Состоявшаяся 25 февраля подготовительная встреча заместителей министров иностранных дел Индии и Пакистана, безусловно, отражает новую, более сложную стратегию правящих кругов США по отношению к региону Южной Азии. Однако, на мой взгляд, взаимоотношения между двумя южно-азиатскими государствами имеют свою историческую логику и свою политическую инерцию развития. Помимо этого, новый подход США к Южной Азии, в конечном счете отражает признание американским истеблишментом (естественно, не артикулируемое публично) пределов своих геополитических возможностей, неспособность этой страны с одинаковой эффективностью действовать сразу на нескольких внешнеполитических направлениях. Думаю, что и «примирительные» жесты Дели в отношении Исламабада – не «филантропический экспромт», а тщательно продуманная политико-экономическая стратегия.
***
«Дьявольски сложные» - так в 1980 г. определил отношения между двумя странами бывший министр иностранных дел Индии К.Натвар Сингх, в то время возглавлявший дипломатическую миссию своей страны в Пакистане. Спустя тридцать лет это емкое определение пакистано-индийских отношений ничуть не утратило актуальность и даже стало политически более острым. Используемые сегодня специалистами по международным отношениям идиомы, типа «затяжное соперничество» или «устойчивая конфликтность», отражают сложное взаимодействие в двусторонних отношениях таких факторов, как историческая память, врожденные и благоприобретенные предрассудки, неурегулированность территориальных споров, нечеткая национально-этническая идентичность, конфессиональные противоречия, острая конкуренция государственных идеологий, постоянное ощущение незащищенности перед лицом соседней страны и т.д. Сохраняется мощная инерция взаимного недоверия у элит обоих государств; впрочем, нередко нагнетание враждебных настроений в отношении соседей преследует вполне «приземленную» политическую цель: добиться консолидации политического класса и политической системы в своей стране, особенно в период кризисного развития.
Взаимное недоверие сказывается и на динамике общественного мнения в обеих странах. Так, согласно недавно проведенным замерам социально-политических ориентаций жителей двух государств, более 50% индийцев считают исходящую от Пакистана угрозу «высокой», тогда как 46% пакистанцев испытывают сходные чувства в отношении Индии (практически не ощущают угрозы, исходящей от соседей, 13% индийцев и 28% пакистанцев).
Среди значительной части индийцев сложилось устойчивое мнение: только «качественная реконструкция» пакистанского государства (т.е. демонтаж его антииндийской идеологии) может по-настоящему улучшить двусторонние отношения. В то же время индийские аналитики отмечают: «идеологическое государство» в Пакистане сохраняет дееспособность вследствие развития серьезных вполне определённых процессов в социальной структуре пакистанского общества. Содержание этих процессов определяется следующими тенденциями.
1. Энергичные демографические процессы в обществе (в настоящее время население Пакистана составляет 175 млн. человек, а к 2030 г., по оценкам Плановой комиссии страны, достигнет 240-250 млн. человек) имели следствием разрастание социального слоя городской и деревенской бедноты, восприимчивого к упрощенным версиям идеологии, прежде всего к политическому исламу.
2. Косвенным отражением демографической динамики стали качественные изменения в идейно-политической жизни Пакистана. В настоящее время бескомпромиссные идейные течения, прежде всего ваххабизм, активно вытесняют «либеральные» модели идеологии, а вместе с ними – и традиционное историко-культурное наследие Индостана. Прогрессивно мыслящие ученые Пакистана образно характеризуют данный процесс как «смену южноазиатской идентичности на арабо-мусульманскую этику, господствующую в песках Саудовской Аравии».
3. Начатый в конце 1970-х гг. генералом Зия-уль-Хаком процесс политизации ислама (в чем ему активно помогала администрация Р.Рейгана) приобрел устойчивую инерцию, превратил мусульманский радикализм в социально-политическую силу, оспаривающую у армии ведущую роль в пакистанском обществе. В данном контексте выглядят логичными утверждения пакистанских и индийских политологов о «декоративности» демократической власти во главе с А.А.Зардари в стране.
Неспособность пакистанской власти – и гражданской, и военной – осуществить модернизацию общества в интересах народа имела следствием поиск компенсаторных механизмов, способных на время обеспечить социальное спокойствие. Одним из таких механизмов стала новая версия пакистанской идентичности, опирающаяся на два основания: 1) ядерную программу и 2) историческую враждебность к Индии.
На протяжении последних трех десятилетий внешняя политика Пакистана строилась исходя из «незаменимого» географического положения этой страны, что, по мнению ее истеблишмента, ясно продемонстрировали ввод советских войск в Афганистан и их последующая эвакуация. В настоящее время пакистанский военно-гражданский истеблишмент в своих внешнеполитических расчетах исходит из: 1) геополитического «изнеможения» Америки под бременем ближне- и средневосточных проблем; 2) превращения Китая во влиятельную геополитическую силу в регионе Южной Азии (экономисты отмечают: Китай является крупнейшим внешнеэкономическим партнером для всех сопредельных государств, включая Индию, Пакистан и Бангладеш); 3) готовности США согласиться с «миротворческой» ролью Китая в Южной Азии (1), прежде всего в пакистано-индийских отношениях (Дели, как известно, категорически против всякого посредничества в двусторонних отношениях – как китайского, так и американского).
Незримым участником пакистано-индийских отношений, безусловно, является Китай. Развивая отношения с Исламабадом, Пекин одновременно преследует несколько целей:
- прекратить «переток» радикальных исламистов, включая их вооруженные формирования, из Пакистана на «беспокойные» территории Китая, прежде всего Синьцзян-Уйгурский автономный район;
- ограничить влияние США в Центральной и Южной Азии;
- эффективнее контролировать доставку энергоносителей из Персидского залива в Южно-Китайское море для собственных нужд;
- через систему отношений союзов с сопредельными, а также отдаленными (Шри Ланка) государствами Южной Азии сдерживать в этом регионе влияние Индии.
Соперничество Китая и Индии за сферы влияния в Южной Азии, по сути дела, благоприятствует неуступчивой политике Исламабада в пакистано-индийских отношениях. Индийские политологи отмечают: среди пакистанской элиты весьма слабы позиции тех, кто выступает за активное развитие внешнеэкономических, научно-технических и культурных связей между двумя странами. Вместе с тем Индия жизненно заинтересована в сохранении единства и территориальной целостности Пакистана. Этнические конфликты и возможная «балканизация» Пакистана, полагают в Дели, могут иметь следствием неконтролируемый поток беженцев в Индию, активизацию торговли наркотическими средствами и оружием, хаотизацию процесса государственного управления. Вместе с тем индийские внешнеполитические аналитики убеждены: наличие у обоих государств ядерных арсеналов будет сдерживать развитие конфликтных ситуаций.
Видимо, в своей стратегической линии в отношении Пакистана премьер Манмохан Сингх и его коллеги исходят из того, что под воздействием системного кризиса пакистанское общество быстро меняется. Глубокие изъяны экономики и политической системы, несмотря на массированную помощь извне (Китай, Саудовская Аравия, США), потребуют кардинальных перемен государственного курса и, в частности, «стратегического сдвига» в отношениях с Индией. Дели готов поддерживать эти новые тенденции в политике Пакистана (если необходимо, то тактикой «односторонних жестов» (2)). Новая тактика, впрочем, не меняет стратегические основы триединого подхода Индии к двусторонним отношениям: сохранение высокой боеготовности и поддержание «потенциала сдерживания»; вовлечение Пакистана на всех уровнях внешнеэкономических связей в совместные бизнес-проекты; готовность к изменению Исламабадом позиции по ключевым аспектам двусторонних отношений, включая т.н. «кашмирскую проблему». Следует, однако, учитывать: «коридор возможностей» компромиссной линии в отношении Исламабада у Дели весьма ограничен. Индийская оппозиция, от коммунистов до партии Бхаратия Джаната Парти, уже осудила примирительный подход премьера М.Сингха к отношениям с Пакистаном, мотивируя свою позицию «защитой политического суверенитета» страны.
Тем не менее индийское правительство продолжает свою «примирительную» линию, что особенно выпукло проявилось в сдержанной реакции официального Дели на трагические события в Мумбае/Бомбее в конце ноября 2008 года. Важным шагом на пути реализации стратегии компромиссов в индийско-пакистанских отношениях считается назначение Шив Шанкара Менона на пост советника премьер-министра по вопросам национальной безопасности. Эксперты в Дели отмечают: «Ш.Ш.Менон, проведший свои школьные годы в Тибете, без предрассудков и излишней боязни» относится к Китаю; его считают «непревзойденным мастером по выстраиванию сложных компромиссов с соседями». В связи с этим возникает вопрос: какие философско-политические представления будут в итоге определять стратегическую линию Индии в отношении Пакистана?
Во-первых, правящие круги Индии, видимо, исходят из утраты Пакистаном – вследствие довольно длительного развития дезинтеграционных тенденций внутри страны – значительной доли своей международной субъектности. Индийский истеблишмент не вводят в заблуждение ни наличие у соседнего государства ядерного потенциала, ни массированная внешняя помощь этой стране (Саудовская Аравия, Китай, США), ни форсированное развитие с помощью КНР транспортной инфраструктуры в Пакистане, включая стратегический порт Гвадар. Очевидно, в Дели исходят из того, что Исламабад будет – рано или поздно – «размораживать» двусторонние отношения с Индией.
Во-вторых, индийские «стратегические элиты» не абсолютизируют роль армии как главной политической силы Пакистана. Время от времени в индийской печати появляются сообщения о трениях в пакистанской армии, в частности между пенджабцами и пуштунами. Кроме того, жизнеспособность пакистанской армии подрывается связями некоторых её подразделений с движением Талибан. Наконец, нельзя полностью игнорировать пакистанскую версию о попытках Индии, с одной стороны, «дестабилизировать» положение в провинции Белуджистан, а с другой стороны, закрепиться в Афганистане после эвакуации оттуда американских войск и тем самым окружить Пакистан с запада и востока, как это уже было после ввода в Афганистан советских войск (3).
В-третьих, Дели рассчитывает на то, что возможности Пакистана развиваться на основе внешней помощи и милитаризации экономики исчерпаны. Для пакистанской элиты приближается своеобразный «момент истины», когда придется четко определить основы социально-экономической политики и приоритетные направления внешнеэкономических связей. Естественная географическая близость двух стран, уверены в среде индийской элиты, продиктует императивы двусторонних экономических связей, тем более что премьер М.Сингх, в отличие от большинства своих предшественников, пользуется расположением бизнес-сообщества как экономист-профессионал. М.Сингха в его индийско-пакистанских экономических начинаниях, несомненно, поддержат основные организации предпринимателей – Федерация индийских торгово-промышленных палат и Конфедерация индийской промышленности.
В-четвертых, видимо, в Дели пришли к выводу о неизбежности раскола между гражданскими и военными элитами на почве неспособности каждой из них хотя бы стабилизировать положение в Пакистане. В сложившихся условиях «миролюбивая» линия М.Сингха в отношении Пакистана выглядит логично: предлагая Исламабаду «миротворческие» инициативы и всячески подчеркивая свою волю к компромиссу, Дели стремится изъять из пакистанского общественно-политического дискурса риторическую фигуру «вечно враждебной» Индии и тем самым лишить элиты Пакистана самой возможности объединить страну на негативной (в данном случае: антииндийской) основе.
Нынешнее состояние пакистано-индийских отношений предоставляет России возможности для укрепления своих геополитических позиций в Южной Азии, начинающей играть всё возрастающую роль в транспортировке энергетических ресурсов из Персидского залива на Дальний Восток, и в предотвращении экспорта политического ислама в жизненно важную для России Центральную Азию. В связи с этим представляется необходимой активизация внешнеполитической деятельности РФ в регионе по следующим направлениям.
1. России пора энергично возвращаться в Южную Азию (то есть к советской внешней политике 1960-х гг.; вспомним хотя бы индийско-пакистанскую встречу на высшем уровне в Ташкенте под эгидой А.Н.Косыгина), используя Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) для дискуссий по общем проблемам безопасности Центральной и Южной Азии (т.е. «Большой Центральной Азии» в современной американской терминологии), а также по важным «прикладным» вопросам, непосредственно затрагивающим интересы России, Индии и Пакистана (в частности, транспортного коридора Север - Юг). Важность использования механизмов ШОС особенно значима для отношений России и Индии, поскольку в Дели рассматривают ШОС как «придаток» внешней политики Китая. Вовлечение в ШОС на полноправной основе Индии и Пакистана, безусловно, отвечает стратегическим интересам России.
2. Для России настало время ответить в Южной Азии на активность Соединённых Штатов своей активностью. Целями подобной активности могли бы стать восстановление отношений с Индией до «советского» уровня и «возвращение России в Пакистан». Эти цели разделяют и Индия, и Пакистан, каждое государство по-своему. Важную роль в регионе играет Китай. Думается, КНР не меньше России озабочена повышенной геополитической активностью США в Южной Азии и на сопредельных территориях. В Пекине, в частности, полагают, что события в Тибете и Синьцзян-Уйгурском автономном районе можно рассматривать как часть американского стратегического замысла по «окружению» Китая. При сложившихся обстоятельствах уплотнение сотрудничества в четырехстороннем формате (Индия – Пакистан – Китай - Россия) может ограничить распространение дестабилизирующих влияний и в Южной, и в Центральной Азии.
____________________
(1) Некоторые эксперты полагают: действуя подобным образом, Вашингтон пытается заручиться поддержкой Пекина в своих непростых отношениях с Тегераном и Пхеньяном.
(2) Речь идет о готовности М.Сингха обсуждать с пакистанскими коллегами «влияние Индии на развитие внутриполитической ситуации в Белуджистане», хотя никаких доказательств деструктивной деятельности индийской стороны в этой провинции представлено не было.
(3) В пользу этой версии, по мнению официального Исламабада, свидетельствует энергичная инвестиционная деятельность Индии в Афганистане, уже ставшей крупнейшим региональным инвестором в экономику этой страны.