Прежде чем заключить контракт будущий доброволец СВО проходит кучу собеседований и тестирований. Там выявляют, нет ли у товарища бойца препятствий непреодолимой силы, мешающих ему защищать Отечество. Медкомиссия, тесты на ВИЧ и вензаболевания, алко- и наркотическую зависимость – само собой. Могут помешать службе наличие в Укрорейхе близких родственников, судимости за определенные преступления, тяжелые травмы головы… Но есть вещи, которые не выявит никакой дотошный военврач, до них не докопается вездесущий особый отдел. Ты сам можешь не осознавать, что с собой на СВО несешь тяжелые духовные недуги, с которыми ты солдат просто никакой. Я прежде всего говорю о нежелании и неумении солдата быть хорошим боевым товарищем.
От помощи коллектива зависит будущее добровольца ещё в пункте отбора добровольцев и в учебке. Весь твой круг жизни там – круговорот мелочёвки, которая изматывает твои нервы до предела. Ты рвёшься на фронт – тебя держат в тылу из-за недостачи справок. Ты не один, с тобой в одном кубрике живут такие же добровольцы. Если они поняли, что ты надежный отзывчивый мужик, они не дадут тебе уйти в нервный срыв, а то и в штопор, будут тебе всячески помогать. Надёжная рука друга очень пригодится тебе перед фронтом – в учебке. Сколько туда попадет мужиков, которые не умеют толком разбирать стрелковое оружие! С более опытным, чем ты, другом ты можешь стать профессионалом в матчасти оружия. Ваш покорный слуга до конца жизни будет с благодарностью вспоминать моего товарища с позывным Азамат. Азамат – ветеран СВО и других постсоветских войн. В оружейке и по оружию Азамат меня гонял хорошо – до состояния, когда матчасть от зубов отскакивает. Азамат также научил, как в полном снаряжении преодолевать длительные марш-броски в дикую жару и лютый холод, как утолять жажду малым количеством воды и т. д.
«Не бывает неумелых солдат, есть просто неопытные, – сказал мне однажды Азамат. – Ты с каждым днем будешь становиться все более опытным. Всему, что ты уже знаешь сейчас, ты можешь учить других новеньких необстрелянных ребят. Они станут твоими братьями по оружию».
Хорошо в этом плане работает, когда ты с боевыми товарищами в свободную минуту тренируешься оказывать первую неотложную медицинскую помощь… Во время таких тренировок чужая боль – пусть и тренировочная – так или иначе становится твоей личной. После тренировок полезно с точки зрения психологии военных отношений в том числе обсуждать, кто что сделал неправильно, почему у того-то, к примеру, не выходит очень быстро затянуть жгут либо турникет. Если солдат на занятиях по перевязкам, что называется, спит на ходу, инструктор его будит окриком: «Вытек!» (то есть умер). Максимально ожидаемо, чтобы на таких самоподготовках в душу каждого впечаталось, что товарищ не должен «вытечь» ни за что, пусть лучше «вытеку» я. Мой личный совет малоопытным товарищам по СВО. Пусть вы контрактовались не как медики. В гуманитарках, которые идут в части, сейчас полно медикаментов и пособий по военной медицине для «чайников». Обзаведитесь этим добром по максимуму, применяйте с пользой для себя и других. Это идет на пользу нашей Победе, благотворно влияет на отношения в боевом коллективе. Коллектив становится настоящей военной семьей. Это и нужно для полноценного боевого слаживания. Крепкое боевое слаживание невозможно там, где бойцы друг другом не дорожат.
«Я профессионально занимался биатлоном – рассказал мне снайпер с позывным Аляска. – Опытный охотник-следопыт практически с детства. Научен выживать буквально без ничего в глухой заснеженной тайге. Но будь ты голливудским суперменом, ты на войне не выстоишь, не выживешь, если у тебя нет рядом надежных боевых товарищей, друзей. Дружба на войне стоит выше всего. Друга ты обязан закрыть собой, за предательство друга должен быть наказан смертью».
Аляска – пасмурный и задумчивый худощавый мужик в возрасте близ «полтинника». На гражданке работал техническим сотрудником в правительстве Сахалинской области. В 2022 году он понял, что уже не может отстраненно наблюдать геноцид русских людей киевским режимом. В 2023 году ушёл на СВО – как ранее не служивший в армии доброволец. На войне выучился на снайпера, достойно проявил себя в деле. За голову Аляски «укропы» до сих пор сулят большие деньги. В учебку, где находился аз грешный, Аляска прибыл со своими товарищами по прошлой командировке на СВО. Они всегда и везде держались вместе. Все разные по жизненному пути, возрасту, характеру, внешности. Их признанный лидер – кадровый спецназовец, позывной Кузнец. Мощный, как скала, резкий в движениях, как барс. К врагам беспощаден, к товарищам добр и отзывчив. В этом суровом воине скрывается озорной мальчуган с улыбкой до ушей.
«Я кузнец! Могу выковать и похороны, и свадьбу, и всю судьбу человеческую, – говорит Кузнец. – Близок с водяными, домовыми, лешими. Если серьезно. Много из своей жизни на гражданке излагать не имею права. Короче, служил в закрытом военно-учебном центре. Живу в Анапе, Краснодарский край. В 2023 году зашел в первый раз на СВО. Как и у моих друзей, это были Попасная, Яковлевка, Белогоровка, потом Спорное. Новороссия – моя малая родина. Я из Николаевской области бывшей Украинской ССР. В Краснодарский край переехал с родителями в школьные годы».
Кузнец поведал, что с детства примером для него был родной дед – герой Великой Отечественной войны:
«Я пошёл на войну с мыслью: добью тех, кого не добил дедушка. Времена, может, и меняются, а нацисты – нет. Укронацизм – последыш нацизма гитлеровского, но куда более мерзкое отродье дьявола. Во Вторую мировую войну русских убивали немцы и их нерусские пособники со всей Европы: венгры, хорваты, итальянцы, испанцы, французы, даже швейцарцы в вермахте пробегали… С 2014 года русских убивают «укропы» – те же русские, только с другой, вражеской прошивкой. Я общался в ту командировку с пленными «укропами». Это идиоты с промытыми мозгами. Внутри них запущен механизм, который уже не переформатировать. Его можно только уничтожить. Я иду в очередной раз на войну, чтобы уничтожить эту мерзость в моем родном Николаеве, Харькове, Киеве, Львове. Там остались по- настоящему русские люди, по духу русские. Русские русских бросать не имеют права. Если будет иначе, то русский народ будет осужден Господом за самый страшный грех – предательства братьев и сестер».
О дружбе на войне не говорят красивых слов. От этого пафоса, как и от любого другого, солдата тошнит. Воинская дружба, окопное братство не терпят пристального внимания публики. Если они есть среди твоих товарищей, ты это чувствуешь. Каждому было видно, что ребята Кузнеца – настоящая спаянная фронтовая семья. В этой семье старшие уважают младших, но и более старший по возрасту и опытный брат склонится перед дельным мнением младшего. Младшие во фронтовой семье Кузнеца – совсем молодые парни Осетин и Пионер. Осетин – русский, просто его корни из Северной Осетии. Живет в Ставропольском крае, терский казак. Не терпящий показной набожности православный человек. Ценит веселую шутку, ненавидит праздное пустословие и, увы, свойственный казарме похабный треп про постельные «подвиги» и гекалитры выпитого на гражданке спиртного. Пионер по возрасту не успел попасть в советскую пионерию, но о героях Великой Отечественной войны знает, пожалуй, куда больше многих номинальных пионеров и комсомольцев советского времени. На камуфляже у этого коренастого блондина со лучистыми глазами Олега Кошевого – шеврон с флагом Советского Союза. Зовут Пионера по «гражданке» Игорь. Не знаю, как Игорек понял, увидев меня в первый раз, что это мой первый контракт, я даже срочную в армии не служил… Он дал понять, что войну уже проходил, хочет стать моим армейским другом, научить по армии и войне всему, что знает сам. А я, как сказал Игорь, могу научить его тому, что знаю. Игорь, как и Кузнец, живет в Краснодарском крае, только в том районе, где не курорты, как в Анапе, там больше по сельскому хозяйству. Пионер и работает в фермерском хозяйстве, водит и ремонтирует сельхозтехнику. Свободное время тратит не на алкогольные возлияния, а на самообразование. Хочет после окончания этого своего контракта получить высшее образование.
В утро, когда эшелон Кузнеца его ребят уходил из нашей учебки на фронт, я встретил Пионера в нашем лагерном храме-палатке. Как раз к нам приехал батюшка. Пионер исповедался и причастился. Вера в Господа сближает людей в армии, казарменная похабщина нас отвращает. Так и на гражданке бывает. Много лет назад, когда я еще был студентом, был у меня закадычный друг, одногруппник. Мы сидели в аудитории всегда вместе, делили радость и горе. Грехи юности, само собой… Я ощутил нашу дружбу своей кожей только после того, как мой друг Сережка ушел послушником в монастырь. Я провожал его до обители, нас поселили в одной келье. Уехав из монастыря назад в Москву на учебу, я почувствовал: после ухода Сереги из мира внутри меня что-то оборвалось. И при этом я обрадовался тому, что Сережка в святой обители наконец-то обретет себя истинного. В своей родной Москве, которая в девяностые годы и на заре нулевых, была похожа на пьяную размалеванную проститутку, Сережка себя не находил и искать не хотел. Он искал себя в тяжелой рок-музыке, политических акциях тогдашних нацболов – и все без толку, ибо там было то же самое общество спектакля Ги Дебора. Сережки не стало в 2008 году. Думаю, если бы он был жив сейчас, служил бы походным духовником на СВО.
На этой войне я встречаю ребят, похожих на друга моей студенческой юности Серегу, впоследствии рясофорного послушника Сергия. Отдельный материал обязательно посвящу Константину с позывным Учитель. Моему товарищу по отряду в учебке, соседу там по жилой палатке. Мы вместе отбыли на фронт под «Прощание славянки», тряслилсь в пыльном и прожаренном южным зноем кузове «Урала» посреди тюков и баулов с гуманитаркой. Пили бы мы при этом пиво или что покрепче, точно бы сорвались друг на друга. Нас спасло то, что Виктор Франкл назвал бы взаимной логотерапией. Так мы держимся и сейчас, служа «за ленточкой». Что нет у меня – есть у Костика, и наоборот. Вещи, деньги здесь на линии боевого соприкосновения не имеют ценности. Куда более важно здесь, если ты психологически «поплыл», а тебя вытаскивают из твоего душевного болота за просто так. Ты потом бодро встаешь в строй и готов с честью служить Родине до Победы над укронацизмом….
Костик Учитель меня так спас. Учитель – потому что на гражданке работает школьным учителем, по-настоящему любит свою работу, любит детей. В своем родном городе Костик – первый педагог, который пошел добровольцем на СВО. Эта война у него далеко не первая. В 2014 году Костик уехал защищать русских людей Донбасса. Воевал, был ранен. Видел куда больше меня, при этом меня моложе. Казачий сотник. Учитель очень огорчился, узнав, что я не состою в казачестве. Хочет меня при случае «опростать», то есть посвятить в казаки. Обязательная для этого таинства нагайка у Костика с собой.
Настоящий друг для каждого, кто в нашей располаге ищет помощи и поддержки, – дядя Вася. Весь седой, хотя ему пятьдесят с небольшим, я бы ему все шестьдесят дал. Ветеран Русской весны в Донбассе, защитник ЛНР от укронацистов в самое страшное для республики время, 2014-2016 годы. В 1992 году тогда еще совсем молодой дядя Вася защищал от румынских нацистов новорожденную Приднестровскую Республику. Кому на сердце вдруг стало плохо, никогда не уходит от дяди Васи без настроя заново родившегося человека. Послушать дядю Васю – как сходить на исповедь к мудрому батюшке. Только внимательно присмотревшись к дяде Васе, видишь: этот никогда не унывающий воин духа – инвалид войны. «Укропы» постарались еще на Луганщине. Тяжелое увечье лишило дядю Васю много того, что он любил всю жизнь. Военная бюрократия, как водится, отнеслась к дяде Васе с казенным безразличием.
Каждый, кто подставляет ближнему плечо на СВО по зову сердца, заслуживает отдельного упоминания. Тем братьям, которые только собираются на СВО, скажу мудрые слова одного нашего товарища: «Не каждый брат по СВО тебе брат». Здесь обращение «брат» распространенное. Настоящее братство здесь, как и на гражданке, показывается только в деле. Братские чувства у солдат друг к другу – результат недюжинной работы душевных солдатских сил. Душа солдата пашет, как трактор, чтобы не скатиться в бездны ада. Грязи здесь – как в давно нечищеном общественном сортире.
Продолжение следует
