Протестные движения, захватившие почти все страны Арабского Востока, требуют, на мой взгляд, взвешенного анализа и спокойной, академической оценки их социально-политического содержания. В первую очередь это относится к Египту, не только лидеру арабской ойкумены, но и стране, от состояния которой напрямую зависит становление нового, полицентрического мира.Так что же являют миру египетские события – крайнее выражение стихийного недовольства народа парализующей общество коррупцией, отсутствием возможностей политического самовыражения и лишением жизненных перспектив молодежи как наиболее динамичной и многочисленной части населения? Или мы являемся свидетелями трансформации традиционного народного бунта в более сложные формы социальной организации?
«Египетскую драму» называют по-разному: и бунтом, и протестом молодежи против отживших свой век учреждений и лидеров (Хосни Мубарак – «последний фараон»), и даже «восстанием масс». Однако даже самая проницательная журналистика не дает ответ на главный вопрос – о социальной направленности нынешних политических кризисов на Арабском Востоке.
1. Египетские события заставляют нас вновь обратиться к теоретическому наследию российской (советской) науки о переходных обществах. Я имею в виду понятие революция. В былые (советские) времена у нас было принято различать революции политические (т.е. кардинальное изменение характера политической системы и ее отношений с обществом) и революции социальные, означающие фундаментальные сдвиги во всей системе общественных отношений, смену парадигмы развития. С точки зрения социальной теории и Египет, и Тунис – это примеры незавершенных политических революций. (Глубина их воздействия на весь Арабский Восток столь значительна, что «поднялись» и периферийный Йемен, и относительно благополучный Бахрейн, и казавшаяся незыблемой следовавшая по «третьему пути» Ливия). Промежуточные итоги египетских событий могут (и должны) подвести только выборы на свободной от административного (и прочего) давления основе.
2. Политические процессы в Египте с новой силой поставили проблему гражданского общества на Арабском Востоке. На этот счет существуют разные мнения. Отечественные арабисты считают, что в регионе наметились тенденции к становлению гражданского сознания и что общества, о которых идёт речь, уже не могут быть описаны в категориях «традиционного/стационарного общества». На Западе же с середины 90-х гг. прошлого века бытуют представления о наличии особого типа гражданского общества на Востоке, включая арабские страны, стоит прислушаться и к мнению авторитетных российских философов, словно пытающихся синтезировать вышеописанные представления. Так, Юрий Красин пишет: «Существует точка зрения, согласно которой гражданское общество – это сугубо европейский феномен. … английский этнолог чешского происхождения Эрнест Геллнер полагал, что в других цивилизационных ареалах налицо альтернативы гражданскому обществу: шариат, родовые и клановые отношения. Скорее всего, это заблуждение. Но за ним стоит реальная проблема своеобразия проявлений энергии общественной самодеятельности в различных цивилизациях. Это касается не только процесса становления гражданского общества и демократии, но и конечных результатов этого процесса». От себя добавлю: наглядной иллюстрацией этого тезиса стали драматические события конца января – начала февраля на каирской площади Тахрир, за которыми, затаив дыхание, наблюдал весь мир, движение женщин Бахрейна за свои права и т.д., и т.п.
3. Движущие силы египетской революции трудноразличимы (по крайней мере, из Москвы). Ясно одно: социальный взрыв стал возможным вследствие взаимодействия нескольких факторов – резкого снижения уровня жизни массовых слоев народа после «вертикального» роста цен на продовольствие, грубого искажения властями результатов парламентских выборов (ноябрь 2010 г.), перекрытия каналов восходящей социальной мобильности египетской молодежи (по разным данным, от 20% до 40% этой возрастной когорты – безработные, включая лиц с высшим образованием), что стало неизбежным следствием избранной правящими кругами страны модели экономического развития. Справедливо утверждение: далеко не весь Каир выступил против «последнего фараона». Однако, возразят другие, в этом не было необходимости: 7–8% активного («пассионарного») населения, как показал еще опыт Французской революции 1789 г., способны увлечь своим примером и пассивных, и колеблющихся. Этот исторический субъект и является потенциальным «локомотивом» общедемократических преобразований в Египте. Сколь радикальными и далеко идущими будут египетские реформы, покажет новый, «отредактированный» текст конституции страны.
4. Будущее крупнейшей страны Арабского Востока напрямую связано с восприимчивостью египетского общества к инновациям как технико-технологического, так и социально-политического свойства. В пользу положительной реакции на внешние импульсы развития свидетельствуют, на мой взгляд, сложносоставной характер современного египетского общества. Представление о египетском (марокканском, тунисском, иранском и т.п.) обществе как о социуме с четко выраженной идейно-культурной доминантой ислама выглядит далеко не бесспорным. Сложный симбиоз древнеегипетской цивилизации, ислама, западного опыта французского влияния и британского протектората – уже одно это слияние исторических эпох и стилей жизни лишает современное египетское общество «исламской гомогенности» и, напротив, делает его открытым иноцивилизационным воздействиям, в том числе идеям демократии. Ведь недаром Х.Мубарака уже не первый год называют «последним фараоном». К тому же Египет – это крупное, 85-ти миллионное общество. Инертность общественных процессов в таких социумах, ввиду их масштабов, как правило, велика, что делает эволюционный тип преобразований в стране предпочтительным и для народа, и для власти.
5. Международное значение египетской революции, на мой взгляд, сравнимо не столько с исламской в Иране (1978-1979гг.), сколько с завоеванием суверенитета Индией в 1947 г. Недаром индийская печать публиковала о развитии политического процесса в Египте статьи по большей части оценочно-обобщающего характера, поскольку «фабула» событий была отлично известна индийцам из электронных СМИ. Лично мне события конца января - начала февраля в Египте живо напомнили трехтактное развитие национального движения в Индии по схеме давление-компромисс (переговоры оппозиции с вице-президентом О. Сулейманом) - давление, увенчавшееся достижением поставленной цели – отставкой Х.Мубарака. В революционных событиях участвовали все основные политические силы (включая исламистов), которые тем самым подчинились социальной логике египетской революции. Особого внимания заслуживают организации исламистов, прежде всего их политические действия. Оценивая нынешнюю деятельность «Братьев-мусульман» и подобных им организаций, мы должны признать: революционные события происходили как бы в «лабораторных» условиях, т.е. лидеры оппозиции и эксперты-политологи указывали «Братьям-мусульманам» на необходимость преобразования их движения в полноценную партию, действующую по принятым в парламентских демократиях правилам игры. В свою очередь, «Братья-мусульмане» акцентировали созидательные функции ислама, препятствующего атомизации общества и укрепляющего узы социальной солидарности, особенно в «низах». Видимо, и новая власть готова к интеграции исламистов в политическую систему страны. Так, уже официально зарегистрирована исламистская партия «умеренного» толка - аль-Васат аль-Джадид («Новый центр»). Общество ожидает от исламистов конкретной программы социально-экономического переустройства страны.
6. Наконец, внешнеполитическая ориентация Египта, видимо, не претерпит кардинальных изменений. С одной стороны, значительно окрепла вера в свои силы у различных групп общества, что предполагает бóльшую самостоятельность египетского государства в мировой политике. Готовность США и их союзников признать «нелиберальную демократию» как полноценную форму организации общественной жизни в Египте косвенно свидетельствует о готовности Запада принять эту страну такой, какой она станет. С другой стороны, Египту едва ли нужны существенные коррективы во внешнеполитической стратегии. Внесение же во внешнюю политику новых нюансов и акцентов, несомненно, будет положительно воспринято в других странах.
Опыт политической революции в Египте показывает: власть обязана постоянно развивать и совершенствовать институты участия народа в управлении. Бездействие чревато политическими катаклизмами с непредсказуемыми последствиями.
