Законы восприятия жестоки. Как говорил Штирлиц, запоминается только последняя фраза. В гулком информационном шуме наших дней запоминается не последняя, а самая хлёсткая фраза. И фраза о «клоачном» языке действительно резко пахнет. Запоминается только она – безотносительно к тому, что имел в виду профессор Высшей школы экономики. Отчего представитель славных азербайджанского и еврейского народов профессор Гусейнов будет теперь ассоциироваться с клоакой.
В этом есть доля справедливости, учитывая, что профессор, несомненно, относится к так называемому либеральному лагерю. Правда, на фоне классического либерализма российские либералы к настоящему либерализму имеют мало отношения; да и собрались в этом лагере совершенно разные люди – от настоящих патриотов до откровенных русофобов-ненавистников.
Как известно из школьного курса биологии, клоака – это расширенная конечная часть задней кишки у некоторых позвоночных, куда впадают выделительные и половые протоки мочеполовой системы. Там смешивается и генетический материал, способный к рождению нового организма, и то, что предназначено на выброс. В этом отношении профессор Гусейнов теперь воспринимается как «клоачный» – народ сразу опознал в нём казачка из либерального стана.
Теперь обратимся собственно к языку. Нельзя сказать, что русскоязычного культурного человека не настораживает, когда в официальную речь вливаются жаргонизмы и англицизмы с улицы, когда высокопоставленные чиновники позволяют себе обсценную лексику или демонстрируют банальную неграмотность. Однако язык без его носителей мёртв. Людей в мире всё больше, в человеческой массе нарастает процент болезней и отклонений; закон Флинна, который говорит, что люди в целом должны умнеть, не соблюдается, а по новейшим исследованиям проявляет себя с точностью до наоборот. Общий интеллектуальный и образовательный уровень так называемой массы (состоящей, понятно, не из профессоров), падает. Это общемировые процессы, и они не могут не отразиться на языке. Падает качество образования, прежде замкнутые сословия и касты становятся проницаемы – происходит диффузное перемешивание социальных слоёв – всё это сказывается в языке. И если уж говорить о вербальной клоаке, то только по отношению к миру в целом, где тенденции задаёт англосаксонская элита, ограбившая полмира.
Вместе с тем ширится ещё одна тенденция – перемешиванию высокой и низкой лексики «помогают» информационные технологии. Широкий доступ к площадкам, где высказывается кто угодно, дали социальные сети. А узус, то есть общепринятое носителями языка употребление слов, устойчивых оборотов, форм, конструкций, да и в целом активный и пассивный словарь формируется массой, «высказывающейся письменно». В условиях демократии качество общей ткани языка падает.
Конечно, если бы власть никем не рассматривалась как кормушка и на места, определяющие пути развития и качество родной речи, претендовали бы не туповатые увальни, не умеющие связать двух слов, а доктора наук, ситуация была бы иной. Однако сейчас мы находимся в положении, исправить которое быстро и сразу не получится.
Хотя и сейчас ясно, что каждый решает сам, как ему говорить и на кого ориентироваться – на лучших представителей золотого века русской литературы Пушкина и Баратынского, на потомственного алкоголика дядю Петю или на дворника Гасана, прибывшего к нам из бывшей советской республики в рамках культурного обмена.
Чистота стилей, несомненно, упала. Однако профессор (он выразился, согласно данным Википедии, так: «Невозможно днём с огнём найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна») или лукавит, или ходит не по тем «филологическим улочкам». В нашей большой стране есть очаги настоящей русской культуры, и каким бы коммерческим пеплом их ни прикрывало, эти очаги останутся.
Профессора подвели узость и так называемая элитарность мышления, не говоря о банальной неосведомлённости в вопросах культурной жизни русского народа. В этом виноват и информационный шум, когда в поисковых системах Интернета приходится продираться сквозь тонны рекламной клоаки, вываливаемой на нас свободным («либеральным») рынком.
Процессы эти – общемировые. Однако профессор почему-то выбрал русский язык. И русский народ (под которым тут понимаются все русскоязычные люди, уважающие культуру России) ответил в социальных сетях резким неприятием пассажа профессора, окрестив его «клоачным» профессором. Теперь ему придётся долго от этого отмываться (удастся ли?).
По отзывам специалистов, филологи в ВШЭ хорошие. Уровень преподавания там некорректно сравнивать с клоакой, но, как следует из характера этого природного явления, там обязательно присутствует всякое… в общем, ненужные организму выделения.
Так кто есть профессор Гусейнов и подобные ему «филологи», допускающие такие резонансные публичные высказывания? К сожалению, зачастую такими специалистами движет животная ненависть, почему снова обратимся к биологии. Из рыб клоаку имеют только акулы, скаты и двоякодышащие. На акулу и ската профессор не похож. Видимо, всё-таки двоякодышащее – как и многие «артисты», поддерживающие врагов нашей страны и культуры, но зарабатывающие там, где им хорошо платят.
Впрочем, и здесь профессора трудно обвинить: многие ли из нас, положа руку на сердце, могут сказать, что мы делаем не так? Однако мы можем всё же указать на точку, из которой вырос фонтанчик всеобщего негодования.
«Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя», – говаривал Козьма Прутков. Нашего специалиста тоже подвела узость восприятия. Только почему такие перекошенные специалисты получают доступ к микрофону? Вероятно, в обществе есть на это запрос – вот о чём надо бы задуматься...
Так что если профессора и можно в чём обвинить, то только в том, что он занялся экспериментом – пытается играть общественную роль. Людям, не чувствующим народ, его чаяния и движения, этого делать не стоит. Пусть остаются узкими специалистами.
