«Если на клетке слона прочтешь надпись "буйвол", - говаривал Козьма Прутков, - не верь глазам своим». Этот афоризм сразу приходит на ум при чтении интервью Константина Косачёва для радиостанции «Эхо Москвы» 7 января 2011 г. Из его содержания, а также выступлений руководства МИД РФ можно было сделать вывод, что в аудитории предлагается мотив, очень напоминающий известную песню Леонида Утесова «Все хорошо, прекрасная маркиза …».
Как следовало из указанного интервью, фракция «Единой России» в Госдуме в ответ на резолюцию Конгресса США, фактически дезавуирующую содержащиеся в новом ДСНВ (пусть даже в юридически не обязывающей форме) важные для российской стороны положения, готовит соответствующие поправки к проекту федерального закона № 389931-5. По мнению авторов поправок, они дадут возможность преодолеть негативные для России последствия позиции американского Конгресса.
В целом, наблюдая за действиями Госдумы по ратификации нового ДСНВ, интересно отметить, что когда она проголосовала за ратификационный закон в 1-м чтении, по официальным каналам текст резолюции Конгресса США еще не поступил. Надо сказать, что россияне могут гордиться своей Думой. Ведь Сенат США работал над резолюцией 8 месяцев (с мая по декабрь), а российские депутаты «уложились» в один (включая праздники). Вот насколько законотворческий потенциал российских депутатов (бизнесменов, спортсменов, деятелей культуры и т.д.) выше, чем у американцев (все сплошь юристы).
В связи с ходом ратификации в Госдуме Договора, столь важного для обеспечения безопасности России и ее международного статуса, возникают законные вопросы:
- во-первых, почему эти поправки (рекомендации и оговорки) готовятся с такой скоростью, в существенно более сжатые сроки, чем в США? Куда и зачем мы так спешим?
- во-вторых, почему (в отличие от обсуждений в американском Конгрессе) процесс обсуждения Госдумой не прозрачен, практически не обсуждается в СМИ и, как представляется, скрыт не только от общественности, но и от значительной части экспертного сообщества (в том числе от экспертов, профессионально работающих в сфере обороны)?
Попробуем дать собственную (естественно, субъективную) оценку происходящего.
Во-первых, анализ «Резолюции о совете и согласии Сената на ратификацию нового договора о СНВ» показывает, что никакими оговорками российской стороны нельзя скомпенсировать дестабилизирующие безопасность России установки Конгресса США – юридически обязательные для американского правительства. Полагать обратное – либо иллюзия, либо недостаток квалификации российских «эффективных менеджеров», рекрутированных в политику, либо что-то ещё, о чём мы не берёмся судить.
Особо хочется отметить, что МИД России и парламентарии умалчивают тот существенный факт, что по требованию Конгресса США («поправка Сена Лемье 4/S.AMDT.4908) приём на хранение ратификационных документов (а именно с этого момента Договор вступает в силу!) должен быть проведен после согласия российской стороны на переговоры по вопросу ограничений в тактическом ядерном оружии (читай: сокращений российского ТЯО), где, по мнению американцев, имеется значительный перевес в пользу России. Что это значит для нашей страны, легко понять, просто посмотрев на политическую карту мира!
Только российское тактическое ядерное оружие позволяет (хоть и не в полной мере) скомпенсировать на западе подавляющее превосходство в военном потенциале сил общего назначения НАТО над РФ (на уровне ~60:1), на востоке обеспечить региональное сдерживание, а в случае развязывания крупномасштабной войны осуществить решительное ядерное поражение группировок войск и критически важных объектов военной инфраструктуры, провести (при необходимости) «блокирование» целых оперативных направлений.
В указанном сценарии применения ТЯО стратегические ядерные силы играют в первую очередь сдерживающую роль (гаранта) от перерастания боевых действий в неконтролируемый глобальный ядерный конфликт.
Без ТЯО (или при существенном его сокращении) у России при возникновении крупномасштабного военного конфликта на Западном или Восточном ТВД останутся всего две альтернативные поведенческие стратегии: либо капитулировать, либо «сжечь» весь мир в глобальной ядерной войне. Поскольку последнее, в рамках оценки возможной реакции России, противостоящей стороне конфликта, представляется маловероятным: у наших «контрпартнеров» на Западе либо на Востоке в условиях конфликтных взаимодействий даже на их «латентной» и «демонстрационной» стадии (являющихся нормой международной жизни) возникает эффективный инструмент рефлективного управления Россией. В этих условиях России в экономической, политической и территориальной сферах могут быть сделаны «предложения, от которых невозможно отказаться». Кроме того, на поздней «демонстрационной» и «горячей» доядерной фазах военного конфликта отсутствие (или существенное снижение) возможности управления конфликтом «по лестнице эскалации» (при сокращении потенциала ТЯО) окажет серьезное дестабилизирующее воздействие на так называемую «кризисную стабильность».
Таким образом, при данной поправке Конгресса США вступление сегодня в действие нового ДСНВ способно привести, в конце концов, к дестабилизации в военно-политической сфере.
Для России в ее нынешнем положении и на обозримую перспективу альтернативы ядерному оружию нет. Отказавшись от ЯО или существенно сокращая потенциал СЯС и ТЯО, мы рискуем из «полупериферии» мир-системы никогда не попасть в ее «центр» и даже можем быть отброшены на дальнюю периферию, превратившись из субъекта в объект мировой политики.
Теперь несколько слов о центральном аргументе сторонников «обнуления» России, о том, что ЯО – это и не оружие совсем, поскольку его якобы невозможно реально использовать без возникновения сопутствующих негативных эффектов «глобального» характера.
Здесь обычно в качестве примера приводят две «страшилки»:
А. «Ядерную зиму», «забывая» оговориться, что она (среди «узкого круга ограниченных лиц» - профессионалов) имеет статус научной гипотезы, требующей верификации, и не зная о существовании других концептуальных и математических моделей явления, не подтверждающих глобальный и неотвратимый характер последствий массированного применения ЯО;
Б. Чернобыльскую аварию, ассоциативно связываемую с крупномасштабным и катастрофическим радиоактивным заражением местности вследствие применения ЯО, «забыв» (а скорее всего, не зная), что взрыв ядерного реактора и взрыв современного ядерного боеприпаса с точки зрения вторичных эффектов - это две, как говорят в Одессе, «ну очень больших разницы».
В связи с оценкой негативных последствий применения ЯО необходимо отметить, что сегодня в качестве оружия массового поражения (ОМП) могут выступать промышленные технологии. Удар высокоточными «неядерными» средствами по огромному количеству объектов промышленности и энергетики может дать эффект, сопоставимый с эффектом рационального применения современного ЯО или даже превосходящий его.
Это делает бессмысленным стремление к «всеобщему ядерному разоружению» («глобальному нулю») и является фундаментальным ограничивающим фактором при выработке разоруженческих соглашений в сфере сокращений и ограничений ядерного оружия, являющегося эффективным средством сдерживания от «неконвенционального» применения «обычных» средств поражения в направлении придания им свойств «экстремального» оружия.
Кроме вышесказанного, необходимо отметить следующее.
Научно-технический прогресс в военно-технической сфере проявляется в чрезвычайном многообразии возможных типов ядерного оружия. Качественно характеризуя достигнутый прогресс в развитии ядерных вооружений, можно констатировать, что классификация, согласно которой все они однозначно относились к ОМП, устарела. Конечно, большую часть существующих ядерных арсеналов правомерно отнести к ОМП. Однако проведенные исследования показывают, что возможна разработка таких боеприпасов, применение которых в ходе боевых действий будет приводить к поражению важных технических средств (систем) противника и при этом будет исключаться непосредственное поражение людей, а также значимые отдаленные, в том числе экологические, последствия, связываемые, как правило, с радиоактивным заражением местности. Количественно последнее выражается в том, что уровни радиационных факторов, порождаемых применением ядерного оружия, могут быть ниже или несущественно (для условий войны) выше уровней аналогичных естественных радиационных факторов. Более того, указанных эффектов можно достичь даже при использовании существующих боеприпасов, если выполнить определенные ограничения на условия их применения. Прежде всего, сказанное относится к «оборонительному» ядерному оружию, точнее к ядерным боеприпасам с локализованной зоной поражения, которыми могут быть оснащены комплексы оборонительного оружия. Основной эффект от использования такого оружия, например, в стратегической противовоздушной операции может достигаться не за счет массированного применения ядерных боеприпасов против всех средств воздушно-космического нападения, а, главным образом, за счет гарантированного уничтожения с помощью таких боеприпасов ключевых элементов сложных технических систем противника (разведывательно-ударных, информационных и др.). Такая же идеология применения ядерных боеприпасов с локализованной зоной поражения может быть распространена на комплексы вооружения, предназначенные для уничтожения наземных элементов информационных систем и систем управления группировками войск противника. По существу, такое применение ядерных боеприпасов с локализованной зоной поражения следует рассматривать как расширение оборонительных функций ядерных средств.
Анализируя «негативные» последствия применения ЯО, необходимо указать на наличие объективных возможностей избежать (даже при массированном его применении!) эффектов так называемой «ядерной зимы», абсолютно неадекватные представления о которой прочно «вбиты» в головы и определяют состояние умов не только «обычных» людей, но и лиц, принимающих решения.
Можно предположить, что совершенствование ядерного арсенала, расширение спектра боевых свойств ЯО, в том числе сближение свойств некоторых видов ядерного оружия со свойствами обычного оружия, не обязательно приведет к возрастанию угрозы реального боевого применения ЯО и тем более к возникновению ядерных войн больших масштабов. Скорее, будет достигнут обратный эффект - снижение угрозы перехода любого конфликта в фазу реального боевого применения оружия, в том числе ядерного. Основанием для такого предположения является следующая гипотеза: сдерживание вооруженной агрессии тем эффективнее, чем шире спектр боевых свойств вооружений и вооружённых сил в целом, точнее, сдерживание эффективно в том случае, если любому конкретному виду вооруженной агрессии в процессе развития вооруженного конфликта может быть противопоставлен адекватный военный фактор сдерживания.
Не останавливаясь на раскрытии понятия «адекватность», отметим, что в рамках сформулированной гипотезы ядерное оружие может играть двоякую роль. Во-первых, благодаря расширению боевых свойств – роль дополнения обычных вооружений до полного необходимого набора средств направленного воздействия на участников межгосударственных конфликтов и, во-вторых, благодаря практически неограниченной мощи тех видов ЯО, которые традиционно относятся к ОМП, - роль гаранта возмездия для любого агрессора. Отмеченное обстоятельство можно рассматривать как основной аргумент в пользу объективного (без эмоций) отношения к фактору научно-технического прогресса и, соответственно, взвешенной оценки роли ядерного оружия в разрешении межгосударственных конфликтов.
Во-вторых, 14 января Госдума приняла во втором чтении законопроект о ратификации нового ДСНВ с поправками. Известны два (принципиально разных!) варианта поправок: рабочий проект КПРФ и одобренный ныне проект депутатов от ЕР К.Косачёва, В.Заварзина, А.Кокошина и А.Стародубца. «Проект КПРФ» представляется тщательно проработанным и позволяющим в значительной степени скомпенсировать дестабилизирующий для России эффект от заключения Договора и в том числе от поправок Конгресса США, но вот незадача: коммунисты со своим проектом «не вписались» в регламент Думы, и он не стал 14 января объектом рассмотрения. Оценивая результат деятельности фракции КПРФ, так и хочется «выразиться» по Станиславскому: «Не верю!» Складывается впечатление, что коммунисты пытаются сделать «хорошую мину при плохой игре». Вроде хочется и партию власти не ставить в тяжелое положение, поскольку весьма затруднительно найти не опровергаемые специалистами аргументы против данных поправок, и собственное «лицо сохранить».
Совсем другое впечатление возникает при изучении проекта поправок группы депутатов от ЕР. Если верить К.Косачёву, они «усиленно работали» все праздники и «выдали на гора» аж 11 страниц текста (против двух в «проекте КПРФ»). При чтении данного проекта складывается впечатление, что на рассмотрение был предложен грамотно скроенный образец «особого вида художественной литературы», содержащий массу размытых, расплывчатых, внешне вроде бы и правильных формулировок, но юридически мало обязывающих, а главное - допускающих существенно различные поведенческие стратегии. По всей видимости, времени для отработки документа было всё-таки недостаточно.
Представляется, что теперь, с принятием данных поправок, какая бы ситуация ни складывалась в сфере стратегических вооружений России, невозможно будет однозначно сказать, выполняется или нет ратификационный Закон.
Может быть, в этом и состоит их главное «достоинство»?
Проводя анализ внешнеполитической деятельности в ядерной сфере и высказывая критические замечания, автор, разумеется, понимает, что Россия находится в своеобразном «политическом мэйнстриме», ведущим её в «состояние цугцванга». Нас «затягивает в воронку» ранее принятых (начиная с конца 1980-х годов) решений в военно-политической, технологической и экономической сферах.
Поэтому в центре внимания в первую очередь должен быть ответ на второй из «извечных» русских вопросов: «Что делать?» (а не «Кто виноват?»).
Ответ на него можно получить только на научной основе, обратив внимание на исторический опыт и обеспечив (по К.Поланьи) «определенное зловещее интеллектуальное превосходство» над нашими контрпартнерами. Например, вроде того, что смог реализовать Арман Жан дю Плеси – герцог де Ришелье, который привлек Р.Декарта к выработке внешнеполитических поведенческих стратегий в ходе конфликтного взаимодействия с основными участниками Тридцатилетней войны.
Может, это и покажется для большинства читателей странным, но объективная основа для реализации данного предложения в России есть! Поэтому российской стороне было бы целесообразно перейти от политического «мерлезонского балета» на международной арене – нет, не к боксу, а к «политическому айкидо».
Что же касается практических предложений, то, например, синэнергетическая концепция «русел и джокеров», вроде той, что разрабатывается в ИПМ им. М.В.Келдыша РАН (Г.Малинецкий и др.), может служить методической основой для практических рекомендаций по эффективным внешнеполитическим стратегиям «слабого» участника конфликта.
А как создавать «джокеры» во внешнеполитической деятельности и как определять точки их ввода в «русла» - это уже узкоспециальный вопрос, который есть смысл рассматривать совсем в другой аудитории.
