Для россиян вопрос об отношениях с Европой (и – одновременно – об отношении к Европе) не сводим к вещам утилитарным. Он глубоко укоренен в национальном характере и не решаем на основе простой калькуляции взаимных выгод. Здесь всегда есть некий иррациональный остаток, который проявляется то в предельной открытости, то в замкнутости и изоляционизме, то в доходящей до самоотречения уступчивости, то в нежелании учитывать даже «разумные» (с точки зрения партнера) аргументы. Вот почему, характеризуя место, которое Россия занимает и потенциально может занимать в современных европейских процессах, важно учитывать не только объективную реальность, но и культурно-психологическую мотивацию сторон, вплетенные в соответствующий контекст эмоции, стереотипы, смысловые ассоциации.
Складывающийся в массовом сознании образ Европы достаточно динамичен. Естественно, он подвержен влиянию политической конъюнктуры и постоянно меняется, причем не сам по себе, а в определенном соотношении с образом самой России, а также некоторых других значимых геополитических субъектов (например, США). Однако сопоставление данных, полученных нами в разные годы, позволяет говорить и о смысловых инвариантах, которые воспроизводятся в сознании на протяжении длительных временных периодов, а также о некоторых устойчивых тенденциях, лишь отчасти изменяемых текущими политическими событиями.
На протяжении, по крайней мере, двух десятилетий в российском обществе идет процесс смены подходов, ценностей и ориентиров, выражающий поиск Россией своего места в мире. За это время отношение практически ко всем странам, составляющим «активный» международный горизонт Российской Федерации, претерпело заметные изменения. Если первая половина 90-х годов была для российского общества временем попыток приобщения к Западу, то в середине десятилетия формируется своего рода неоконсервативная волна, лейтмотивом которой становится отход от западнических увлечений. В середине 90-х годов в сознании россиян утверждается точка зрения, согласно которой западный путь развития для России не подходит. Культурно-историческая самобытность России интерпретируется в этом контексте как непреходящая базовая ценность.
Эта «смена вех» существенно повлияла на позицию российских граждан по поводу так называемого «европейского выбора» для России. В 2002 г. мы в первый раз предложили нашим респондентам ответить на вопрос о том, должна ли Россия стремиться к интеграции с Евросоюзом или это для нее не обязательно, а может быть, и не нужно. Как выяснилось по результатам опроса, «европейская перспектива» в то время определенно привлекала большинство россиян. Во всяком случае, в ее пользу высказалось свыше половины опрошенных (51,5 %), в то время как число сторонников противоположной точки зрения составило только 35 – 36 %.
Уже через несколько лет наши исследования выявили существенный сдвиг в общественных настроениях. В 2007 г. доля оппонентов «европейского будущего» превысила число его приверженцев более чем на 10 %. Тогда, однако, очень многие (около 30 % опрошенных) не смогли занять по данному вопросу никакой четкой позиции. Результаты проведенного в 2009 г. опроса подтвердили, что этот сдвиг не был случайным, а, напротив, обозначил стойкую тенденцию. Судя по полученным нами данным, в настоящее время долю «европеистов» в российском обществе можно оценить на уровне 38 – 37 %. По сравнению с 2002 г. она сократилась примерно на 15 %; уменьшилось и количество не определившихся, тогда как численность «евразийцев», напротив, увеличилась (также на 15 %). В итоге, если в 2002 г. число сторонников евроинтеграции примерно на 20 % превышало количество евроскептиков, то в 2009 г. перевес оказался уже на стороне этих последних (45 % против 36 %). Вдобавок в ходе этого реструктурирования общественного мнения взгляды россиян приобрели большую определенность – доля затруднившихся ответить на вопрос о возможности и желательности интеграции России с евросообществом, которая, как отмечалось выше, составила в 2007 г. целых 30 %, теперь уменьшилась до 18.
Что же стоит за этой тенденцией? Чем она мотивирована? Во всяком случае – не чувством неприязни. Напротив, как это ни парадоксально, эмоциональная тональность отношения россиян к Европе в последние 5 – 7 лет даже улучшилась, что очень наглядно показывают данные психосемантического зондирования общественных настроений. Если в 2002 г. слово «Европа» вызывала положительные ассоциации примерно у 79 % наших респондентов. То в 2009 г. – у 86. Стабильно высок уровень симпатий российских граждан к ведущим европейским государствам, в особенности – к Франции (без малого 84 % опрошенных) и Германии (около 76 % опрошенных).
Разумеется, в этой связи можно говорить об определенных опасениях и разочарованиях. Как бы ни относились наши сограждане к Европе, равно как и к отдельным европейским странам и народам, их отношение к себе они отнюдь не склонны видеть в розовом свете. Так, лишь один человек из десяти считает, что Европа действительно принимают близко к сердцу развитие рыночных реформ и демократии в России, и только пятая часть опрошенных убеждена в том, что здесь действительно хотели бы сотрудничать с Россией на равных. За последние годы в российском обществе сложилось устойчивое мнение, что европейцы относятся к своему восточному партнеру чисто утилитарно, причем – в самом узком и приземленном смысле этого слова. Мало кто из наших респондентов полагает, что европейцев могут заинтересовать интеллектуальные достижения и культурный потенциал России или ее способность играть роль противовеса глобальной гегемонии США, но почти 60 % убеждены в том, что по-настоящему им нужны только российские природные ресурсы (см. табл. 1).
Табл. 1. Мнения россиян о возможных мотивах Западной Европы по вопросу о сотрудничестве с Россией, 2002 – 2009, %
Примечание. Сумма цифр превышает 100 %, поскольку респондентам можно было выбрать до двух вариантов ответов.
Вместе с тем, что общая тональность отношения к Европе варьируется в зависимости от социально-демографических различий респондентов. Более обеспеченные в материальном отношении и более образованные россияне реже считают европейцев неискренними и несколько чаще выступают за интеграцию с Евросообществом. Однако и среди них это – позиция меньшинства, да и отклонения от средних по выборке значений соответствующих индикаторов в обоих названных случаях невелики: максимально до 4 %. По-настоящему значимым фактором, разделяющим россиян в вопросах отношения к Европе, является возраст. Собственно, евроэнтузиасты преобладают над евроскептиками лишь в одной возрастной группе – до 20 лет. Но зато это преобладание является очень весомым – 17 %.
Этапы роста российского «евроскептицизма» нетрудно соотнести с поворотными международными событиями - агрессия НАТО против Югославии, планы размещения НПРО США в Польше и Чехословакии, позиция европейцев в грузино-осетинской войне. Безусловно, не способствуют сближению с Европой периодически возобновляющиеся попытки переложить на СССР ответственность за развязывание Второй мировой войны. Но дело не только в опасениях и обидах. Судя по всему, россияне не очень полагаются на то, что сотрудничество с Европой станет определяющим фактором развития нашей страны. Приблизительно 2/3 респондентов выразили мнение, что в обозримом будущем Россия сможет усилить свои позиции в Европе в основном как поставщик углеводородов и других природных ресурсов. На то, что в этом ей помогут такие отрасли, как наука и высокие технологии, разработка и экспорт вооружений (тоже высокие технологии!), промышленность и сельское хозяйство, а также образование, надеются значительно меньше. Но россиян-то как раз больше устроило бы обратное соотношение: ведь сырьевая ориентация – это именно то, чего они хотели бы избежать! Большинство населения нашей страны считает, что Россия должна развиваться в первую очередь как лидер научно-технического прогресса. Однако попытки наладить паритетное сотрудничество с Евросоюзом в высокотехнологичных производствах (таких, как авиастроение) особых результатов пока не принесли. И надо сказать, что по сравнению с опросами 2002-го и 2007 гг. оптимизма у наших респондентов в этом отношении не прибавилось. Поэтому, несмотря на все субъективные симпатии и общее культурно-историческое наследие (не кто иной, как Достоевский, сказал однажды, что у русского человека как бы две родины – Россия и Европа), европейское направление, возможно, просто утрачивает в глазах россиян свою приоритетность.
Обратной стороной этого процесса является глубинная трансформация российской идентичности, в ходе которой постепенно усиливается ее евразийская составляющая. В массовом сознании россиян существуют две модели российской идентичности: 1) Россия представляет собой часть Европы и в будущем так же, как это было в прошлом, она будет наиболее тесно связана именно с этим регионом; 2) Россия не является вполне европейской страной, а представляет собой особую – евразийскую – цивилизацию, и в дальнейшем центр тяжести российской политики будет смещаться на восток. Эти точки зрения сопоставимы по популярности, но если еще несколько лет назад первая из них все же на 5 – 6 % перевешивала вторую, то теперь они практически сравнялись между собой. И здесь наиболее значимым фактором в определении позиции является возраст. У респондентов до 35 лет преобладает стремление видеть Россию частью Европы, а в более старших возрастных когортах соотношение меняется на противоположное.
Переосмысляется и отношение между «Мы» и «Они» в его международном преломлении, в том числе применительно к внешнеполитическим задачам государства. Относительное ослабление российского политического европеизма стало следствием не ухудшения отношений россиян к Европе, а прогрессирующей диверсификации российских интересов и устремлений. Хотя симпатии к Европе в общем и целом не убывали, а даже росли (конъюнктурные колебания мы в данном случае в расчет не принимаем), но значимость других направлений внешней политики нарастала значительно быстрее. Показательны, например, такие цифры. В 2002 г. уровень положительных реакций наших респондентов на понятие «Европейский союз» был зафиксирован на уровне 59 %, тогда как на аббревиатуру «СНГ» он оказался на целых 25 % ниже (только 34 %). Разрыв, понятно, очень значительный, если не сказать подавляющий. Но через 7 лет мы наблюдали уже совсем другую картину. В принципе за это время «подросли» оба индикатора. Но если первый из них поднялся только на 6 процентных пунктов, то второй увеличился более чем вдвое, и не только догнал, но и перегнал первый (72 % против 65). Восходящей динамикой характеризуется отношение российского общественного мнения к государствам – важнейшим незападным партнерам России. В первую очередь это Белоруссия и другие союзники РФ по ОДКБ, а также азиатские гиганты – Индия, Китай, Корея и др.
В какой степени политический диалог России с европейским сообществом подкрепляется повседневной культурной практикой «среднестатистического» российского гражданина, насколько интенсивны его культурно-информационные связи с Европой? У нас есть возможность сопоставить данные, полученные нами в разные годы (см. табл. 2)
Табл.2 Как россияне в течение последнего года знакомились с теми или иными явлениями европейской жизни и культуры?
Как видно из приведенных цифр, общая интенсивность культурно-информационных контактов россиян с Европой за 7 лет, в целом, практически не возросла. Происходило лишь некоторое изменение культурно-информационного поля. Граждане РФ стали несколько чаще бывать в европейских странах и, кроме того, значительно (в 4 раза) возросло значение такого источника информации, как Интернет. Однако одновременно с этим наблюдалось значительное снижение интереса у европейской литературе и кинематографу, которые еще сравнительно недавно занимали едва ли не центральное место в культурном мире образованного русского человека.
Культурное пространство России, если рассматривать его с точки зрения «топологии» российско-европейских взаимодействий, очень неоднородно. Наиболее интенсивны эти взаимодействия в мегаполисах и некоторых других крупных городах, где в стороне от них остается только 14 – 15 % населения. Дело, однако, не только в количественных, но и в качественных различиях. Скажем, по интересу к чтению книг европейских писателей москвичи и петербуржцы отнюдь не опережают жителей областных центров, а по просмотру телепередач о европейских странах мегаполисы даже уступают – и не только другим городам, но также поселку и деревне. Однако, когда речь заходит не о литературном и экранном знакомстве с Европой, а о живых контактах и живом опыте, а также специализированных деловых интересах, тут картина совершенно меняется. Это заметно уже при сопоставлении москвичей и петербуржцев с жителями других крупных городов. Так, за последний год в странах Европы удалось побывать приблизительно каждому четвертому жителю мегаполисов и только каждому десятому жителю областных городов. На селе же этой возможностью смогли воспользоваться всего лишь 3 % опрошенных. Москвичи и петербуржцы в 1,5 - 2 раза чаще, чем жители областных центров посещают европейские выставки и бывают на концертах европейских артистов, на периферии этот разрыв еще более увеличивается, вплоть до 10-кратного.
Особо следует сказать в этой связи об использовании информационных возможностей Интернета. В принципе контингент интернет-пользователей растет в российских поселениях всех типов. Однако – весьма неодинаковыми темпами. Если в мегаполисах число жителей, которые получают информацию о жизни Европы и отдельных европейских стран через Интернет, со времени проводившегося нами в 2002 г. опроса увеличилось в 7 раз (с 8 до 35 %), а в областных центрах почти впятеро (с 4,8 до 23 %), то на селе он лишь удвоился, поднявшись с ничтожных 1,5 до скромных 3 %.
Российские мегаполисы - это конденсаторы зарубежного социокультурного опыта и опыта международного общения. В то же время именно в мегаполисах наиболее сильно убеждение в том, что Россия – не столько часть Европы, сколько особая – евразийская – цивилизация (так думает в общей сложности примерно половина москвичей и петербуржцев и только 38 – 40 % жителей других городов). Здесь же, в зоне наиболее интенсивного контакта с Европой, меньше верят в то, что европейцы хотят России благополучия, а перевес изоляционистов над сторонниками интеграции России и ЕС достигает максимальных 15 %.
***
В российском обществе на протяжении уже полутора десятилетий идет процесс эрозии европейской идентичности. Отчасти он обусловлен крепнущим убеждением в том, что в своих отношениях с Россией европейцы в целом руководствуются чисто эгоистическими мотивами. При этом никакой враждебности к Европе россияне не проявляют. Однако былое обаяние «европейского выбора» тускнеет, сохраняясь лишь в младших возрастных группах. Культурно-информационное взаимодействие с Европой не ослабевает, но и не усиливается. В целом российское общество стремится к самоопределению в новой системе внешнеполитических координат, где всё больше преобладает стремление к консолидации с некоторыми партнерами по СНГ и развитие экономических и политических связей со странами Азии.
__________________________
Выступление подготовлено при поддержке РГНФ. Проект № 07-03-00102 а «Образ России как духовный, социально-исторический и геополитический ресурс»