Помнится, в годы социализма не совсем печатный и озорной сегмент русского народного творчества произвел на свет «романс-сомнение японской певицы Асаматы Сукэ «А тому ли я дала?». Казалось бы, этот фольклор должен был забыться под пылью лет, но он неожиданно дал о себе знать в деятельности нового украинского президента Петра Порошенко. И вправду, судьба героини той песни чем-то напоминает происходящее с этим политиком. Всё у него получается, как у наивной японской девушки…
В песне Асамата поверила американскому матросу и пришла к нему на свидание в «тихий домик с бонбоньерками». Как известно, Петр Алексеевич также доверился американским мореплавателям и на встречи с ними куда только не отправлялся. «Домиков с бонбоньерками» хватало и в Киеве, и на цивилизованном Западе.
Понятное дело, чем кончаются такие свидания: фольклорная Асамата предалась блуду с означенным матросом. Прямо скажем, не минула чаша сия и Петра Алексеевича. Американские матросы легкомысленных особ не за чем иным в «домики с бонбоньерками» не зазывают.
Как поётся в песне, скоро певичка заметила в своем организме последствия своей доверчивости. В дополнение к признакам счастливого материнства у нее обнаружились симптомы нескольких непотребных хворей, часто появляющихся у доверчивых японок от дружбы с матросами проходящих пароходов.
Если продолжить наше сравнение и представить, что телом украинского исполнителя является его политика, то после свидания с мореплавателем оно все покрылось пятнами, нарывами и даже отслоением плоти юго-востока. Но самым печальным последствием, как и в песенке, стало появление на свет неуемного нацистского отморозка, принявшегося терроризировать всю округу.
Как это свойственно ублюдкам, он возомнил себя пупом Вселенной и повесил в красный угол портрет своего родителя. Однако папаша от своего отцовства решил прилюдно откреститься, потому что весь мир знает, что на американском пароходе царят благочестивые нравы и матросы никогда не производят на свет уродов. На самом же деле связи с сыночком он поддерживает.
Здесь имеются некоторые отклонения от романса. В тексте произведения нет информации о патологических наклонностях плода межрасового кровосмешения. А в украинской жизни они имеются, и это говорит о том, что искусство отражает реальность лишь в обобщенных категориях.
Так вот, в жизни урод стал частенько наведываться к мамаше и вести такие речи: «Мамаша, слушай сюда. Или ты будешь исполнять все, что велим мы с батей, или я тебя закопаю». По всему видно, что для него исполнить обещание и отправить родительницу в лучший из миров - плевое дело. У него лапы от крови уже никогда не отмоются. Урод он и есть урод. Что остается делать мамаше?
С одной стороны, ей приходится слушать соседей, которые из-за плетня талдычут о лечении болезней народными способами – успокаивающими снадобьями, натирками и заговорами. Она шатается в их сторону и обещает лечиться заговорами и примочками. С другой стороны, урод появляется снова и показывает ей финку. В страхе украинская Асамата шарахается от соседей и начинает расчесывать больные места, доводя их до обильного кровотечения. И так раз за разом.
На днях соседи зазвали Асамату полечиться успокоительными. Она опять согласилась, только не ясно, что случится, когда появится урод с финкой. Не продолжит ли она и дальше раздирать свои раны грязными ногтями?
Матрос тоже не дремлет. Недавно обещал подбросить денег на лекарства. Но лечить уже поздно, запущена болезнь. И фольклорный прецедент тут не поможет: в романсе нет такого куплета, в котором рекомендовалось бы успешное лечение последствий укро-атлантического блуда.
А матросик всё нашептывает: «Не дрейфь, Асаматка, всё возьмем под контроль. Юго-Восток пришьём суровыми нитками, демократию вобьём по самые жабры, язвы выжжем серной кислотой и снова станешь красавицей, как в былые годы». - «А с отморозком что делать?» - сомневается не уверенная в себе киевская Асаматка. - «Да ничего, – отвечает вашингтонский матросик. - Пусть живет в доме. Если какая-нибудь красная опасность появится, он её быстро расплющит. Тебя-то он не тронет. Если ты, конечно, нас слушаться будешь».
В народном русско-японском романсе Асамата рано поседела и сдала здоровьем. Она стала часто выходить на берег Японского моря и предаваться тоске. Однако это в следующем куплете, который Петр Алексеевич ещё не спел. Пока в его голове ещё не зародился вопрос Асаматы Сукэ к самой себе: «А тому ли я дала?»
