Парадокс, но профессия учителя, во все времена считавшаяся одной из самых почётных в обществе, обычно нуждалась в «повышении престижа». Вот и сегодня власти Киргизии начали популяризировать её, установив памятник Дюйшену – герою повести Чингиза Айтматова «Первый учитель», с революционным запалом вступившему в борьбу с невежеством в киргизском аиле на заре установления советской власти. Ход не лучший (престиж измеряется другими категориями), но красноречивый: выбрал профессию учителя – мужественно неси свой крест.
Жизнь тех, кому в Центральной Азии памятник вряд ли поставят, – учителей-первопроходцев времён Российской империи, совершивших здесь настоящий переворот в образовании, – была наполнена борьбой с обстоятельствами.
До прихода русских в Средней Азии существовали в основном два типа школ – мектебе и медресе. Окончив их, учёный мусульманин, отмечал востоковед М.А. Терентьев, «трактовал о семи-этажных небесах и подкреплял свои доводы… кораном. Что человек может, с помощью Аллаха, пролезть сквозь паутину, не прорвав ее, и что луну можно рассечь саблей – это не подлежало сомнению». Учительского сословия как социальной прослойки в Средней Азии не было. Считалось, что учителем может быть всякий. Знаменитый казахский поэт, мыслитель и педагог XIX века Абай Кунанбаев, обучавшийся одновременно в медресе и русской школе в Семипалатинске, говорил: «Учения большинства таких степных учителей ложны и пагубны. Многие из них невежды, не знают подлинных законов шариата... Они находят себе опору среди глупцов, слова их – ложь, свидетельство их учености – четки, чалма и больше ничего!»
С вхождением в состав Российской империи обширных территорий Средней Азии одной из государственных задач стало создание здесь новой образовательной системы. По словам Туркестанского генерал-губернатора Константина Петровича фон Кауфмана, она должна была служить «распространению между туркестанцами общечеловеческого образования и сохранению их национальных интересов». Для этого была создана сеть русско-туземных школ, представлявших собой уникальное соединение европейской и исламской образовательных систем. Мешала нехватка кадров. Не имея подготовленных учителей, владевших местными языками, знакомых с обычаями этого края, министерство просвещения поначалу прибегало к услугам учителей из внутренних губерний империи. Немногие стремились в удалённый, жаркий Туркестан; ехали сюда главным образом патриоты и энтузиасты, заворожённые сюжетами восточных сказок.
В 1899 году в «Астраханском вестнике» был опубликован очерк публициста и этнографа Александра Ефимовича Алекторова, описавшего условия жизни народных учителей в отдалённых уголках российской Средней Азии. В бытность инспектором Внутренней Букеевской орды он наведался с ревизией в Нарынскую школу, единственным учителем в которой служил молодой человек по фамилии Семченко – лет 17-18, ещё не окончивший V класса гимназии. Из рассказа Семченко выяснилось, что приехал он сюда два месяца назад, обучает семерых учеников, которые не знают русского языка, а он киргизского. «Конечно, лучше было бы в русском селении, а здесь, как мой предместник, с ума сойдешь, – сетовал юный учитель. – Сидел-сидел да и спятил бедняга. Как началась весна, он стал собирать прошлогодний сухой камыш да таловые прутья и вить себе на крыше гнездо. И теперь оно там – большое, страшное. Свил, залез и сидит и ничем не вызовешь оттуда…» Как вспоминал автор очерка, ему долго мерещились последние слова Семченко: «Умираю от голода и от скуки; мне хуже, чем Робинзону».
Местная администрация, признавая тяжёлое положение трудившихся в Туркестанском крае учителей, периодически подавала сведения об их положении. Начальник Токмакского уезда в 1885 году рапортовал губернатору Семиреченской области, что учитель Токмакской школы получает жалованье 120 рублей в год, на которое жить в Токмаке невозможно. Однако каждый учитель был призван проникнуться осознанием важности «возложенного на них правительством учебно-воспитательного дела и употребить все усилия к его поддержанию во вверенных им школах на высоте соответствующей важности государственной задачи, осуществляемой этими школами».
Ещё за 10 лет до открытия в Туркестанском крае первой русско-туземной школы, в 1874 году генерал-губернатор К.П. фон Кауфман впервые заговорил о создании собственной центральноазиатской кузницы педагогических кадров. Торжественное открытие Туркестанской учительской семинарии «в 4-хклассном составе, при 75 воспитанниках и 2-х образцовых при ней училищах…» состоялось 30 августа 1879 года в Ташкенте в день памяти Святого князя Александра Невского.
На должность директора семинарии был назначен учёный-ориенталист, историк, этнограф и исламовед Николай Петрович Остроумов. Рекомендуя его кандидатуру Кауфману, хорошо знавший его Николай Иванович Ильминский писал, что Остроумову, который состоял доцентом в академии, переезд в Ташкент «доставит много хлопот», а единственной выгодой ему будет «чисто моральное удовлетворение патриотического одушевления».
Чувством патриотизма был движим весь педагогический состав семинарии – от учителя рисования до преподавателя киргизского языка, кандидата Санкт-Петербургского университета, коллежского секретаря Я.Я. Лютша. Эти русские учителя не имели в своём распоряжении ни методических пособий, ни учебников по киргизскому наречию, которое было признано администрацией края важным предметом, но которым здесь веками пренебрегали, что отразилось в поговорке: «Язык арабский – святыня, персидский – гадость, тюркский – нечисть».
В торжественной речи в честь годовщины открытия Туркестанской учительской семинарии Остроумов говорил:: «…Мы <…> держались <…> в своей педагогической деятельности того главного убеждения, что суть народного прогресса заключается не в железных дорогах и электрических телеграфах, не в скорострельном оружии и броненосцах, <…> а в развитии и нравственном совершенствовании самого народа, что достигается правильным воспитанием его молодых поколений».
Ориентиры были указаны верные. Об этом говорят и судьбы выпускников русско-туземных школ, как, например, Ташмухамеда Кары-Ниязова из Ферганы. Окончив русско-туземную школу в 1916 году, Ташмухамед основал первую в Узбекистане начальную школу, затем – первый узбекский техникум в Коканде. В 1929 году он окончил физико-математический факультет Среднеазиатского государственного университета (сейчас Национальный университет Узбекистана имени Мирзо Улугбека), спустя два года став его ректором, а в 1943 году – первым президентом Академии наук Узбекистана.
Не только талантливых педагогов, но и известных деятелей науки и культуры подарила Центральной Азии Ташкентская учительская семинария. В их числе крупный учёный член-корреспондент АН СССР, выдающийся исследователь культуры народов Средней Азии, этнограф и языковед Михаил Степанович Андреев (1873-1948 гг.); государственный и общественный деятель, поэт-публицист, принимавший участие в открытии первого казахского высшего учебного заведения Султанбек Кожанов (1894-1938 гг.); туркменский писатель-публицист Мухамметкули Атабай оглы (1885-1916 гг.); выдающийся археолог и историк-востоковед, автор крупнейшего археологического открытия ХХ века – руин обсерватории Улугбека Василий Лаврентьевич Вяткин (1869-1932 гг.); казахский просветитель, востоковед и тюрколог Серали Лапин (1868-1919 гг.).
«Вся гордость учителя в учениках», – сказал Дмитрий Иванович Менделеев. Учитель – гордость народа. Почему же уважение к учителю и к памяти о нём становится там и тут утраченной традицией?
