и юго-востоке Азии будут всё больше складываться и мировые цены.
Дефицит чистых энергоресурсов, воды и продовольствия в Китае очевиден, там к тому же очень живо конкретно-натуральное понимание хозяйства, а исторически сложилось иное, чем в Европе и особенно в США, соотношение между пашней и едоками. Естественным образом сложилась в Китае и озабоченность по поводу ресурсов. В силу этих причин следует самым внимательным образом присматриваться к перспективному китайскому рынку. Утвердиться на нём в уже традиционной для России роли надёжного поставщика можно не только по энергоресурсам, но и по продовольствию – товару, «вбирающему» в себя ещё два азиатских дефицита, воды и пашни.
Понятно, что на глобальном уровне конкурентов в этом секторе у России хватает, но есть и ясные ниши, связанные с обострённым пониманием продовольственной безопасности в Азии. Государства этой части света по понятным причинам стремятся диверсифицировать растущий импорт стратегически значимых ресурсов.
Самообеспечение может быть коллективным, надёжным и выгодным в рамках региональных объединений, добрососедских отношений. В Китае, где самообеспечение зерном остается важной политической установкой, зерновое хозяйство в последние годы превратилось в дотируемую отрасль (в 2012 году субсидии превысили 30 млрд. долл., или более 50 долларов за тонну). При этом страна физически уже не может обойтись без закупок сои. Её импорт в 2012 году составил 60 млн. т, сэкономив КНР около 30 млн. га пашни – при всего-то 110 млн. га земель, занятых под зерновыми. Помимо этого, в Поднебесной складывается очень перспективный спрос на экологически чистую сельхозпродукцию.
Важно обобщить имеющийся у КНР опыт международного сотрудничества в агросфере (ещё одна важная тема в Дурбане). Некоторые схемы уже апробированы в двусторонних российско-китайских отношениях, их дальнейшая совместная проработка могла бы стать базой для крупных долгосрочных проектов в Сибири и Казахстане. Запустевшие пространства потенциально имеют значение житницы XXI века. Их освоение можно инициировать и в рамках ШОС – как вопросы продовольственной безопасности.
Китай – не только одна из успешных мастерских мира. Он – крупный международный инвестор, приходящий всерьёз и надолго. Причём вслед за линкорами госкорпораций и банков на мировые рынки в последние годы выдвигаются джонки частного капитала, поднаторевшего в развитии самых разных сфер реального сектора хозяйства. Эти «новые колониалисты» вынуждены предлагать соседним и дальним странам более выгодные условия, чем предыдущие пришельцы. Ничего плохого в этом нет; достаточно взглянуть на Африку, где в новом веке есть экономический рост и конкуренция между внешними донорами – в немалой мере благодаря китайской экспансии на забытый развитыми странами в конце ХХ века континент.
Обольщаться насчёт китайских инвесторов не стоит: они не меценаты, но как не порадоваться появлению в мировом хозяйстве нового крупного источника капитала.
Логика эволюции китайского капитала между тем неумолимо ведёт, учитывая масштабы этой страны, ещё и к созданию независимого глобального финансового центра. Заменять доллар юанем полностью пока никто не собирается, но кредитные и подстраховочные схемы, разрабатываемые теперь ещё и в БРИКС, весьма своевременны. Сдерживание развития, экспорт кризисов и тревог давно стали, к сожалению, регулярным занятием структур, доминирующих в международных финансах. Противовес им необходим, и совсем неплохо, что он утяжелён мощью китайской экономики.
___________________________________
