История появления и функционирования финских лагерей смерти уходит в события весны 1918 года. Уже тогда новые «национально ориентированные» власти Финляндии начали в массовом порядке уничтожать всех неугодных: русских, финнов, карелов, политических оппонентов и т. д. Печальную и страшную известность в связи с этим получили целые регионы, вроде Острова смерти Сантахамина. Здесь был создан концлагерь, расположенный в бывших казармах береговой батареи, неподалеку от песчаного карьера, который использовался для массовых расстрелов.
Арестованные мужчины и женщины на борту катера следующего из г. Гельсингфорс (из концлагеря в крепости Свеаборг) на Остров смерти Сантахамина, май 1918 г.
Вертухаи (охрана) концлагеря на Острове смерти Сантахамин
Палачи (расстрельная команда) и жертвы перед одной из казней
Расстрел солдата, 3 матросов и 7 гражданских (3 женщин и 4 мужчин). Остров смерти Сантахамина, май 1918 г.
Тела расстрелянных жертв – мужчин и женщин
В Гельсингфорсе (будущая финская столица Хельсинки) и его окрестностях новые власти создали сразу 4 концлагеря. В них содержали десятки тысяч пленных финских красногвардейцев и гражданских, арестованных по подозрению в сочувствии «не к тем» идеям или людям. Среди последних было очень много русских – бывших военных, чиновников и служащих, а также членов их семей.
За очень короткое время, буквально за несколько месяцев, в этих лагерях погибли около десяти тысяч заключённых. Позже финское правительство попыталось объяснить все это эпидемией "испанки" и голодом. Заодно признав, что некоторое количество арестованных было расстреляно без суда и следствия. О том, что никакого голода в то время в Финляндии не было, а репутация мясников-лахтарей у многих финнов была вполне заслуженной, финские власти, разумеется, умолчали.
То, что сегодня именуют словосочетанием «финские концлагеря» (фин. Itä-Karjalan keskitysleirit – букв. «концлагеря Восточной Карелии») относится к финским лагерям смерти, созданным уже после 1940 года финским оккупационным Военным управлением Восточной Карелии на территории Карело-Финской ССР.
Их предыстория уходит в события 30 ноября 1939 года, когда началась т. н. Зимняя война между Финляндией и СССР, продлившаяся 105 дней. По итогам мирного договора Советский Союз получил часть территории на север от Карелии. Финны оставили эту землю безлюдной, остались только дома и часть имущества. Поэтому советское руководство приняло решение эти территории заселить.
Стали агитировать бедные крестьянские семьи в глубинке. Обещали лучшую жизнь, жилье, финансовую помощь. Когда выяснилось, что план по переселению не выполняется, на пустующие земли принялись отправлять семьи тех, кто успел провиниться перед советской властью: от проштрафившихся председателей колхозов до т. н. «вредителей» и прочих «врагов народа». Тем не менее целиком план так и не был выполнен – началась Великая Отечественная война. Финляндия вступила в нее на стороне нацистской Германии и вновь захватила эти и другие территории.
Командующий немецкой армией "Норвегия" генерал-полковник Николаус фон Фалькенхорст и генерал-майор финской армии Ялмар Сииласвуо, конец июня 1941 г.
Причем в своей открытой агрессии финны даже опередили немцев! Уже 21 июня главные силы финского ВМФ высадили 5-тысячный десант на демилитаризованные согласно Женевской конвенции Аландские острова. Были арестованы находившиеся там сотрудники консульства СССР. В тот же день подводные лодки финнов приступили к постановке минных заграждений в советских территориальных водах. Заодно выполняя приказ топить любое судно, которое сочтут нужным.
Маннергейм и Гитлер
22 июня диверсионная группа финнов попыталась взорвать шлюзы Беломоро-Балтийского канала. В 3 часа 45 минут вылетевшие из Кёнигсберга немецкие бомбардировщики подвергли массированной бомбардировке Кронштадт. После этого они приземлились на гостеприимные финские аэродромы.
Офицеры гитлеровского вермахта и финской армии на рекогносцировке у финско-советской границы в р-не д. Раате, 01.07.1941 г.
10 июля 1941 года финский главнокомандующий маршал Карл Густав Маннергейм в своем приказе озвучил, что притязания Финляндии распространяются значительно дальше «старой» советско-финской границы 1939 года: «В ходе освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Беломорской Карелии, что не вложу меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не станут свободными. Я поклялся в этом именем финской крестьянской армии, доверяя тем самым храбрости наших мужчин и жертвенности наших женщин. Двадцать три года Беломорская и Олонецкая Карелии ожидали исполнения этого обещания, полтора года Финская Карелия, обезлюдевшая после доблестной Зимней войны, ожидала восхода утренней зари. Бойцы Освободительной войны, прославленные мужи Зимней войны, мои храбрые солдаты! Настает новый день. Карелия встает своими батальонами в наши марширующие ряды. Свобода Карелии и величие Финляндии сияют перед нами в мощном потоке всемирно-исторических событий. Пусть Провидение, определяющее судьбы народов, поможет финской армии полностью выполнить обещание, которое я дал карельскому племени. Солдаты! Эта земля, на которую вы ступите, орошена кровью наших соплеменников и пропитана страданием, это святая земля. Ваша победа освободит Карелию, ваши дела создадут для Финляндии большое счастливое будущее».
За два дня до этого, 8 июля 1941 года, Маннергеймом был подписан ещё один приказ. На этот раз специальный и секретный № 132 – о создании концентрационных лагерей для изоляции этнически не родственных финнам народов («некоренных народов»). Его оригинал и по сей день хранится в Военном архиве Финляндии. В пункте 4 приказа указывалось буквально и предельно чётко: «Русское население задерживать и отправлять в концлагеря».
4 сентября финские части начали захват дотов Карельского укрепленного района и поставили под свой контроль станцию Новый Белоостров. 6 сентября были захвачены деревни Троицкое и Симолово. Тогда же была оккупирована знаменитая деревня Майнила, с выстрелов у которой началась «Зимняя война». Перейдя «старую» границу 1939 года почти на всем ее протяжении, финская Юго-Восточная армия развязала ожесточенные бои в предполье Карельского укрепрайона.
Одновременно части 6-го корпуса Карельской армии двинулись в обход Ладожского озера (через реку Свирь) на Ленинград. Позже командующий корпусом генерал Пааво Талвела признал, что глава Финляндии маршал К.Г. Маннергейм предложил ему командовать этим корпусом именно для атаки бывшей столицы Российской империи еще… 5 июня 1941 года!
Однако слабо укрепленная столица Карелии была гораздо доступнее и привлекательнее, чем бывший Петроград, который в случае победы нацистов, скорее всего, достался бы немцам. Поэтому, когда первое финское наступление на Петрозаводск захлебнулось, маршал разумно предпочел перебросить туда несколько дивизий из-под Ленинграда. Петрозаводск финны заняли 1 октября 1941 года. Этот город станет крупнейшим центром сосредоточения концентрационных лагерей для гражданского населения. Первый из них будет создан уже 24 октября.
Финский концентрационный лагерь в городе Медвежьегорске, фото РИА «Новости»
5 декабря 1941 года Карельская армия финнов заняла Медвежьегорск и вышла к Беломоро-Балтийскому каналу. Отступавшие красноармейцы взорвали шлюзы канала, фарватер которого превратился в нейтральную полосу, разделяющую противников. На этом рубеже дальнейшее продвижение финской армии вперед удалось остановить. За полгода боев войска финско-гитлеровского «альянса» смогли вытеснить советские части из Восточной Карелии, Карельского перешейка и некоторых пограничных районов Заполярья. Однако при этом занять Ленинград и Мурманск или хотя бы прекратить движение по Мурманской железной дороге, Маннергейму и Гитлеру так и не удалось. Несмотря на все усилия финского главнокомандующего и его войск.
«Встреча на Кексгольмском направлении». Худ. Вениамин Брискин, 1941
В то же время свой вклад в блокаду Ленинграда и связанную с этим массовую гибель горожан от голода и обстрелов они внесли. Именно финские войска обеспечивали блокаду Ленинграда с севера. Однако раскаиваться в этом сегодняшние продолжатели дела Маннергейма не намерены. Считающийся главным финским специалистом по истории войны профессор Хельсинкского университета Тимо Вихавайнен и по сей день утверждает, что смерть сотен тысяч ленинградцев – это исключительно вина их самих и отстоявших город советских воинов.
По мнению подобных «экспертов» русским нужно было просто сдаться на милость победителей. И «спокойно жить» на оккупированной ими территории, где почти все нефинноязычные жители были отправлены в концлагеря. К концу 1941 года в них находилось около 20 тысяч человек. К апрелю 1942 года, несмотря на ужасающую смертность, за счет постоянного пополнения число заключенных превысило 24 тысяч человек. Это составило свыше 27% от общего населения, находившегося в зоне оккупации.
По подсчетам деятелей вроде Вихавайнена, за колючей проволокой скончался «всего-навсего» каждый пятый заключенный. Дескать, не то, что в Ленинграде. Правда, с учетом расстрелянных горячими финскими парнями и умерших от холода и голода из-за массовых реквизиций продуктов, оккупация стоила жизни более чем трети русского населения оказавшейся под финнами части Карелии.
Проблему усугубило и то, что советские власти успели эвакуировать не всех жителей. Благодаря этому финнам удалось заключить в специально созданные концентрационные лагеря десятки тысяч людей из числа одних лишь переселенцев 1940-1941 гг. Финские историки Юссила, Хентиля и Невакиви описывают это так: "Финны считали себя освободителями Восточной Карелии… Большинство из них (жителей), однако, относилось к финнам в основном так же, как всегда относятся к оккупантам. Часть русского населения Восточной Карелии (максимум 20 тысяч человек) была отправлена в концентрационные лагеря, в которых питание было особенно плохим".
Клоога, Валега, Палтиски – это наиболее известные концентрационные лагеря смерти, через которые прошли практически все финские узники. Только в Петрозаводске подобных концлагерей действовало 7, в Карелии – 14 (через них прошло свыше 38 тысяч человек), всего – не менее 29 лагерей и спецтюрем.
Один из финских концлагерей в Петрозаводске
Многим из узников финских концлагерей дождаться освобождения не довелось. По «усредненным» данным в них погиб каждый третий заключенный. Согласно более точным подсчетам историка Марьи-Леены Миккола, занимавшейся финскими концлагерями, живым оттуда вышел только один из пяти человек. В целом, по различным оценкам историков, через финские концлагеря в Карелии за все время их существования прошли от 50 до 60 тысяч человек. В их число входят не только представители «ненационального» населения Карелии, но и русские жители тех территорий Ленинградской области, которые были оккупированы финской армией. Большинство заключенных погибли от голода и нечеловеческих условий.
Финский историк Хельге Сеппяля пишет: «На самом деле мы не знаем, сколько советских людей умерло в наших концлагерях, не знаем, сколько находящихся на свободе людей умерло во время войны, и не знаем, сколько карелов и вепсов, увезенных в Финляндию, осталось там по окончании войны. Надо признать, что списки умерших штабом Военного управления составлены крайне небрежно. На основании них можно сделать лишь очень приблизительные выводы, если это вообще возможно».
Узниками финских концлагерей были в основном женщины, дети и старики – мужчин призвали на фронт. Свидетельствует Станислав Васильевич Семенов: «Отец строил Свирьскую ГЭС, и его сразу забрали на войну. Усы у него были, как у Ворошилова, а пенсне – как у Дзержинского. Больше мы его не видели. А нас всех – мать с тремя детьми – погнали в рабство. У “моих” финнов была такая забава: кидать нам, вечно голодным мальцам, вместо картошки “лимонку”. Мы бросались за ней ни о чем не думая. Я тоже однажды полез за “картошкой”. Шарахнуло так, что еле выжил. Травма позвоночника, одна нога короче другой на 4 см. На всю жизнь инвалидом остался».
Финны не разделяли семьи. Просто отряды карателей входили в деревни и населённые пункты и сжигали все на корню. Людей сгоняли в вагоны для скота, следовавшие через Эстонию, забивали в трюмы паромов, плывших в Финляндию.
Свидетельствует узник Николай Абрамович Иванов: «Нас погрузили на паром. Сказали, что едем в Финляндию, будем работать на тамошних фермеров. Загнали в трюм, как скотину. Раньше в нем уголь возили, дышать было нечем. Бабушка умерла на второй день пути. “Хоть одним глазком увидеть небо, вдохнуть чистого воздуха!” – мечтали мы с пацанами. По очереди вытаскивали головы из трюма, и тут же получали палкой по башке. В глазах – звезды, во рту – кровь. Двое мальчишек из нашей деревни умерли в пути от скарлатины».
Вспоминает узник Иван Абрамович Пугонен: «Шторм был жуткий, деревья вырывало с корнем. Нас несколько дней болтало по морю, в итоге – сбились с курса. Вместо Финляндии прибило к Швеции. На берег никого не выпустили. И снова в море. Одна бабушка умерла еще в лагере, другая – в трюме. И снова лагерь, неподалеку от порта Раума. “Свиньи русские! Вы – наши рабы!” – кричали нам “покупатели”, но мы на это уже не обращали внимания».
Прибывшие на место огромные массы людей – стариков, женщин, детей, в том числе грудных, сгонялись в крохотные, не приспособленные для жизни помещения. По замыслу руководства этих заведений, русским жить в них не стоило. Им там предстояло умереть.
Свидетельствует узник Герман Иванович Щеглов: «Когда нас везли в концлагерь №3, в Мусталампи, хлебнули уже по полной. Был вторник, 9 сентября. Машина замедлила движение перед очередной толпой финских крестьян, и в нас полетели камни. Целились в голову. Орали дети, взрослые стыдливо прятали глаза... Они съезжались со всех окрестных хуторов, и это была хорошо организованная ненависть к русским пленным. Все беды, свалившиеся на финнов зимой, эйфория побед работали на одну идею – для поднятия духа патриотизма и ненависти к нам. “Да здравствует великая Финляндия до самого Урала!” – кричали вслед. Эту мысль вместе с розгами вбивали нам потом в финской школе… Начальника концлагеря за его вечную ненависть к русским прозвали “мустакессу”, что означает “черный табак”».
«Порядки» и вертухаи в финских концентрационных лагерях мало чем отличались от немецких. Вспоминает узник Александр Иванович Шобрунов: «Вилли!.. Кулачищи огромные, как боксерские перчатки. Лупил не глядя. Но вообще предпочитал розги: так одного парня отстегал ими по голове, что он после этого умер...» Людей, включая маленьких детей, клеймили как скот. С некоторыми из таких малолетних рабов, имевших соответствующие “черные метки” на бедре, российские журналисты еще успели повстречаться в начале 2000-х гг. Например, одним из героев публикаций тех лет стал 70-летний Иван Степанович Молостовкин, которого в свое время клеймили в Ильинском (карельском) лагере смерти, где верховодили финны.
Свидетельствует узник Виктор Николаевич Волков: «Сделали перекличку. Волковы! Мой отец - на костылях, сестре Вале – 5 лет, мне – 8. Раечка у мамы на руках, ей один годик. Объявляют – нельзя выходить из лагеря, взрослые будут работать каждый день, продукты будут выдаваться раз в неделю. Каждая семья имеет право занять только одну комнату… В том доме нашлась комнатка: три на три метра на пять человек… Назавтра погнали мать на разгрузку дров… Из продуктов главный продукт, конечно, была мука. Но это была не мука! Это была молотая белая бумага с добавкой муки. Хлеба, коржа из неё нельзя испечь, хоть ты удавись, не получалось… Когда трава пошла, её тут же всю съедали, огороды были голые, чёрная земля. Первой съедали крапиву, затем клевер. От голода, от грязной травы началась дизентерия… Утром по лагерю едет телега-ящик, собирает умерших за ночь. Летом парней, которым исполнилось 15-16 лет, финны отправили на лесозаготовки. Вернулись к зиме - кожа да кости. Многие после померли от чахотки...»
«Кормежка» в финском концлагере, Петрозаводск
Огромная скученность людей на ограниченной территории. Глумление и издевательства со стороны надзирателей. Отвратительная по качеству и недостаточная по объему пища либо ее отсутствие. Фактическое отсутствие медицинской помощи. Все это вело к истощению, широкому распространению болезней и эпидемий. Как следствие – к массовой гибели заключенных.
Свидетельствует узник концлагеря Клоога Екатерина Никитична Филатова: «Я помню огромный котел, костер вокруг него и очередь в полкилометра. Грязища страшная. Чистой воды нет, в бараках – холод, вши. А потом начался мор. За первые полтора месяца моего пребывания в лагере из шести тысяч узников от дизентерии умерли около тысячи человек. Родственники снимали с покойников одежду и стирали ее в лужах. В лагере были немецкие и финские врачи. Они брали у детей кровь и делали какие-то уколы. Мы не знали, что нам вводили. Но во время очередного медосмотра после укола замертво упал Андрей Кондратьев – парень из нашей деревни. Мама шепнула: “Только не теряй сознания”. Мне было очень больно, но я терпела».
Из показаний пленного солдата 13-й роты 20-й пехотной бригады Тойво Арвида Лайне: «В первых числах июня 1944 г. я был в Петрозаводске. На станции Петрозаводск я видел лагерь для советских детей. В лагере помещались дети от 5 до 15 лет. На детей было жутко смотреть. Это были маленькие живые скелеты, одетые в невообразимое тряпье. Дети были так измучены, что даже разучились плакать и на все смотрели безразличными глазами».
Зима 1941-1942 гг. – стала для узников самым страшным временем. Смертность в финских концлагерях превысила даже ту, что была в немецких! Финны почти не применяли специальных пыток и массовых расстрелов. Все было проще и страшнее: людей, настроенных прорусски, переселенцев и прочих «ненужных Великой Финляндии» просто не кормили...
Свидетельствует узник Ленина Павловна Макеева: «В условиях голода, холода, без медикаментов люди вымирали целыми семьями… Я была в петрозаводском концлагере №5, пять лет мне было, брату на год меньше. В первую зиму (1941-1942 гг. – прим.) из семи тысяч человек умерла ровно половина. Жуткая скученность, тиф, цинга. Массовый мор прекратился лишь в 43-м, когда Красный Крест устроил фильтрации».
В ноябре 1943 года, когда перелом в ходе Великой Отечественной войны благодаря победе под Сталинградом стал очевиден даже самым заторможенным финнам, по представлению начальника оккупационного Военного управления Восточной Карелии, большинство концентрационных лагерей были формально переименованы в «переселенческие лагеря». Однако по сути никакой разницы между этими категориями не было.
Свидетельствует Клавдия Нюппиева, попавшая в финский концлагерь вместе с мамой и пятью сестрами, младшей из которых был год, старшей – 14 лет: «Сначала мы жили в чулане без окна. Потом нам дали комнату с плитой, где не было даже кровати. Спали на полу. У нас с сестрой, которая старше меня на три года, была одна пара ботинок на двоих, поэтому зимой нельзя было выйти на улицу... Стояли вышки, на них охрана. Два ряда колючей проволоки. Надпись: „Вход и выход из лагеря и разговоры – под угрозой расстрела“... Осенью 1943 года в меня тоже стреляли. Мы выбрались за колючую проволоку на гороховое поле. Горох в итоге мы не нашли, но, когда возвращались в лагерь, охрана заметила, вышел часовой и начал стрелять. Он попал в меня, ранил в бедро». На момент ранения Клаве Нюппиевой было 8 лет.
Дeти-yзники 6-го концентрационного лагеря в оккупированном финнами Пeтpoзаводске, Карело-Финская ССР, 29 июня 1944 года
С детьми, запечатленными на этом снимке, который был представлен как документ на Нюрнбергском трибунале, всё будет хорошо. Во всяком случае, сначала. Потому что его сделал советский военный фотограф Галина Санько в тот момент, когда советские войска уже прогнали финнов. Однако затем всё окажется далеко не так просто.
После освобождения Красной армией люди, выжившие в финских концлагерях, включая бывших переселенцев, стремились уехать подальше от оставшегося у власти режима Маннергейма или просто вернуться на родину. Но при этом откуда они вернулись эти люди не рассказывали. Ведь в Советском Союзе тех, кто пережил плен, приравнивали к предателям.
Политики также поспешили «забыть» о существовании финских концлагерей – после окончания Второй мировой СССР наладил отношения с «нейтральной» Финляндией. Ну а как известно, если политики хотят о чем-то забыть, то об этом забывают и историки. Заодно столь же «забывчивыми» становятся свидетели, а архивные документы бесследно исчезают.
До начала 1990-х в русскоязычном информационном пространстве тема финских концентрационных лагерей оставалась табуированной. До сих пор многие участники тех трагических событий официально не признаны участниками войны. Более того историки, занимавшиеся советско-финской войной, долгое время (более 70 лет!) даже не подозревали о их существовании.
Когда стало можно говорить о пережитом, некоторые из выживших узников (Николай Игнатьевич Денисевич, его сестра Галина Змушко и др.), стали искать собратьев по несчастью, уцелевшие свидетельства, документы. Им пришлось проделать огромную работу, чтобы доказать само существование концлагерей в Финляндии.
И это при том, что первая встреча бывших узников финских концлагерей состоялась еще в сентябре 1989 года в Петрозаводске (автором этой инициативы провозгласили финского военного историка, бывшего солдата финских оккупационных войск Хельге Сеппяля), а в ноябре 1989 года состоялась I конференция общественной организации «Карельский союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей».
В июле 2004 года издание «Московский комсомолец» опубликовало объёмный материал на эту тему, содержавший в том числе и воспоминания самих бывших узников (некоторые из напечатанных в нем свидетельств приведены выше).
Ещё одним из результатов этой кропотливой работы стала встреча выживших в финских концлагерях в годы Второй мировой войны, состоявшаяся 11 января 2011 года в Музее истории города Минска. На нее приехали 11 бывших узников из разных регионов Белоруссии. Их рассказы-воспоминания были сняты на видео представительством Deutscher Volkshochschul-Verband e.V. в Республике Беларусь и РОО «Белорусская Ассоциация клубов ЮНЕСКО».
В начале 2000-х гг. бывшая узница Ленина Павловна Макеева от имени всех жертв финских концлагерей написала письмо тогдашнему президенту Финляндии Тарье Халонен. В нем она просила финское правительство проявить гуманность к бывшим узникам концлагерей и по примеру властей ФРГ хоть чем-то им помочь. Из письма президенту Финляндии. “Нам сейчас по 70-85 лет, мы старые больные люди. Большинство из нас – русские, взятые в плен в северной части Ленинградской области и Карелии и принудительно вывезенные в Петрозаводск. В лагерях мы томились долгих три года. Мы оставили свои дома, скот, домашнее имущество и не получили взамен никакой компенсации. Мы считаем, что финское руководство могло бы изыскать средства для компенсационных выплат”.
Ответ пришёл через полгода. И не оставил жертвам финских концлагерей никакой надежды. Финны глумливо сообщили, что платить старикам, чьи жизни искалечили, не хотят, так как в подписанном СССР и Финляндией в феврале 1947 года Парижском мирном договоре «не было соответствующего положения о выплате компенсаций отдельным гражданам СССР».
24 июня 2017 года на кладбище «Пески» в Петрозаводске был открыт Мемориальный комплекс в память о погибших в финских концлагерях.
