«Почему это так затянулось?» – спрашивают многие наши сограждане в связи с первой годовщиной СВО. Сам вопрос говорит о том, что ожидания были несколько иными. Российское общество в целом не ожидало, что военные события примут такой размах, а боевые действия будут отличаться таким ожесточением. С образом братской Украины, закрепленным в нашем сознании с советских времен, это не вязалось.
Кто-то поспешил возложить вину на Российскую армию: она, дескать, оказалась не готова и проявила себя не лучшим образом.
В сознании многих гражданских людей армия – самодостаточная величина. Однако это же не так. Вооруженные силы государства – это инструмент государственной политики в такой же мере, в какой война, согласно Клаузевицу, является продолжением политики иными средствами. Армия решает задачи, определяемые политическим руководством.
Применительно к СВО это означало, что ВС РФ планировали параметры своего участия в данной операции, исходя из оценки обстановки, которая вырабатывалась внеармейскими структурами, согласно выводам, сделанным компетентными государственными органами Российской Федерации. Будь эти выводы иными, руководство ВС РФ внесло бы коррективы и в вопросы оперативно-стратегического планирования.
Однако директивные установки были именно такими, какими были, и по ряду важных позиций оказались не в ладах с реальностью. Речь не об ошибочности общеполитических выводов, касающихся мировой ситуации в целом. Как раз в этой части государственное руководство оценило обстановку всецело адекватно. Этим, кстати, объясняется та восьмилетняя пауза перед началом СВО, которую сделала Москва и которая вызвала чуть ли не общее недоумение. Пауза была оправдана необходимостью стратегической подготовки не столько к самой СВО, сколько к неизбежной конфронтации с Западом, в том числе конфронтации военной. Эти восемь лет были необходимы в том числе для создания военных запасов, адекватных масштабу будущего противостояния. Именно поэтому у России никак не закончатся ракеты, хотя Запад уже год считает, на сколько дней их хватит.
Однако произошла осечка. Почему? Ответ на этот вопрос достаточно очевиден. Во всяком случае для автора этих строк, который имел возможность десятки лет наблюдать за усилением негативных тенденций в российско-украинских отношениях, так сказать, изнутри, с территории Украины.
Не вдаваясь в детали, скажу, что общим знаменателем этих отношений было постоянно нараставшее взаимное отдаление. При этом, если с украинской стороны существовал как минимум интерес к дешевым российскими энергоресурсам, за счет которых киевская элита обустраивала себе сладкую жизнь, то для Москвы украинская тема была чем-то вроде неприятного напоминания о том, что хочется поскорее забыть.
В столице бывшего СССР многие годы преобладали две противоположные точки зрения на Украину. Они, как ни странно, совпадали в нежелании уделять этой территории сколько-нибудь постоянного внимания. Одни считали, что Украина – это та же Россия, особых проблем, достойных внимательного изучения, там просто быть не может. Другие, наоборот, говорили, что это «отрезанный ломоть», про который надо поскорее забыть и пускай плывёт куда хочет.
Сторонники противоположных позиций считали совершенно необязательным знать Украину и вникать в характер происходящих там процессов.
А поскольку в Москве с начала девяностых годов преобладал махровый либерализм прозападного толка, отношение к Украине как к чему-то чужому сознательно культивировалось теми кругами, которые выполняли задание «вашингтонского обкома» на закрепление результатов развала СССР и недопущение воссоединения его обломков.
Это касалось не только Украины. Мне в бытность корреспондентом ОРТ по югу Украины и Молдавии приходилось выслушивать в Москве форменные нотации по поводу «слишком пристрастного» отношения к событиям в Приднестровье, где наш корпункт, естественно, защищал интересы российских соотечественников. Ксения Пономарева, тогдашний шеф программы «Время», популярно объяснила мне, что Приднестровье для России примерно то же самое, что Сомали!
А поскольку такая точка зрения помощницы Бориса Березовского на землю, помнившую подвиги суворовских чудо-богатырей, меня не вполне устраивала, прощание с ОРТ не заставило себя ждать. Такой у нас был тогда тыл.
Что же касается Украины, то ваш покорный слуга был свидетелем сначала одряхления, а потом полного отмирания российского информационного пространства на этой территории.
Началось с того, что многочисленные корпункты московских СМИ были за ненадобностью кое-кому в Москве сильно сокращены. Наших московских редакторов репортажи с Украины интересовали в последнюю очередь. Кончилось тем, что из шести штатных корпунктов ОРТ на Украине оставили один киевский, во главе которого поставили ярую бандеровку Наталью Кондратюк. Она и стала «править» наши тесты по своему усмотрению. На этом, собственно, всё закончилось.
Украиной в Москве интересовались немногие. Слышал я о таком учреждении, как Институт стран СНГ, который, судя по его убогому офису и внешнему виду сотрудников, до сих пор работает на чистом энтузиазме. Другие структуры занимались по большому счету распределением денег среди так называемых российских соотечественников и совершенно не интересовались налаживанием хоть каких-то содержательных информационно-культурных связей с живыми людьми «на земле».
Особенно остро неказистость этой ситуации ощущалась в медийной сфере. Запад творил что хотел. Беспрепятственно проводил массовое обучение журналистских кадров «новой волны», толпами возил своих будущих пропагандистов в пресс-туры по штаб-квартирам НАТО и прочим злачным местам.
А стоило мне однажды как руководителю не последней одесской телекомпании обратиться за содействием в российские госструктуры с целью организации пресс-туров наших журналистов в Россию для освещения в Одессе жизни братской страны, как мы наткнулись на стену глухого молчания.
Единственный раз нам «помогли», оформив аккредитацию на посещение выставки вооружений в Нижнем Тагиле, где мы хотели показать перспективность для Украины сотрудничества в этой сфере с Россией. Правда, оплату этого неблизкого путешествия мне пришлось взять на себя, других источников не было. На этом мои деньги закончились и наше информационное сотрудничество с РФ тоже. А ведь из тридцати одесских телекомпаний мы были одной из двух, кто не шипел на Россию. И даже удостоился неудовольствия посла США Джона Теффта за «антиамериканскую пропаганду».
Да что там Нижний Тагил! На редкие в то время совместные учения армий России, Украины и Белоруссии на полигоне Широкий Лан под Николаевом не приехало ни одной российской съемочной группы. И наша камера была чуть ли не единственной.
Ну а когда на Украине «начались события», которые, чего греха таить, многих в Москве застали врасплох, в «столицу бывшей Родины», как любил выражаться мэр Одессы еврей-бандеровец Эдуард Гурвиц, набежало великое множество патентованных «борцов за свободу Украины от нацистского режима». Некоторые из этих беженцев разъезжали по Москве на «майбахах», были вхожи в высокие кабинеты и на моих глазах чуть ли не каждые полгода седлали белых коней для скорого торжественно въезда в Киев.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, какие «экспертные советы и заключения» этот специфический контингент выкладывал на руководящие московские столы. И до сих пор, между прочим, выкладывает.
Как-то забылось, что на Украине десятки лет народ обрабатывала на полное умерщвление сознания самая изощренная в мире западная пропаганда. Что за все эти годы мы сами не сподобились создать даже бледного подобия системы информационно-идеологического воздействия на украинское население. Понадеявшись, видимо, на то, что там свободно продаются московские газеты, а в телевизорах едва ли не одни российские телеканалы.
Надо было там жить, чтобы видеть, что от этих якобы московских газет остались одни названия, а вместо программы «Время» и других российских новостей Украина ставит свой контент.
Что там говорить, если с 2014 года все мои попытки применить в Москве свой немалый опыт руководителя крупного электронного СМИ для организации профессионального вещания на Украину оказались безуспешными.
Закончу тем, с чего начал. Валить сегодня все шишки на армию нельзя. Наш главный провал произошел на информационно-аналитическом и идеологическом фронте (для страны с конституционно запрещенной государственной идеологией это закономерно).
Если мне, фактически одиночке, удалось в статусе депутата Одесского областного совета от общества «Новороссия» еще в 1994 году добиться принятия постановления о запрете на снятие с областного эфира российских телеканалов, которое потом действовало многие годы, могу уверенно заявить: если бы Москве всё это было тогда по-настоящему нужно и нас бы не рассматривали как разновидность Сомали, мы бы вместе горы свернули. И не было бы надобности в СВО, потому что нацистской хунты тоже не было бы.
А сейчас надо наконец делать выводы и исправлять допущенные за тридцать лет ошибки. Цена их измеряется человеческой кровью.
