Новость о возвращении турецко-армянских протоколов в повестку дня Великого Национального Собрания Турции прошла в СМИ заинтересованных стран без излишнего шума (1). Также без привлечения излишнего внимания состоялась серия неофициальных консультаций в рамках Госдепартамента США, посвященная перспективам возобновления армяно-турецкого переговорного процесса, перспективы которого пока выглядят туманными. Экспертное сообщество уже не разделяет былого оптимизма относительно возможного очередного раунда «футбольной дипломатии» – поэтому на сей раз не исключено, что Еревану и Анкаре могут быть представлены некие альтернативные предложения. Видимо, не случайно бывший посол США в Армении Джон Эванс заявил, что в армяно-турецком процессе следует применять политику «малых шагов».
Возобновление переговорного процесса между Ереваном и Анкарой является одним из приоритетов американской политики в регионе, так как даёт дополнительные возможности по комплексному влиянию США на ситуацию. А вот отношение России к возможному новому раунду «процесса» – достаточно интересный вопрос. Как известно, в 2009 году Москва приветствовала подписание Цюрихских протоколов, что было вполне логично в контексте активизировавшегося на тот момент российско-турецкого диалога и эйфории от «перезагрузки», которая, казалось, может иметь конкретное региональное измерение в виде слаженной работы Москвы и Вашингтона на ниве урегулирования армяно-азербайджанских и армяно-турецких отношений.
Однако за минувшие два года многие иллюзии рассеялись. Российское посредничество в решении нагорно-карабахского конфликта обернулось серией неудач, что привело к усилению дипломатической активности Брюсселя и Вашингтона, которые, несмотря на их многочисленные заявления, вряд ли были заинтересованы в триумфе посреднической миссии российской дипломатии. События на Ближнем и Среднем Востоке показали, что Запад решает исключительно свои задачи, лишь в минимальной степени сообразуясь с мнением партнеров, – скажем, в случае надобности прикрыть откровенный разбой какой-нибудь резолюцией СБ ООН.
Аннулирование российско-турецкого газового договора (в части ежегодных поставок 6 млрд. куб. м природного газа в Турцию по «западному маршруту» (через Украину, Румынию и Болгарию)), неопределённая ситуация вокруг «Южного потока» и некоторых других крупных совместных проектов (в частности, в сфере атомной энергетики) не могли не отрезвить пылких сторонников сближения с Турцией. США уже подписали соглашение о размещении на турецкой территории радара ПРО (2). Региональная политика Анкары при сохраняющейся (исключительно для внутреннего потребления) антиамериканской риторике (которую вовремя сменила антиизраильская) обнаруживает все меньше расхождений с долгосрочными планами Вашингтона по перекройке политического ландшафта «Большого Ближнего Востока». Турецко-американский диалог, разумеется, может переживать подъемы и спады, но у него есть прочная основа. Прежде всего – членство Турции в НАТО. Подобной основы нет и не может быть ни у турецко-иранских, ни у российско-турецких отношений. Традиционное соперничество Анкары и Тегерана никакие тактические альянсы отменить не в состоянии, а бизнес-схемы - не альтернатива долгосрочному военно-политическому союзу. Внутриполитическая борьба в Турции представляется для американских экспертов делом, скорее, полезным, ибо лояльных, но порою слишком упрямых генералов сменяют не менее лояльные, но более креативные «умеренные исламисты», идеи которых легли в основу идеологии ПСР (3). По мнению американского военного аналитика, одного из авторов доктрины «Шок и трепет» в Ираке Харлана Уллмана, «Турция Эрдогана может быть даже более вменяемым союзником США, чем Турция генералов, многие из которых давно выжили из ума». Уллман напоминает архитекторам турецкого внешнеполитического курса («ноль проблем с соседями») о том, что «у Турции и так нестабильное окружение: Иран, Ирак и, конечно, Россия, с которой не урегулированы проблемы на Чёрном море и грядёт долгий период взаимных упрёков и обвинений в связи с решением ПСР разместить у себя элементы американской ПРО» (4).
Усиление позиций Турции на Южном Кавказе (даже в Армении – например, рост товарооборота с Турцией через третьи страны) рассматривалось некоторыми российскими экспертами, исходя из «презумпции» незначительной роли «армянского фактора», которым- де можно пренебречь, занимаясь «оптимизацией издержек». Эта аргументация намеченной ещё в 90-е годы линии «ухода» России с Ближнего Востока, Балкан, с Кавказа и из Центральной Азии уже обнаружила свою непригодность, в том числе по сугубо прагматическим соображениям. В Ливии, Сирии, Иране экономические проекты крупных российских компаний, если они не подкреплены политическим влиянием, обернулись либо грозят обернуться миллиардными убытками. Тесное переплетение внутренних и внешних факторов (среди последних – все чётче оформляющееся в различных частях света американо-китайское соперничество (5)), влияющих на события и на Ближнем Востоке, и в Центральной Азии, и на Южном Кавказе, даёт о себе знать в форме поддержанных извне мятежей, открытой вооруженной агрессии НАТО (в Ливии), немного видоизменённого (с непосредственным участием Турции (6)), ещё не завершившегося сценария в Сирии. На Южном Кавказе также ведётся серьёзная борьба за влияние. Одной из её форм являются, например, поставки современных видов вооружений государствам, непосредственно вовлеченным в затяжные этнополитические конфликты. При этом ведущие державы не намерены ограничивать гонку вооружений в регионе, и риторические напоминания о необходимости поиска исключительно мирных путей решения спорных вопросов в значительной степени сводятся на нет практической политикой (7).
«Армяно-турецкая граница это точка важнейших геополитических разломов. К указанной границе сходятся несколько важных плоскостей. В связи с этим, решение парламента Турции вернуть протоколы в повестку дня означает одно - открыть закрытое направление, ибо игра возобновлена», - говорит бывший секретарь СНБ Армении Ашот Манучарян (8). Нормализация армяно-турецких отношений имеет немаловажное значение с точки зрения как дополнительных путей военного транзита для стран, стремящихся расширить здесь свои операционные возможности, так и выстраивания дополнительных элементов системы сдержек и противовесов. В перспективе это может оказать определенное влияние на российско-армянские отношения, которые и без того подвергаются серьезным испытаниям на прочность. То обстоятельство, что часть элитных групп в постсоветских государствах видит источники своей легитимности, прежде всего, на Западе, с успехом используется в целях передела постсоветского пространства (9), что не может не привести к крайне негативным последствиям и для России, и для Армении, и не только для них.
Нахождение Армении в системе Организации договора о коллективной безопасности СНГ (ОДКБ СНГ) дает ей широкие возможности военно-технического сотрудничества и право на закупку техники по внутригосударственным ценам в России (10). Российско-армянское сотрудничество в военно-технической сфере является взаимовыгодным и постоянно расширяется. По словам заместителя министра обороны Армении Давида Тонояна, на территории республики планируется создание ряда сервисных центров и совместных предприятий по ремонту и техническому обслуживанию вооружений и военной техники. Прежде всего, это касается бронетанковой техники, средств ПВО, вертолетов российского производства, автомобилей УАЗ. Обсуждается также вопрос вступления нескольких предприятий Армении в российско-белорусскую финансово-промышленную группу «Оборонительные системы» (11).
Значение Армении как важного для России фактора региональной стабильности ещё больше возрастёт в связи с возможным усилением давления на РФ по всему периметру её границ и вероятностью повторного запуска «армяно-турецкого переговорного процесса» как контригры, вносящей диссонанс в диалог Москвы и Еревана. Если подобная игра будет иметь успех, можно ожидать общего ухудшения ситуации с перспективой возобновления боевых действий вокруг Нагорного Карабаха…
_____________________________
(1) Protokol jesti // http://www.takvim.com.tr/Siyaset/2011/09/24/protokol-jesti
(2) Системы ПРО планируется разместить по соседству с военной базой в районе Курджик провинции Малатия. Расстояние от базы до КПП Базарджан на границе с Ираном составляет 540 км, а до Тегерана – 1200 км.
(3) Киреев Н. "Серые кардиналы" исламизации // НГ Религии. – 2011. – 1 сент. См. также: Киреев Н. Ислам как двигатель реформ // НГ Религии. – 2011. – 2 июн.
(4) «Не поддавайтесь паранойе!» // Однако. – 2011. - № 32. – с. 41-42.
(5) Еще 10 лет назад известный иранист, профессор Гарник Асатрян отмечал: «В настоящее время невозможно анализировать региональную ситуацию и перспективы ее развития без учета Китая - гиганта Востока. Китайское участие на Южном Кавказе не столь ярко выражено по сравнению с Россией, США, Ираном или Турцией. Но это не означает, что у китайцев нет своих интересов в этом регионе; эти интересы должны проявиться более отчетливо в будущем». И вот это будущее, похоже, наступает.
(6)См.: BahramAmir-Ahmadian. Iranand Turkey: Conflicting interests in Syria // http://irdiplomacy.ir/en/news/71/bodyView/16671/Iran.and.Turkey:.Confli…
(7) Подробнее см.: Мурадян И. Проблема войны и безопасности на Южном Кавказе // Ноев Ковчег. – 2011. - № 19. – с. 3.
(8) Армянские эксперты называют две причины возвращения протоколов в парламент Турции // http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/193173/
(9) Концепт «Большого Кавказа» - вслед за «Большим Ближним Востоком и «Большой Центральной Азией»
(10)В. Арутюнян: Развитие ВПК Азербайджана существенного влияния на баланс сил не окажет // http://bs-kavkaz.org/2011/10/razvitie-vpk-azerbajdzhana-vliania-na-bala…
(11) Тоноян: возобновление боевых действий в Карабахе вполне вероятно // http://ria.ru/interview/20110928/445212574.html
