К 95-летию созыва Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 гг.
В ноябре 1917 г. с восстановлением Патриаршества в Русской Православной Церкви и избранием патриарха Тихона ушла в прошлое противоречивая синодальная эпоха. Это избрание, состоявшееся на Поместном Соборе 1917 –1918 гг. в соответствии с исторически сложившимися церковными традициями, воспринималось участниками события как нечто незаурядное и необыкновенное – в поздравительных речах новоизбранному патриарху Тихону нельзя было увидеть лишь обычный элемент этикета или протокола: к чувству радости в них было примешано чувство нескрываемой тревоги. В сложившихся условиях избрание на Патриаршество было не только высшей почестью и признанием авторитета; в ситуации революционного хаоса, гражданской войны и уже заявлявших о себе антирелигиозных гонений - первосвятительский жребий, несомненно, выглядел тяжким крестом. Эта мысль в той или иной форме была выражена во всех без исключения поздравительных речах в адрес новоизбранного патриарха Тихона, произнесенных участниками Поместного Собора.
Одним из самых ярких напутствий патриарху Тихону на его нелегкое служение стало тогда поздравление ему от имени профессорско-преподавательского состава Казанской духовной академии. Произносил его молодой архимандрит с восточными чертами лица – его речь выдавала в нем человека, не один год отдавшего преподавательской работе, всецело посвятившего себя делу православного образования и просвещения. Таким в памяти делегатов Поместного Собора 1917 - 1918 гг. остался тогдашний инспектор Казанской духовной академии архимандрит Гурий (Степанов), будущий архиепископ Суздальский, блестящмй востоковед и миссионер. До начала революционных смут, поломавших многие жизни, его административная и научная карьеры складывались весьма успешно.
Сын чувашского крестьянина, родившийся в г. Чебоксары 5 октября 1880 г., будущий архиепископ Гурий (в миру – Алексей Иванович Степанов) в возрасте двадцати шести лет окончил Казанскую духовную академию, где впоследствии преподавал, приняв монашество на предпоследнем курсе. Еще будучи совсем молодым преподавателем, будущий архиепископ Суздальский стал одним из наиболее авторитетных специалистов в области этнографии тюркских народов и истории их традиционных религиозных культов. Успешной научной деятельности молодого монаха способствовала сама атмосфера, царившая в Казанской духовной академии, ставшей в XIX в. одним из главных центров просвещения народов Урала, Сибири, Поволжья, Северного Кавказа и Дальнего Востока. Выпускники и преподаватели Казанской духовной академии совершали длительные опасные путешествия, составляли первые грамматики и словари языков, часто не имевших на тот момент никакой письменности, и лишь благодаря этим миссионерским трудам академическая наука смогла подойти к их изучению.
В числе наиболее ярких побед православного миссионерства над язычеством в XIX в. стало полувековое служение на Алтае будущего митрополита Московского и Коломенского Макария (Невского), уроженца с. Шапкино Ковровского уезда, первым составившего «Грамматику алтайского языка». Этот его труд был впервые издан в 1869 г. в Казани. В Казанской духовной академии будущий «апостол Алтая» изучал казанско-татарский язык, бывший ближайшим родственником алтайского. В отличие от других духовных академий, в Казани в учебные планы были включены восточные языки, уделялось также значительное внимание и европейским. Необходимость усиления церковно-просветительской деятельности собрала в стенах этого учебного заведения многих способных выпускников лучших университетов, духовных семинарий и академий.
Однако в самом начале нового века молодой богослов и востоковед еще не знал, что через считанные годы окажется на древней Суздальской епископской кафедре, и это назначение будет связано с тяжелейшим для всей Русской Церкви периодом. Пока же будущий священномученик, не покладая рук, изучал обширное наследие православных миссионеров, многие замечательные труды которых стали широко известны благодаря изданиям Казанской духовной академии. Так, в 1875 г. здесь были изданы все архивные документы, касавшиеся православного миссионерства в Сибири в XVII –XVIII вв., собранные архимандритом Мелетием, – выход в свет этой книги подвел черту под длительным и очень важным этапом в истории православного миссионерства, во время которого просвещение народов зачастую являлось инициативой энтузиастов-одиночек. Теперь настало время использовать в деле христианского просвещения языческих народов лучшие достижения светской и церковной науки - яркое просветительское наследие митрополита Филарета (Дроздова), в частности, свидетельствует о том весьма наглядно.
Этим и занимался в пору своей преподавательской деятельности в Казани архимандрит Гурий (Степанов). Местом его научной работы часто были не тихие залы библиотек, а продуваемые жестокими ветрами сибирские степи, куда энергичный монах отправлялся с целью евангельской проповеди и сбора сведений о быте и верованиях местных племен. Даже спустя много лет эти просветительские труды не были забыты – в середине 1920-х гг. архиепископ Гурий вновь оказался в Восточной Сибири, в Якутии, но на сей раз это произошло уже не по доброй воле, и поездка эта была совсем не миссионерской, какие он, архиепископ Гурий, не раз совершал в прежние годы. На этот раз просветитель Сибири прибыл в Якутию под конвоем вместе с большой партией арестантов. Новый приезд архиепископа Гурия в Сибирь держался в строжайшем секрете, но кто-то узнал об этом, и, когда узников поместили в холодную камеру якутской тюрьмы, сквозь зарешеченные окна до них донесся колокольный звон - так православные якуты встречали своего просветителя.
Полюбившаяся архиепископу Гурию с молодости Сибирь оказала опальному миссионеру огромную услугу: лишенный епископской кафедры, фактически отстраненный от церковной жизни, находясь в ссылках, он на короткое время получил возможность служить на полулегальных условиях в сельском деревянном храме. Когда молодой миссионер прибыл сюда первый раз, здесь на огромной территории не было даже таких храмов. Христианское просвещение этого края в последние предреволюционные десятилетия стало возможным благодаря подлинному подвижничеству и организаторскому таланту тогдашнего инспектора Казанской духовной академии.
Ему удалось собрать в стенах Казанской духовной академии круг своих учеников и единомышленников, и в 1912 г. один из них, иеромонах Амфилохий (Скворцов), молодой преподаватель монгольского языка, предпринимает двухлетнее миссионерское путешествие в Забайкалье. Результаты этого путешествия были отражены в написанных архимандритом Гурием «Очерках по истории распространения христианства среди монгольских народов», вышедших в свет в 1915 г. в Казани. Этот труд суммировал опыт, накопленный во время православного миссионерства в Сибири, начиная с XVII в., и был призван определить новые требования к православно-просветительской деятельности в этих отдаленных краях, но в силу сложившихся обстоятельств он подвел итоги всей миссионерской деятельности Русской Православной Церкви в Сибири до 1917 г.
Главным же из упомянутых обстоятельств было то, что к началу тотальных гонений на Церковь в стране не было уголков, не слышавших евангельской проповеди. В последующие годы кропотливые труды многих выдающихся миссионеров, к числу которых принадлежал и архиепископ Гурий (Степанов), были фактически сведены на «нет», но время, вернувшее всё на круги своя, показало, что наследие выдающихся просветителей различных народов России не было забыто - основу современной просветительской деятельности Православной Церкви в немалой степени составили сочинения, подобные тому, что увидело свет в Казани в 1915 году и сконцентрировало в себе опыт миссионерских путешествий двух православных монахов в те края, где прежде господствовали лишь языческие культы.
События 1917 года вызвали коренные и драматические изменения в жизни архимандрита Гурия. Началом нового периода в его деятельности стала упомянутая выше речь, произнесенная талантливым миссионером при интронизации новоизбранного патриарха Тихона. Спустя год после этого он снова приехал из Казани в Москву, получив назначение на должность наместника столичного Покровского монастыря, и, несмотря на новую обстановку, неблагоприятную для Церкви, остался верен своему просветительскому призванию. Видный ученый-богослов и миссионер, он примыкает к Даниловскому братству, объединившему значительную часть столичного духовенства вокруг Свято-Данилова монастыря и его наместника архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), а также нескольких крупных приходов, самым известным из которых был приход храма св. Николая Чудотворца в Кленниках на улице Маросейке. Даниловское братство в условиях уже начавшихся гонений на Церковь предприняло попытку наладить в столице на полулегальных условиях религиозное образование, и просветительский талант одного из лучших ученых уже закрытой властями к этому времени Казанской духовной академии был востребован для преподавания в созданной при Даниловском братстве Высшей богословской школе. Однако давление власти на Церковь усиливалось, и в судьбе архимандрита Гурия вновь произошли изменения: пробыв в Москве около года, он был рукоположен в сан епископа и возвратился в родные края – в Алатырскую епархию, населенную преимущественно его сородичами-чувашами. В более спокойных условиях такое назначение можно было бы воспринимать как отстранение от оживленной столичной жизни, и в частности от преподавательской и просветительской деятельности, но в то время патриарх Тихон крайне нуждался в искренних и верных людях, способных проводить его политику в провинции.
Новопоставленный епископ перенёс два ареста, после которых последовало новое поручение патриарха – назначение на Петроградскую кафедру. В это время острейшей проблемой церковной жизни в северной столице был обновленческий раскол, для которого Петроград, как и для революции, явился цитаделью. Обновленцы уже не были разрозненными митинговыми демагогами с претензией соединить христианство и социализм, а представляли собой мощную, поддерживаемую властями организацию, призванную дезорганизовать нормальную деятельность Церкви. Для борьбы с обновленческим расколом архиепископ Гурий оказался слишком воспитанным человеком: привыкший действовать в общении с язычниками при помощи убеждения и негромких слов, он иногда выглядел беззащитным перед разнузданным хамством обновленцев. Вскоре патриарху Тихону было подано прошение об освобождении архиепископа Гурия от обязанностей по управлению Петроградской епархией, и талантливый миссионер вновь отправился в Сибирь, где немало потрудился в молодости – в Иркутскую епархию. Главным направлением его деятельности, как и прежде, стало христианское просвещение народа. Власти же, в свою очередь, оценили талант миссионера новыми арестами. Архиепископ Гурий был приговорен к заключению на Соловках: конец 1920-х гг. ознаменовался пребыванием в стенах этого лагеря многих представителей духовенства, и известный миссионер оказался в стенах тюрьмы, бывшей когда-то одним из самых прославленных русских монастырей, в числе 24 епископов. Гонители Церкви самоуверенно полагали, что они положили конец православной традиции на Соловках, но история монастыря продолжалась и после его закрытия - продолжалась трагическими судьбами оказавшихся здесь новомучеников и исповедников. И все они вели мужественную борьбу против воинствующего безбожия.
Ярким свидетельством этой борьбы стало «Соловецкое воззвание», адресованное партийно-государственному руководству Советского Союза. В воззвании содержался призыв облегчить положение сосланного духовенства и дать возможность провести законные выборы патриарха. Под этим документом, не знающим аналогов в российской истории, в числе других стоит и подпись архиепископа Гурия. И репрессивный аппарат, уже приступивший к разгрому Церкви, но еще не набравший обороты, дал сбой – некоторые узники из числа духовенства оказались на свободе. Архиепископ Гурий был назначен на Костромскую кафедру, но не смог приступить к управлению епархией. Вероятно, местные власти испугались его авторитета и былой принадлежности к Даниловскому братству. 2 августа 1930 г. последовало новое назначение архиепископа Гурия, оказавшееся последним, на Суздальскую кафедру, викарную в составе Владимирской.
Вскоре последовали повальные аресты духовенства, в том числе и многочисленных ссыльных епископов, до этого обладавших определенной свободой. Были среди них и соратники архиепископа Гурия по Даниловскому братству - архиепископ Феодор (Поздеевский) и епископ Серафим (Звездинский), однако встречаться при этом они не могли – епископам запрещалось во время ссылки даже выходить из дома. Оба архиерея оказались на Владимирской земле по приговору суда по делу Даниловского братства, сфабрикованному в Москве вслед за судебным процессом 1922 года, осудившим патриарха Тихона и его сподвижника, архиепископа Феодора (Поздеевского), оказавшегося затем в ссылке во Владимире. В 1931 г. был начат пересмотр дела Даниловского братства, ставивший, однако, целью не установление истины, а вовлечение в круг обвиняемых как можно большего числа священников и епископов. Тучи сгустились и над головой архиепископа Гурия. В 1931 г. он был арестован во Владимире и больше уже не вернулся на свободу. Оставшиеся восемь лет его жизни прошли в тюрьмах и лагерях. Жизненный путь незаурядного православного миссионера, востоковеда и богослова трагически оборвался на одном из захолустных полустанков под Новосибирском. Его мученической кончиной завершилась история Суздальской епархии, начало которой было положено еще во времена великого князя Владимира Святославича: среди митрополитов, архиепископов и епископов, когда-либо занимавших Суздальскую кафедру, архиепископ Гурий значится последним.
В годы антирелигиозных гонений Владимирская земля приняла на себя один из самых тяжких ударов - умаление значения древней русской столицы в духовной жизни народа было одной их задач гонителей Церкви в их тотальной войне против христианства. Однако пролетели десятилетия, и вновь вернулись из забвения просветительские труды архиепископа Гурия (Степанова). Сегодня мы вспоминаем его как выдающегося миссионера, востоковеда, просветителя языческих народов Сибири и Центральной Азии, а ещё – как одну из ярких фигур истории Владимирского края в ХХ веке…
