Продолжая разговор о «Закате Европы» Освальда Шпенглера, нелишним будет сказать о тех, кого можно считать его предтечами и последователями.
В первой статье я говорил, что сам Шпенглер называл своими наставниками лишь двоих – Гёте и Ницше. «Мне пришлось на этот лад, – писал Шпенглер своему издателю Оскару Беку, – познакомиться с более чем пятьюдесятью предшественниками, включая Лампрехта, Дильтея и даже Бергсона. Число их тем временем должно было перевалить далеко за сотню. Если бы мне вздумалось прочитать хоть половину этого, я и сегодня еще не подошел бы к концу... Гёте и Ницше – вот те два мыслителя, зависимость от которых я чувствую наверняка. Тому, кто откапывает «предшественников» за последние двадцать лет, и в голову не приходит, что все эти мысли, и притом в гораздо более предвосхищающей редакции, содержатся уже в прозе и письмах Гёте, как, скажем, последовательность ранней эпохи, поздней эпохи и цивилизации в маленькой статье «Духовные эпохи», и что сегодня вообще невозможно высказать чего-либо такого, что не было бы затронуто в посмертных томах Ницше».
В длинном списке тех, кто подпитывал автора «Заката Европы» своими мыслями, упоминали и русских мыслителей Николая Яковлевича Данилевского (1822-1885) и Константина Николаевича Леонтьева (1831-1891). Однако здесь вряд ли можно говорить о заимствованиях: на Западе эти мыслители были слабо известны, их мало переводили. Так, немецкий перевод книги Данилевского «Россия и Европа» (1869) вышел только в 1920 году, через два года после появления на свет первого тома «Заката Европы». Нет никаких признаков того, что Шпенглер читал Данилевского, Леонтьева и вообще русских авторов.
А сходство некоторых идей у этих троих поразительное. У немца ключевое понятие – «культура», у Н. Данилевского – «культурно-исторический тип». У немца под «культурой» понимается «организм», представляющий собой сложную социальную систему взаимосвязанных идеологии (религии), науки, искусства, экономики, права, государства. У Данилевского в его «России и Европе» почти то же самое. Тот же состав, тот же морфологический принцип (форма определяет тип культуры). Та же аналогия с живыми организмами (Данилевский был по образованию биологом).
«Культура» Шпенглера, «культурно-исторический тип» Данилевского, «цивилизация» Тойнби – идентичные понятия, просто Данилевский обратился к этому понятию на несколько десятилетий раньше Шпенглера и Тойнби.
Говоря об идейной близости Константина Леонтьева и Освальда Шпенглера, надо отметить, что у немецкого мыслителя значительная часть работы посвящена описанию жизненного цикла культуры. Исходным пунктом рождения культуры у него является мировоззрение: «Каждая новая культура пробуждается с неким новым мировоззрением». Шпенглер под мировоззрением может понимать и религию, и систему научных взглядов. Жизнь культуры, согласно Шпенглеру, протекает по следующей схеме: «Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть своё детство, своя юность, своя возмужалость и старость». В «Закате Европы» он выделяет четыре стадии жизненного цикла культуры: 1) зарождение («мифо-символическая»); 2) ранняя («морфологическая»); 3) высокая («метафизико-религиозная»); 4) старение и гибель («цивилизация»).
У Константина Леонтьева (который воспринял от Данилевского концепцию «культурно-исторических типов», но использовал также термины «культура» и «цивилизация») почти та же схема. Леонтьев сформулировал закон «триединого процесса развития», согласно которому все общественные организмы («культуры») во многом уподобляясь организмам природным, рождаются, живут и умирают: рождение он определял как «первичную простоту», жизнь – как «цветущую сложность», смерть – как «вторичное смесительное упрощение». Леонтьев поставил диагноз начавшегося перехода европейской культуры из фазы «цветущей сложности» в фазу «вторичного смесительного упрощения» в работе «Византизм и славянство» (1875). На языке Шпенглера это и есть «закат Европы». Сходна у Шпенглера и Леонтьева и хронология этапов европейской цивилизации (культуры). Расцвет Европы у обоих датируется периодом XV-XVIII вв., а переход в стадию угасания начинается в XIX веке. Только Леонтьев сформулировал идею «триединого процесса развития» («жизненного цикла культуры») на 43 года раньше немецкого учёного.
На Западе принято считать, что самым фундаментальным трудом по истории и теории цивилизаций является фундаментальная (в 12 томах) работа «Постижение истории» Арнольда Тойнби (1889-1975). Так вот этот англичанин признавал, что для него Шпенглер был гением, и он (Тойнби) воспринял и развил учение немца о культурах и цивилизациях (список Шпенглера из 8 главных культур Тойнби расширил до 21, назвав их цивилизациями).
О бесспорном приоритете двух русских мыслителей – Данилевского и Леонтьева – по отношению к Шпенглеру и Тойнби говорят, увы, нечасто, а то и вовсе не говорят.
Исследователи творчества Шпенглера отмечают сильное влияние «Заката Европы» на Хосе Ортегу-и-Гассета (1883-1955) – испанского философа, публициста, социолога. В своих главных трудах «Дегуманизации искусства» (1925) и «Восстании масс» (1929) испанец впервые в западной философии изложил основные представления о «массовой культуре» и «массовом обществе» (культуре и обществе, сложившихся на Западе в результате кризиса буржуазной демократии и проникновения диктата денег во все сферы человеческих отношений). А ведь эта идея впервые была сформулирована Шпенглером, который описывал признаки умирания культуры в фазы цивилизации. Важнейший признак такого умирания – урбанизация, сосредоточение людей в гигантских городах, обитатели которых по Шпенглеру – уже не вполне граждане, а «человеческая масса», в которой человек ощущает себя частицей безличного начала – толпы.
Ещё далеко не все интеллектуалы в Германии успели отреагировать на выход «Заката Европы», а в Петрограде в 1922 году появился сборник «Освальд Шпенглер и Закат Европы» (авторы Н.А. Бердяев, Я.М. Букшан, Ф.А. Степун, С.Л. Франк). Наиболее интересным в этом сборнике мне представляется очерк Николая Бердяева «Предсмертные мысли Фауста». Под Фаустом Николай Александрович имел в виду самого Освальда Шпенглера, поклонника «фаустовой» (европейской) культуры. Парадокс этого нового Фауста, считал Бердяев, заключается в том, что он, описывая признаки апокалипсиса, не понимал, что это апокалипсис из Откровения Иоанна Богослова. Он (то есть Фауст, он же Шпенглер) доказывает, что европейская культура, войдя в фазу «цивилизации», умрёт, а на смену ей придёт какая-то новая культура, но она не придёт! Трагедия Шпенглера-Фауста, отмечает Н. Бердяев, в том, что, будучи атеистом, он не замечает, что ядром любой культуры является религия. Европейская цивилизация (по Бердяеву) окончательно убивает религию, а без неё продолжение земной истории невозможно. Исследователи творчества Н. Бердяева отмечали, что работа Шпенглера оказала сильное влияние на русского философа, обострив у него «апокалиптическое» восприятие истории.
Вторая мировая война в полной мере проявила гибельную тенденцию, обрисованную в «Закате Европы». Многие философы, историки, политологи транслируют с тех пор тревожное психологическое состояние. Эта тревога выносится на обложки публикуемых книг: Джейн Джекобс «Закат Америки. Впереди средневековье» (1962); Томас Читтам «Крах США. Вторая гражданская война. 2020 год» (1996); Патрик Бьюкенен «Смерть Запада» (2001), «На краю гибели» (2006), «Самоубийство сверхдержавы» (2011); Эндрю Гэмбл «Кризис без конца? Крах западного процветания» (2008) и т. п.
Одним из авторов, использовавших понятия Шпенглера «Фаустова культура» и «Фаустова цивилизация», стал и Игорь Иванович Сикорский, который, будучи выдающимся авиаконструктором, ещё и богословствовал. В 1947 году в США вышла его работа «Незримая борьба» (Invisible Encounter), и одним из понятий, с помощью которых Сикорский описывал состояние мира ХХ века была «Фаустова цивилизация» Шпенглера.
