15 декабря в Москву с официальным визитом прибывает премьер-министр Индии д-р Манмохан Сингх. Предполагается, что визит главы правительства Индии будет носить подчеркнуто деловой характер: руководители двух стран подпишут несколько соглашений, имеющих долгосрочный характер, намечено также сосредоточить внимание на расширении сотрудничества в атомной энергетике (для наших индийских партнеров энергетическая безопасность остается в числе главных стратегических приоритетов развития страны), на формировании долгосрочной концепции военно-технического сотрудничества (что особенно важно в свете имевших значительный общественный резонанс трудностей в развитии ВТС), наконец, на возвращение долгосрочной масштабности внешнеэкономическим связям.
Поступательное движение вперед по «дорожной карте» внешнеэкономических связей должно по логике вещей позволить к 2015-2016 гг. увеличить объем товарооборота между Россией и Индией до 20 млрд. долл. Сейчас не время сравнивать объем внешнеэкономических связей РФ и Индии с аналогичными показателями индийско-китайского обмена товарами, услугами, знаниями и технологиями, как не время пенять на превратности «эпохи Ельцина» в российско-индийских отношениях (нанесшей ощутимые потери нашей стране не только в Индии, но и на Востоке в целом).
Решая вопросы частные, формируя важные двусторонние проекты, мы постоянно натыкаемся на проблемы общего характера, на неразработанность долгосрочной концепции российско-индийских отношений. В советский период такая концепция существовала, и участники внешнеэкономических связей четко представляли себе свою роль и свои функции при реализации общего советско-индийского стратегического замысла. Сейчас же российско-индийское сотрудничество нуждается, прежде всего, во внесении начал планирования в этот сложный, многомерный процесс – при сведении к минимуму импульсов стихийности, усиливающих хаотичность в развитии двусторонних отношений.
Развивая экономические отношения с Индией, российской стороне следует помнить: весь цивилизованный мир пользуется механизмами планирования – в его стратегической, индикативной форме. Конкретно это означает, что российское государство (в лице его профильных институтов и ведомств) выделяет несколько наиболее перспективных – с точки зрения развития мировых производительных сил – проектов и технологий, оказывая им приоритетную поддержку в стимулирующих реальные инновации формах. Одним из таких проектов является производство истребителя пятого поколения, смысл которого заключен в «подтягивании» сразу нескольких производственных кластеров экономики РФ до мирового научно-технического уровня. Внешнеэкономические отношения - мощный стимулятор внутренних сдвигов в направлении модернизации российской экономики; развивая кооперационные связи с Индией, а также с Китаем, Бразилией, Индонезией, Ираном и другими «новыми влиятельными государствами» («new influentials»), Россия может дать дополнительный импульс своему развитию. Уже одно это делает визит премьер-министра Индии в Москву событием неординарным…
Сила наших отношений с Индией изначально покоилась на органическом единстве экономики и политики. К сожалению, в последние годы мы наблюдаем в области собственно политической появление проблем, которые российская дипломатия тактично именует «шероховатостями» («wrinkles»).
В начале октября 2000 г., во время первого визита В.В. Путина в Индию, мне довелось участвовать в международной научной конференции по проблемам безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе в Дели под эгидой влиятельной организации – Индийского совета по общественным наукам (Indian Councilfor Social Science Research). Трудно было не обратить внимание на весьма активное поведение на форуме представителей индийской общины в США, убеждавших участников в том, что Америка - самый главный стратегический союзник Индии. Тогда этот «неакадемический» демарш показался мне нарочитым стремлением части индийской элиты зафиксировать новые ориентиры внешней политики «крупнейшей демократии мира» («the world’s largest democracy»). Возможно, я как индолог с определенным стажем работы в области страноведения излишне подозрителен, но сейчас у меня складывается устойчивое мнение о продолжающемся демонтаже «курса Неру», и если мы по-прежнему считаем себя друзьями, то должны столь деликатные проблемы откровенно обсуждать.
В самом деле, не являемся ли мы свидетелями постепенного отказа от идеи многополярного мира? Не использует ли индийский внешнеполитический истеблишмент (или его влиятельная фракция) энергичный экономический рост Китая для идейного обоснования своего отказа от самостоятельной ориентации в мировом пространстве? Вопросы эти отнюдь не праздные.
Индия неизменно выступала за укрепление системы безопасности в регионе, который американцы называют «Большой Центральной Азией». В это геополитическое пространство они включают Центральную Азию, Южную Азию, а к ним в придачу – Афганистан и Иран. До недавнего времени Дели стремился к разрешению сложных проблем этого региона силами самих государств, его образующих. Более того, этот подход был доведен до логической кульминации в отношении афганского урегулирования, тогда как Пекин продолжал уповать на авторитет Совета безопасности ООН. В последнее время, как мне кажется, позиция Индии претерпела труднообъяснимую метаморфозу: индийская дипломатия на недавнем форуме в Стамбуле (2 ноября с.г.) как будто бы поддерживала американскую идею «нового шелкового пути», скрытый смысл которой – в сохранении «уравновешивающего» влияния внерегиональных сил в «Большой Центральной Азии». Возникает естественный вопрос: кого пресловутые внерегиональные силы собираются «уравновешивать» (Китай, Россию и т.д.) и какова стратегическая роль Индии в такого рода деятельности?
Далее, все чаще азиатская (а отчасти и мировая) печать информирует читателей о широкомасштабной программе «довооружения» Индии и модернизации вооруженных сил этой страны. Сама по себе идея модернизации армии вопросов не вызывает, тем более что недавние действия Запада на Арабском Востоке грозят полностью разрегулировать систему международных отношений и ускорить гонку обычных вооружений. Оправданной представляется и диверсификация источников получения военного оборудования и материалов. Однако на это можно посмотреть и несколько иначе.
Во-первых, реанимация замысла «союза четырех демократий» (США, Япония, Австралия, Индия) – на начальном этапе через американо-японо-индийский «стратегический диалог» - начинает всерьез тревожить Пекин, который характеризует данную концепцию не иначе как «восточное НАТО». Некоторые китайские политологи уже предлагают своему правительству «ответить» активизацией внешней политики, включая внешнеэкономические связи, в чувствительном для Индии регионе Южной Азии.
Во-вторых, новые тенденции среди части индийского внешнеполитического истеблишмента заставляют вспомнить о политическом императиве, сформулированном некогда премьером Манмоханом Сингхом: темпы экономического роста страны как минимум на ближайшее десятилетие должны быть никак не ниже 9%. (От себя добавлю: с учетом сложности внутренней ситуации, в частности повышения до 70% доли молодежных возрастных когорт, т.е. лиц не старше 35 лет, в населении страны, минимально обязательные темпы роста Индии не должны опускаться ниже 7%). Как совместить в нынешних индийских условиях безальтернативность энергичного экономического роста и активное «довооружение» - на этот вопрос пока нет убедительного ответа.
В-третьих, новые тенденции во внешнеполитическом мышлении отдельных представителей индийской элиты вызывают некоторое недоумение у той части российских «верхов», которая в своих представлениях о роли России в мире ориентируется на многовекторную модель. Упрощенно этот ход мысли может быть представлен так: «насильно мил не будешь» и если для Индии главный друг, партнер и союзник – Америка, мы будем еще активнее развивать отношения с Китаем. Тем более что, рассуждают сторонники этого направления, в Поднебесной как минимум не меньше внутренних проблем, чем в России, и объединение усилий двух сверхкрупных держав («superlarge entities») может дать мощный «эффект мультипликатора» развитию РФ. Знакомый мидовец, пытавшийся проникнуть в логику поведения индийских партнеров в отношении Шанхайской организации сотрудничества, доверительно сказал мне: «Никак не могу понять наших индийских коллег. Мы всячески стараемся идти им навстречу, а они нас как бы мягко отстраняют. Может быть, они свой стратегический выбор в пользу Америки уже сделали?» Признаюсь, я не смог убедить дипломата в обратном. Видимо, России, не всегда встречающей понимание ее инициатив на индийском направлении, стоит выдержать небольшую паузу, дав коллегам в Дели время на размышление и развивая свои отношения с Китаем и со странами Южной Азии на основе собственных стратегических интересов.
Мне кажется, что сила и жизненность «курса Неру» заключается в том, что первый премьер-министр Индии всегда играл в свою игру и всегда защищал свои, индийские, интересы. Время показывает: только такая «игра» способна приносить выигрыш. Видимо, эта мысль незримо присутствовала в недавнем поздравлении президента России в адрес лидера Индийского национального конгресса Сони Ганди по случаю её дня рождения.
Однако «курс Неру» - это не только успешная внешняя политика. «Курс Неру», как в свое время заметил один из крупнейших экономистов современности индиец Сукхамой Чакраварти, - это долгосрочная стратегия социально-экономического развития, основные принципы которой позволяют непрерывно совершенствовать механизмы воздействия на общество. Почеркну здесь, что постоянное стремление к творческому преобразованию сложного, во многом поляризованного общества сделало индийскую экономическую школу одной из сильнейших в мире. Критическое осмысление накопленного индийскими коллегами опыта может стать важной составной частью российско-индийских отношений.
