Не за горами 70-летие окончания Второй мировой войны. На Западе подготовка к этой годовщине идёт уже полным ходом. Уделяет внимание развязанной Германией мировой бойне и немецкая историческая наука.
В ФРГ существует Немецкий комитет по истории Второй мировой войны, объединяющий независимых ученых и учреждения, занимающиеся историческими исследованиями периода 1939-1945 годов. Комитет работает на плановых основах, имеет график мероприятий. Чем ближе к юбилею, тем больше в плане Немецкого комитета появляется мероприятий, вызывающих вопросы. Например, Комитет организует форумы, названия которых звучат так: «Новые подходы к изучению войны. Война и насилие в новейшей истории», «Запрограммированная победа, или Поражение, которого можно было избежать».
Если бы «новые подходы» оставались предметом дискуссии историков-профессионалов, то, наверное, это не привлекло бы широкого внимания. Однако эти темы выходят за рамки круга специалистов, дебатируются в СМИ и автоматически превращаются в инструмент пересмотра истории в политических целях. В качестве примера можно привести интервью научного директора Ведомства по исследованию военной истории (Militärgeschichtlicher Forschungsamt) в Потсдаме Рольфа-Дитера Мюллера (Rolf-Dieter Müller), которое он дал информационному агентству ДПА перед новым 2014 годом.
Р.-Д. Мюллер известен своими работами о войне и пользуется международным авторитетом. В интервью ДПА он уделил особое внимание первой фазе нападения Германии на Советский Союз - периоду с июня по декабрь 1941 года. Прежде всего, Мюллер остановился на том, почему Гитлер напал на Советский Союз 22 июня, а не месяцем ранее, как это первоначально предусматривалось. Корректировка плана и стала¸ по мнению Мюллера, причиной провала немецкой «молниеносной войны», а проведена была эта корректировка потому, что союзник Гитлера Бенито Муссолини вторгся в Грецию и стал терпеть там поражения. Гитлер вынужден был вмешаться. Генеральный штаб сухопутных войск разработал план нападения на Грецию, который должен был быть осуществлён с территории Болгарии и Югославии. Затем, когда в конце марта 1941 года офицерский путч в Югославии сместил пронемецкого принца-регента Павла, Гитлеру пришлось направлять войска в эту страну. Поскольку балканскую войну следовало завершить в кратчайшие сроки, понадобились танковые и другие дивизии, предназначавшиеся для вторжения в Советскую Россию. В итоге начало реализации плана «Барбаросса» было отложено на несколько недель.
Обрисовав эту ситуацию, Мюллер далее говорит: «Весьма вероятно, что перенос начала нападения на 22 июня 1941 года оказал решающее влияние на исход войны. Несмотря на огромные потери, в первые месяцы стратегия Гитлера в Советском Союзе во многом сработала. Однако нужных пяти недель уже не было, и поэтому большое наступление на Москву началось только 2 октября 1941 года, хотя оно первоначально было запланировано на более ранний срок. Когда немецкие части в конце ноября 1941 года достигли пригородов советской столицы, начался уже период осенней распутицы. Вскоре наступила лютая русская зима, к которой вермахт готов не был. В ожидании быстрой победы на Восточном фронте немецкое командование отказалось от зимнего оснащения.
Представляется вероятным, хотя это и нельзя доказать, что в том случае, если нападение началось бы в середине мая 1941 года, Красная армия в западной части России к концу августа была бы уже в значительной степени разгромлена. Если бы наступление на Москву началось в сентябре 1941 года, то, возможно, оно оказалось бы успешным. Удержался бы после этого Сталин у власти или был бы свергнут, остаётся сегодня предметом спекуляций».
Излагая события таким образом, Мюллер умалчивает сразу о нескольких обстоятельствах:
1) опоздание со штурмом Москвы было вызвано в первую очередь упорным сопротивлением Красной армии. Вермахт почти на месяц остановился на рубеже Смоленска. Его передовые части ворвались в город 14 июля, но советские войска своими контратаками вынудили немцев перейти к обороне и бои в районе Смоленска продолжались до 10 сентября;
2) оборона Смоленска сорвала немецкое наступление на Москву и заставила Гитлера изменить свои планы. Видя, какие потери несут танковые части в городских боях, фюрер направил 3-ю танковую группу в наступление на Ленинград, а 2-ю – на окружение советского Юго-Западного фронта, посчитав, что на оперативном просторе от танков будет больше толку. Возобновить наступление на Москву немцы смогли лишь в середине октября;
3) дошедшие до Москвы передовые части вермахта были измотаны боями и не готовы к генеральному штурму города. Мюллер забывает, что вермахт постоянно «отставал от графика» не потому, что терял время в Югославии и Греции, а потому, что столкнулся с таким упорным сопротивлением, какого нигде в Европе фашисты не знали. За летне-осеннюю кампанию, продолжавшуюся 5,5 месяца, немецкие войска потеряли 750 тыс. человек личного состава, 2400 единиц боевой техники, 25 дивизий и 13 бригад.
Этот период стал суровым уроком и для советского командования. Советские войска отошли на 850-1200 км вглубь страны. В руках агрессора оказались основные экономические районы СССР. Советские войска понесли колоссальные людские потери: сотни тысяч погибших советских воинов и миллионы пленных (по оценке Генштаба РККА, за вторую половину 1941 года безвозвратные потери действующей армии составили до 5 млн. человек), 124 дивизии были расформированы из-за потери боеспособности, были потеряны 20 тыс. танков, около 17 тыс. боевых самолетов, свыше 60 тыс. орудий и минометов. Однако всё это не перечеркивает главного – гитлеровский блицкриг был сорван.
Ещё одним важным обстоятельством, которое не хочет замечать Мюллер, является то, что возможный захват Москвы не означал бы поражения СССР. За первые полгода войны СССР смог создать в тыловых районах базу для отражения агрессии и победы. По официальным данным, к январю 1942 года из прифронтовых районов были перевезены и вскоре введены в строй 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 оборонных. Это дало возможность наладить обеспечение армии современным оружием и техникой. В 1942-45 гг. авиационная промышленность давала фронту в среднем по 40 тыс. самолетов в год. Советская авиация в ходе войны достигла значительного количественного перевеса и завоевала полное господство в воздухе. Из 80 тыс. самолетов, которые немцы построили за последние 3 года войны, 75 тыс. было истреблено на советско-германском фронте. Так же обстояло дело и с бронетехникой. Всего за годы Великой Отечественной войны советские танкостроители произвели 110340 единиц бронетанковой техники, в том числе танков Т-34 и КВ, которым не было равных.
Что же в таком случае хочет доказать немецкий историк, рассуждая о переносе Гитлером срока начала агрессии? Красной нитью в его выступлении проходит мысль: «Если бы Гитлер не опоздал с началом войны, немецкие танки не застряли бы в грязи под Москвой».
Не какой-нибудь завсегдатай немецкой пивной, а уважаемый историк, научный директор Ведомства по исследованию военной истории посылает сигнал общественному мнению: панически бегущую Красную армию спасли две вещи – недальновидность Гитлера и русская зима.
Мысль не новая. Её многократно обыгрывали германские реваншисты 50-60 годов. Но зачем вновь запускать её в оборот сегодня? Ответ очевиден: затем, что в недрах германского политического сообщества развернулась подготовка к юбилею 2015 года. Идеология основных западных трактовок Второй мировой определилась еще в 2009 году, когда ПАСЕ в своей резолюции осудила пакт Молотова - Риббентропа, взвалила на СССР равную с фашистской Германией ответственность за начало войны и объявила главную жертву войны её главной виновницей. С тех пор это стало неотъемлемой частью информационного противоборства Запада с Россией, и можно ожидать, что в оставшееся до 70-летнего юбилея время перенос на вермахт англосаксонского стереотипа self-congratulation по случаю «их» победы в войне будет происходить параллельно с «варваризацией» Красной армии. К 70-летию Великой Победы русский народ и другие народы бывшего СССР должны хорошенько усвоить, что вовсе не их героизм и жертвенность сковали эту победу. Эти народы были и остаются варварскими. Просто блестяще воевавший вермахт попал в грязь. В какую грязь с такими выводами попадёт немецкая историческая наука, мы скоро увидим.
