Очередной саммит лидеров стран АТЭС пройдёт в Индонезии без участия президента США. В этом есть некая символика: обмен мнениями по вопросам улучшения экономической ситуации в мегарегионе и мировом хозяйстве в целом в основном ведут азиатские государства, продемонстрировавшие в новом веке высокие темпы роста, несмотря на периодически накатывающие из-за океана волны кризисов…
В начале второго десятилетия XXI века интересы России в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) выглядят как проработанный и достаточно ясный набор целей. Центральное место среди них занимает улучшение социально-экономического положения населения в восточной части страны, где проживает более 25 млн. человек, в том числе 6 млн. в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Для достижения этой цели необходимо согласованное использование внутренних и внешних ресурсов, в том числе связей со странами АТР. Приобщение к высокой экономической динамике азиатских стран – один из таких ресурсов.
Представляя разные этажи и стадии экономического развития, а также различные внешнеполитические ориентации, азиатские страны АТР по-разному понимают и восточный проект России. Но сам «поворот на восток» воспринимается как вполне естественное для России движение и, конечно же, еще и как признание растущей роли Азии в мировых делах.
Представив восточный проект открытым для внешнего мира (в том числе на саммите АТЭС во Владивостоке в 2012 году), Россия продолжает определять наиболее подходящих партнеров, в том числе для участия в реинтеграции своего гигантского пространства.
Именно в этой логике выстраиваются в настоящее время стратегии ключевых российских игроков: крупнейшие нефтяные корпорации связали трубопроводом Сибирь и тихоокеанское побережье, в планах «Газпрома» продолжает оставаться газификация восточных районов страны, в РЖД намечены реконструкция транссибирской магистрали и БАМа, приняты программы развития малой авиации. Немалые перспективы открывают развитие Северного морского пути, выход на азиатские рынки сибирского СПГ, строительство новых заводов по сжижению газа на Сахалине и в Приморье. Кроме того, крупные государственные заказы получили восточные предприятия ВПК. Все более заметным и влиятельным координатором экономической активности становится созданное в мае 2012 года Министерство Российской Федерации по развитию Дальнего Востока (Минвостокразвития) со штаб-квартирой в Хабаровске.
Преимущественная опора в развитии территорий России к востоку от Урала на российские государственные ТНК имеет вполне очевидные основания. Только государственным структурам под силу на равных конкурировать за новые рынки с мощными азиатскими корпорациями, так или иначе поддерживаемыми национальными правительствами. Исключительно важную роль государственные ТНК играют в Китае. А он теперь является важнейшим российским партнером среди стран АТР. Достаточно упомянуть, что общий объем торговли КНР с Россией превысил в начале нынешнего десятилетия суммарный объем российской торговли с тремя другими крупнейшими партнерами в мегарегионе - Соединёнными Штатами, Японией и Южной Кореей. Поэтому построение симметричных отношений с главным партнером России в АТР требует сохранения ведущей роли российских госкомпаний.
К слову сказать, в азиатских странах АТР преимущественная опора восточного проекта России на государственный сектор встречает куда большее понимание, чем экономическая деятельность тех же российских структур на рынках западных стран, где они часто подвергаются дискриминации.
Нынешнее движение России на восток не случайно сопровождается и постепенным восстановлением ее лидирующих позиций на постсоветском пространстве. Начало реализации концепции Евразийского экономического союза и создание Таможенного союза придает восточному проекту дополнительный вес, позволяя рассчитывать на эффект масштаба, восполнение демографического потенциала, свежую частную инициативу и в конечном счете на повышение плотности пространства, соединяющего тихоокеанское побережье с центральной Евразией – Уралом, Западной Сибирью и Казахстаном.
Уплотнение этого пространства видится и как диверсификация его экономической специализации. Среди перспективных направлений – производство продовольствия, дефицит которого стремительно растет в Китае, модернизация лесного хозяйства и деревообработки, глубокая переработка рыбы и морепродуктов, возрождение тихоокеанского торгового флота.
К числу благоприятных сигналов можно, пожалуй, отнести и тот факт, что сохраняющийся миграционный отток из ряда северных регионов Дальнего Востока несколько изменился в последние годы. Более популярным маршрутом, чем отъезд «на материк», стало движение населения на юг самого региона – в Приморье и Хабаровский край, а также Амурскую область.
Политика России в АТР учитывает несколько силовых линий, которые определяют курс большинства стран этого региона. Прежде всего, речь идет о китайско-американских отношениях и особой чувствительности США к выходу КНР в число мировых экономических лидеров. Мотивация США в отношениях с Пекином определяется не только растущими и, видимо, неизбежными геополитическими амбициями Китая. Тревогу у Вашингтона вызывают два обстоятельства: во-первых, высокая взаимозависимость экономических систем двух стран и, во-вторых, недостаточность у США средств воздействия на независимое поведение КНР – причем не только в АТР.
Реализация восточного проекта России, таким образом, происходит в условиях, когда подъем Китая – теперь уже ее главного экономического партнера в регионе – вызвал усиление алармизма в США из-за собственных финансовых проблем и неудач на Ближнем Востоке. Обозначившийся на рубеже десятилетий «поворот» США к Азии был справедливо воспринят многими как переход Вашингтона к военно-политическому сдерживанию Пекина, хотя в 2013 году Обама и попытался сгладить это впечатление.
Продолжающееся усиление геоэкономического влияния Китая в АТР, активные попытки США противодействовать данной тенденции, геополитическое ослабление Японии под влиянием внутриэкономических проблем и недавнее ухудшение ее отношений с Пекином еще более усугубляют сходство нынешней ситуации с блоковым противостоянием времен корейской или холодной войны.
Поэтому решение усложнившегося уравнения сил в регионе должно сводиться к максимальному увеличению количества активных участников экономических и политических отношений в АТР, преследующему, помимо прочего, цель лишить какую-либо державу возможности диктовать другим государствам, образующим это трансконтинентальное пространство.
В то же время при всей важности прочных связей с Пекином для России и ее восточного проекта сам его евразийский масштаб исключает замыкание на Китай, а в определенном смысле служит и конкурентом китайского проекта «шелкового пути».
Стремление преодолеть замыкание на Китай хорошо прослеживается и в работе российских топливных корпораций, стремящихся диверсифицировать экспорт сибирской нефти и газа в регион, и в такой же практике российских поставщиков вооружений, и во все более активной политике Москвы в странах АСЕАН.
При центральной роли Китая на первом этапе восточного проекта России, уже закрепленной важными подписанными и готовящимися соглашениями, замыкание на Китай было бы для России стратегической ошибкой. И здесь надо особо отметить роль региона Юго-Восточной Азии, ставшего в последние несколько лет пространством энергичного приложения сил основных мировых держав, включая Соединенные Штаты, Китай и Индию.
Высокая экономическая динамика и постепенное превращение АСЕАН в своеобразный символ мирного взаимодействия цивилизаций вызывает особый интерес – в том числе с точки зрения актуального для евразийского проекта изучения имеющихся в мире практик межгосударственной интеграции. В свою очередь государства ЮВА часто связывают обретение ими нового международного статуса с сохранением в ходе экономической интеграции индивидуального политического суверенитета. В этом важное отличие АСЕАН от европейской интеграции. Ущерб национальным суверенитетам многими жителями Старого Света теперь воспринимается как очень болезненная утрата, граничащая к тому же с потерей реальной демократии.
Стоит сказать также о новой роли региона ЮВА как очевидного бенефициара и искусного пользователя складывающегося полицентричного мира. Принимая «ухаживания» более мощных экономических центров, страны АСЕАН в то же время демонстрируют и способность сохранять культурную самобытность, и умение поддерживать слабых участников интеграции, и искусство регулировать межнациональные конфликты.
Восточное направление российской внешней политики объективно повышает и роль для России стран Северо-Восточной Азии. Точно так же участие в российском восточном проекте и Южной Кореи, и Японии может существенно расширить горизонт их самостоятельного внешнеполитического существования.
Заметим, между прочим, что Москва воздержалась от солидаризации с Пекином в его трактовке внешней политики нынешнего японского кабинета.
Восточный проект России может стать и одной из рабочих площадок для межкорейского диалога. Привлечение к нему капитала из Южной Кореи и рабочей силы из Северной Кореи практически возможно.
Социально-экономическое развитие российских территорий к востоку от Урала является открытой программой, способной в тяжелые для мировой экономики и торговли времена внести определенный вклад в повышение темпов роста, обеспечение участников проекта надежными источниками топлива и сырья на будущее, создание на севере Азии емкого рынка и трансконтинентальной логистики.
Сохранение, пусть и не столь быстрого, как прежде, экономического роста в Восточной Азии означает дальнейшее повышение доли мировых ресурсов, потребляемых в этом регионе – из-за роста населения, инфраструктурного строительства, урбанизации, потребительской революции и т.п. При этом происходящее «перетекание» физического потребления основной массы мировых ресурсов в Азию повлечет за собой и постепенную переориентацию мировых экспортных потоков. На востоке и юго-востоке Азии будут в растущей мере складываться и мировые цены.
Экономическое утверждение России на Тихом океане, географически замыкая тему строительства Евразийского экономического союза, возвращает Российское государство к его привычному для соседей историческому формату.
