Согласно стратегическому замыслу правящих кругов Пакистана, ядерная программа этой страны преследует цель нейтрализовать военно-политическую угрозу со стороны главного исторического противника - Индии, располагающей как значительно превосходящими силами обычного назначения, так и оружием массового уничтожения. Помимо этого, наличие у Исламабада ядерного арсенала объективно повышает международный статус этой страны, особенно среди «братских» исламских государств. Политическое руководство Пакистана неизменно подчёркивает: ядерная доктрина этой страны имеет исключительно «оборонительную» направленность с самого своего зарождения.
Историческим началом пакистанской ядерной программы принято считать январь 1972 года, когда после поражения в войне против Индии, имевшего следствием распад государства и образование на территории его бывшей восточной части Народной Республики Бангладеш, было принято политическое решение о «сдерживании» Индии силами ОМУ. Стимулирующий импульс ядерная программа Пакистана приобрела после испытания атомного «заряда» Индией в 1974 году, а во второй половине 1970-х годов наблюдалось значительное ускорение её развития, во многом связанное с деятельностью Абдул Кадир Хана. Последний получил естественнонаучное образование в Германии, а впоследствии углубил свои теоретические знания и практические навыки в Нидерландах, где близко познакомился с технологиями обогащения урана. В 1975 году А.К. Хан вернулся в Пакистан, а уже год спустя в стране начались активные работы по обогащению урана. По оценкам западных экспертов, к 1986 году Пакистан располагал значительным объемом расщепляющихся материалов, необходимых для производства ядерного оружия. В 1987 году, согласно данным из тех же источников, он получил возможность осуществить испытательный взрыв ядерного заряда.
28 мая 1998 года официальный Исламабад известил мир о пяти успешных испытаниях ядерных взрывных устройств, а спустя два дня, 30 мая 1998 года, было испытано еще одно устройство мощностью 12 килотонн. Пакистанские официальные лица неизменно подчёркивают: эти взрывы были своеобразной реакцией на испытание Индией ядерного оружия двумя неделями ранее, т.е. 11 и 13 мая 1998 года (всего было проведено пять испытаний). Также официальные лица в Исламабаде обращают внимание на то обстоятельство, что в феврале 1999 года в Лахоре были достигнуты договорённости между премьерами двух стран, Н. Шарифом и А.Б. Ваджпаи, о мерах по укреплению взаимного доверия (заблаговременное оповещение о пусках баллистических ракет, продолжение моратория на ядерные испытания и т.д.).
Оценивая качество инфраструктуры атомной промышленности Пакистана, западные эксперты обращают внимание на способность этой страны производить более легкие и компактные, чем прежде, боеголовки, что расширяет спектр боевого применения ядерных зарядов, в т.ч. с помощью баллистических ракет. Печать также отмечает роль иностранных государств, прежде всего Китая, способствовавших овладению Исламабадом соответствующими технологиями производства расщепляющихся материалов и средств доставки ядерных боезарядов. По данным США, Пекин сыграл решающую роль в получении Пакистаном технологий производства плутония, а также более современных головных частей-носителей ядерного оружия. Высказываются также предположения о заимствовании пакистанцами необходимых для создания собственного ядерного потенциала знаний из Франции, других стран Западной Европы, а также из некоторых постсоветских государств (в 1990-е годы).
Американские эксперты подчёркивают: ядерный арсенал Пакистана увеличивается быстрыми темпами, и не исключено, что это происходит за счёт американской помощи в «борьбе с международным терроризмом», которая с 2001 года составила более 10 млрд. долларов. Беспокойство США легко объяснимо: со времени правления генерала Зия-уль-Хака (1977-1988 гг.) в Пакистане планомерно нарастало влияние сил политического ислама, и в мировом экспертном сообществе вот уже несколько лет обсуждается «защищённость» ядерного потенциала от сторонников «джихадистского государства», среди которых фигурируют У. бен Ладен и его пакистанские соратники. Последние в смене власти в Исламабаде видят возможность качественной перегруппировки геополитических сил в регионе «большого Ближнего Востока» в пользу радикальных исламистов.
Рост влияния сил политического ислама в Пакистане происходит под влиянием нескольких факторов. Во-первых, деятельности этих сил фактически не препятствовал военный режим Зия-уль-Хака; сам генерал, уверовавший в главную роль армии в делах Пакистана, относился снисходительно к деятельности радикальных исламистов. Во-вторых, геополитический альянс США и Пакистана (в годы правления Р. Рейгана) был нацелен на использование политического ислама в борьбе против СССР, что впоследствии превратило исламистов в самостоятельный фактор пакистанской и региональной политики. В-третьих, очевидные неудачи социально-экономической политики пакистанских властей имели следствием консолидацию оппозиции вокруг интеллектуально простой и доступной пониманию массовых слоев народа платформы политического ислама. Вышеперечисленные обстоятельства сделали возможным изменение характера политической системы в результате гипотетического прихода к власти в Исламабаде сил, отстаивающих идеи «джихадистского государства», обращенного против «врагов ислама» как внутри страны, так и во внешнем пространстве.
Подобная «джихадистская» перспектива вынуждает армию, пока главную социально-политическую силу Пакистана, маневрировать, изыскивать те или иные формы компромисса с исламскими радикалами. Установка на «умиротворение» исламистов во многом определяет непоследовательную политику пакистанских властей в отношении сил политического ислама: военные действия против радикалов ведутся вяло и не приносят необходимых результатов.
Двусмысленные отношения армии и исламистов вновь оживили тревоги относительно «сохранности» пакистанского ядерного арсенала, увеличивающегося даже в период экономического кризиса. Ядерная программа Пакистана, как утверждают западные эксперты, частично финансируется Саудовской Аравией; последняя рассматривает пакистанский арсенал как «ядерный щит» против Ирана. Этот арсенал, по приблизительным оценкам, состоит из 60-100 ядерных боезарядов, которые могут доставляться к цели либо ракетами средней дальности, либо монтируются на самолетах F-16 американского производства. Сами боезаряды и средства их доставки рассредоточены по всей территории страны, они, как правило, хранятся глубоко под землей.
Пакистан не подписал Договор о нераспространении ядерного оружия, мотивируя свою позицию нежеланием Индии поставить свою подпись под ДНЯО. Американцы, в лице заместителя госсекретаря С. Тэлбота при администрации Б. Клинтона, утверждают: по этой проблеме с Пакистаном было практически невозможно договориться, шансы на успех еще более уменьшились после заключения в 2005 году американо-индийского «ядерного соглашения».
Согласно мнению официального Исламабада, американо-индийская «сделка» не была дополнена «симметричными» предложениями в адрес Пакистана. Так, «сделка» фактически предоставила Индии доступ к «продвинутым» технологиям атомной промышленности – в обмен на контроль со стороны международных экспертов за деятельностью лишь некоторых (но далеко не всех) ядерных объектов. Очевидно, в правящих кругах Пакистана пришли к заключению: Вашингтон сделал стратегический выбор в пользу Дели, следовательно, Америка не является «надежным союзником». Последствия не заставили себя ждать: армия высказалась против принятия гражданской властью концепции неиспользования ядерного оружия в качестве упреждающей меры воздействия на Индию.
На формирование ядерной доктрины Пакистана непрямое влияние оказали и колебания «генеральной линии» Вашингтона в отношении Исламабада: от фактического отказа от контроля над ядерной деятельностью этой страны (Р. Рейган) и фактического разрешения на производство ОМУ (Дж. Буш-старший) до санкций после испытаний 1998 года. Дж. Буш-младший, зависимый от Пакистана в борьбе с международным терроризмом и в «умиротворении» Афганистана, отменил санкции; во многом связаны руки в этом отношении и у Б. Обамы.
Непоследовательность, зависимость линии США от политической конъюнктуры убедили власти Пакистана в том, что они обладают свободой манёвра в сфере контроля над ядерными вооружениями; тем более что всякое давление на Исламабад автоматически усиливает в стране влияние сторонников политического ислама. Наконец, не следует забывать, что ядерная программа и ядерная доктрина пользуются почти 100-процентной поддержкой пакистанского электората, можно сказать, что «ядерный выбор» - это, пожалуй, единственная платформа общенационального согласия в Пакистане между силами, имеющими подчас диаметрально противоположные цели и интересы. Население Пакистана уверено: 1) наличие ядерного потенциала - это эффективная гарантия сохранения единства и территориальной целостности страны; 2) суверенитет народа и государства проявился в отказе от «помощи» стран Запада, обещавших обезопасить ядерные материалы и средства их доставки от «джихадистов» и других сторонников политического ислама. По сути дела, сохранение ядерного потенциала и его «защита» от иностранного контроля стали альфой и омегой легитимности существующего в Пакистане политического режима. Эта легитимность и является квинтэссенцией ядерной доктрины Пакистана.
Таким образом, политические функции ядерной доктрины Пакистана в конечном счёте определяются способностью последней обеспечить консолидацию общества в условиях затяжного и хронического кризиса модернизационного проекта. Одновременно ядерная доктрина зарекомендовала себя как эффективное средство манипулирования массовым сознанием, причем внутренние и международные аспекты подобной деятельности подчас трудноразличимы. Так, в пакистанской прессе активно обсуждаются «кибернетические войны» против ядерной программы этой страны, ведущиеся Индией совместно с Израилем. Согласно предположениям пакистанских военных экспертов, целью этой «войны» является стремление «опорочить» Пакистан в глазах мирового сообщества.
В индийских СМИ фигурируют две главные темы, напрямую связанные с пакистанской ядерной программой:
1) Пакистан как часть китайского стратегического замысла по «геополитическому окружению» Индии, кульминацией которого якобы станет превентивный ядерный удар КНР по Индии около 2017 года;
2) слабая защищённость пакистанского ядерного арсенала от «Аль-Каиды» и других международных террористических организаций.
Пакистанская журналистка Ф.Шах утверждает, что объектами «кибернетической войны» могут стать финансовые рынки, правительственные компьютерные системы и государственная система связи страны. Подобную информацию, как правило, невозможно проверить, однако она служит действенным средством антииндийской пропаганды.
Однако у всякого политического маневрирования есть свои пределы. Руководству этой страны, видимо, не стоит уповать на выгоды географического положения: у Пакистана есть только один способ обезопасить себя от внутренних и внешних «врагов» - всерьёз заняться политикой развития, т.е. добиться устойчивого экономического роста на всей территории страны, озаботиться проблемой занятости, особенно для низших имущественных групп, решительно снизить социально-имущественное неравенство в обществе.
«Срыв» модернизационного проекта, о приверженности которому постоянно заявляют пакистанские власти, уже имеет следствием «талибанизацию» обширных территорий Пакистана и не исключено, что может завершиться коллапсом государства. Такая перспектива, как показывает опыт Бангладеш (бывшего Восточного Пакистана), угрожает соседним государствам и, принимая во внимание ядерный статус этой страны, может привести к крупному региональному конфликту высокой интенсивности с труднопрогнозируемыми последствиями.
Логика пакистано-индийского соперничества, отмечают западные военные эксперты, может иметь такие неблагоприятные последствия, как: постоянное перемещение ядерных боезарядов и их носителей, увеличение объёмов производства расщепляющихся материалов посредством как обогащения урана, так и создания промышленным способом плутония; совершенствование систем наведения баллистических ракет, сопровождаемое неизбежным развитием комплексов противоракетной обороны; увеличение количества единиц ядерного оружия; массовое производство крылатых ракет как высокоточного средства доставки ядерных материалов на территорию противника и т.д.
События последнего десятилетия с исчерпывающей убедительностью показали ограниченность средств воздействия США на развитие/торможение ядерной программы Пакистана. В этой связи закономерен вопрос: может ли Россия оказать сдерживающее влияние на конфликтогенную ситуацию как одно из последствий пакистанской ядерной политики? Разумеется, остановить развитие ядерной программы – за пределами возможностей России. Однако ослабление напряжённости в отношениях Индии и Пакистана, думается, реально.
Гипотетический сценарий планомерного воздействия России на образ мышления правящих кругов Пакистана мог бы включить в себя следующие действия.
1. Возвращение к модели стратегического партнёрства в отношениях России и Пакистана, как это было в середине 1960-х годов. (Наиболее значимый пример – Ташкентская встреча руководителей двух стран под эгидой А.Н. Косыгина). Со своей стороны, Пакистан заинтересован в восстановлении политического присутствия Москвы в стране, усматривая в этом противовес влиянию Китая и США. Началом «возвращения» России в Пакистан может стать восстановление торгово-экономического и научно-технического сотрудничества наших двух стран.
2. Усложнение структуры мировой политики, появление «свободной геометрии» международных отношений, что формирует новую логику геополитического поведения. В Азии может вновь возникнуть стратегический треугольник Россия – Индия – Пакистан как результат диверсификации внешнеполитической стратегии трёх государств. До недавнего времени индийская политическая элита противилась улучшению российско-пакистанских отношений, опасаясь, что оно произойдёт в ущерб интересам Индии. Однако логика внешнеполитического поведения индийской элиты (в частности, качественное улучшение отношений с США) делает нерациональным отказ России от прагматического сближения с Пакистаном (скажем, в развитии всех форм взаимоотношений, исключая развитие военно-технического сотрудничества). В новой конфигурации сил Россия – не исключено – может рассматриваться Индией как фактор сдерживания «ядерных амбиций» Пакистана.
3. Россия – один из признанных лидеров международного рынка продукции атомной промышленности. Пакистан заинтересован в привлечении в свою экономику технологий мирного использования атомной энергии: страна, за исключением гидроресурсов, испытывает острую нехватку естественных источников энергии для быстрорастущего населения. В свою очередь пакистанские власти неоднократно заявляли, что они готовы активно сотрудничать с Россией в сфере атомной энергетики.
Подобное долгосрочное сотрудничество укрепит влияние России в Южной Азии в целом и позволит российской дипломатии активно сотрудничать с Пакистаном в вопросах нераспространения ядерного оружия.