В ночь 6 июля 2024 г. на памятнике литовскому королю Миндовгу в Вильнюсе кто-то написал фразу «Vilna Naša» («Вильна наша»). 6 июля отмечается День государства и День коронации Миндовга, которого в Литве называют Миндовгас. Миндовг – единственный литовский монарх, который официально имел титул короля. Его преемники титуловались великими князьями литовскими, хотя некоторые из них и объявляли себя королями, но подобные заявления были великокняжеской самодеятельностью и не признавались за пределами Литовского княжества. Нанесение надписи на памятник литовские правоохранители расценили как вандализм и завели дело по факту случившегося.
Можно с уверенностью сказать, что надпись не оставляли сторонники литовского государства. Для них Вильнюс и так «наш», литовский. При этом город у литовцев называется именно Вильнюс. Вильна – это первое русское название города. Но с течением времени, когда литовская знать ополячилась, название стало произноситься по-польски – Вильно. Оно оставалось польским даже после разделов Польши в конце XVIII в., когда город вошёл в состав России. И только антирусские польские восстания в XIX в. стимулировали имперское правительство вновь вернуть названию города русское звучание – Вильна. Хотя и общество, и даже чиновники настолько привыкли к польскому произношению, что продолжали называть город на польский манер. Белорусские националисты чаще использовали наименование Вильня или Вильна, утверждая, что это белорусское название города.
Фразу «Вильна наша» на памятнике литовскому королю могли оставить или белорусские оппозиционеры, осевшие в Литве после подавления белорусских протестов 2020 г., или некто, пытающийся очернить этих оппозиционеров в глазах литовских властей, хотя большого смысла в последнем нет.
Почему среди белорусов гуляет утверждение, что Вильна «наша», т. е. белорусская, ответить несложно: всё из-за существующего мифа о том, что Великое княжество Литовское было белорусским государством, да к тому же ещё и созданным белорусами. Соответственно, столица Великого княжества Литовского по этой логике должна была быть белорусским городом.
Вообще, представление о «белорусской Вильне» стало формироваться ещё в XIX в., когда появились попытки создать в общих чертах историю региона, используя для описания прошлого текущие представления о наименовании местного населения. Любительская, да и не только любительская история не задумывалась, что в прошлом были иные идентичности, иные государственные границы, иное представление о себе и о соседях. Актуальную современность XIX в. без критики переносили в Средневековье. Причём, нужно отметить, что иногда в прошлое переносили не только этнографические реалии XIX в., но и кабинетные схемы, названия, т. е. отвлечённые теории, которые были призваны каким-то образом систематизировать и структурировать информацию. К тому же в дореволюционной Вильне в начале ХХ в. сформировались малочисленные организации белорусских националистов, которые развивали миф о средневековом белорусском государстве Великом княжестве Литовском. Столица средневекового белорусского государства, естественно, должна была быть белорусским городом. Носители белорусского советского национализма межвоенного периода частично были выходцами из дореволюционных белорусских националистических организаций левого толка. Развивая представления о белорусской истории, они переносили шаблоны дореволюционного белорусского национализма в раннесоветские реалии. Однако после Великой Отечественной войны белорусский советский взгляд от этого избавился. Великое княжество Литовское стало государством литовских феодалов, а его столица – литовским городом без всяких белорусских претензий на него. В среде белорусской эмиграции миф о Великом княжестве Литовском как белорусском государстве сохранялся и развивался. Хотя и в советской Белоруссии существовали маргиналы, развивающие идею белорусской государственности средневековой Литвы, но это были именно маргиналы. Причём практически никому не известные.
Перестройка и распад СССР породил всплеск к познанию «правильной» истории, свободной от советских идеологических штампов, но эта «правильная» история оказалась в первую очередь антисоветской. «Исторической правдой» считалось любое утверждение, противоречащее советской концепции. И было неважно, настолько это утверждение было вменяемым и подтверждённым историческими фактами. Наряду с объективным рассмотрением исторических сюжетов появилось большое количество псевдоисторических манипуляций. Помимо того, в СССР стали проникать исследования и публицистика, созданные в зарубежных диаспорах, в том числе и в белорусской. Необходимо отметить, что белорусская медиевистика относительно стойко держалась в перестройку в отношении литовских сюжетов. Как подчёркивал московский историк белорусского происхождения, не чуждый по причине своих убеждений чрезмерной белорусизации истории, Н.Н. Улащик, даже накануне распада СССР, когда уже полным ходом шло вторжение эмигрантского дискурса о том, что средневековая Литва – это белорусское государство, академические белорусские историки рассматривали это государство как литовское.
Массово убеждение в том, что Великое княжество Литовское – это Белоруссия, закрепился чуть позже – в 90‑е гг. ХХ в. Такое положение дел породило многочисленные версии, кем были белорусы в этом государстве. Молодой республике необходимо было искать своё прошлое, поэтому всё более привычным становилось упоминание о белорусскости Литовского княжества. Постепенно это утверждение стало обрастать подробностями, отражающими новое положение дел. В Белоруссии стал формироваться литвинский дискурс. Он был не однородным, а оттого даже при относительно широком распространении, не стал доминирующим, так как его развивали многочисленные группы энтузиастов, видевших в литвинстве или литвинизме разное наполнение. (Необходимо обратить внимание, что термин существует в двух обозначениях «литвинизм» и «литвинство». Эти термины выступают как синонимы). Наиболее одиозная версия литвинства утверждает, что белорусы – это славянизированные балты (т. е. не славяне), которые имели своё мощное государство в прошлом – Великое княжество Литовское. Потом это государство объединилось с Польским королевством в Первую Речь Посполитую, а вечный враг под названием Российская империя государство гордых литвинов уничтожил. После чего появилось название «белорусы», которое было придумано русскими якобы для того, чтобы специально ущемить литвинскую гордость. Более мягкие версии видят в литвинах не славянизированных балтов, а балто-славян, т. е. этническую смесь, или славян, которые именовались литвинами, и т. д.
Интерес к изучению литвинства проявляют и литовские историки. Для Литвы белорусское литвинство представляется своеобразным вызовом. Ведь литвины претендуют на литовскую историю. Литовские исследователи замечают ещё одно направление литвинизма, которое абсолютно игнорируется в белорусском дискурсе. Литовцы в качестве варианта литвинизма рассматривают и современное официальное белорусское представление о Великом княжестве Литовском. А заключается оно в том, что Великое княжество Литовское белорусское или белорусско-литовское государство, в котором литовцы – это балты, а белорусы – славяне. В белорусской постсоветской историографии закрепилось мнение, что Великое княжество Литовское создали в основном белорусы (или их предки) либо сами, либо в союзе с литовскими племенами. Литовские князья в белорусской историографии перестали называться белорусскими. Белорусские историки признают, что эти князья из балтской, а не славянской династии, но тем не менее белорусы имеют огромные заслуги в деле создания и развития Великого княжества Литовского. Территория Белоруссии вошла в состав Литовского княжества в целом добровольно или в результате удачных браков литовской правящей элиты с местными княжнами. Эта белорусская версия прошлого, зафиксированная в белорусской учебной литературе, то есть ставшая нормой, в Литве также воспринимается как проявление литвинства.
К слову, литвинство литовские историки видят и в русской, а также польской историографиях. Упоминание о том, что Великое княжество Литовское русско-литовское государство или Литовская Русь с точки зрения литовских историков и общественников – это проявление литвинства. Упоминание поляками, что Литва является регионом Первой Речи Посполитой, то есть часть Польши того времени, а также что Литвой владели польские короли как частью польской территории, также воспринимается как литвинство. В общем, для литвовцев литвинство – это всё то, что указывает на Великое княжество Литовское как не только на литовское государство.
В Белоруссии литвинство развивалось не только в 90‑е гг. ХХ в. Оно активно проявляло себя и в начале XXI в. Белорусские чиновники, депутаты и даже учёные делали заявления о том, что белорусы – это литвины или, в крайнем случае, наследники литвинов. От Великого княжества Литовского даже вело начало белорусской государственности. Но этому положил конец белорусский президент, когда в феврале 2017 г. он призвал искать истоки белорусской государственности не в Великом княжестве Литовском, а в древнерусском Полоцком княжестве. После такого заявления видеть в себе литвинов белорусские чиновники постепенно разучились. Хотя версия, что Литовское княжество является белорусским государством, осталась и функционирует.
Неожиданно проблема литвинства возникла в Литве в августе 2023 г. Литовские политики вдруг озаботились тем, что среди белорусских оппозиционеров, осевших в Литве после неудачных протестов 2020 г., развиваются идеи литвинства, где и средневековая Литва не литовское государство, и Вильнюс – не литовский город и, более того, даже не Вильнюс, а Вильня или Вильна.
Председатель комитета сейма по национальной безопасности и обороне Л. Касчюнас заявил: «Я не хочу, чтобы в нашей стране появилась община, питающая так называемую литвинистскую идеологию, которая присваивает себе Великое княжество Литовское, говоря, что настоящие литвины – это белорусы, а мы где-то на периферии. Я не думаю, что такой концепции, такой идеологии есть место в Литве». К проблеме быстро подключился Департамент государственной безопасности Литвы, представители которого, хоть и сказали, что литвинство не несёт угроз литовскому суверенитету и территориальной целостности, но отметили, что его «идеологические установки могут усилить межэтническую напряженность в государстве и разжигать негативное отношение к лояльной части белорусской общины в Литве». После этих заявлений считающаяся лидером белорусской оппозиции С. Тихановская была вынуждена оправдываться, утверждая, что литвинская проблема создана искусственно и направлена на разобщение белорусов и литовцев, а литовский суверенитет и литовские границы не подвергаются никакому сомнению со стороны белорусской оппозиции.
Однако это заявление С. Тихановской – обычная реакция на возникшую проблему, отчасти простая отговорка, необходимая для того, чтобы сгладить инцидент. Окружение С. Тихановской не сделало выводов из литвинской проблемы, возникшей в августе 2023 г. Поэтому в марте 2024 г. советник беглой оппозиционерки А. Лебедько показал карту Белоруссии «с историческими границами». На этой карте «исторические границы Белоруссии» заходили на территории всех современных соседних государств. То есть Вильнюс был обозначен как белорусский город. Такое отношение к соседним территориям сформировалось у белорусского национализма достаточно давно. Оно является общим местом националистической исторической памяти, которая уже оформилась и вряд ли серьёзно изменится, ведь признать Великое княжество Литовское сугубо литовским государством для белорусского национализма означает крушение мифа о великой белорусской государственности в Средние века, то есть из историко-политической мифологии исчезает огромный пласт «своих», «белорусских» исторических образов, событий, персоналий, на которых формировался патриотический и национальный дискурс. На это белорусский национализм пойти не может, иначе он потеряет гордость за большой период прошлого.
Ещё в спокойные времена до белорусских протестов 2020 г., когда белорусские историки спокойно ездили в Литву, там каждый год проходил Международный конгресс исследователей Белоруссии. В кулуарах этого конгресса, в литовском Каунасе велись в том числе и разговоры о том, как и когда белорусы будут забирать у литовцев Вильну – свою «древнюю белорусскую столицу». В августе 2023 г. литовцы озаботились белорусским оппозиционным литвинством, в марте 2024 г. белорусские оппозиционеры показали карту с «историческими белорусскими территориями», в июле 2024 г. на памятнике Миндовгу появилась надпись: «Вильна наша». И, судя по всему, это не последние проявления литвинства. Исторические мифы так просто не умирают.
