Традиционно начало холодной войны между вчерашними союзниками по антигитлеровской коалиции принято связывать с фултонской речью Черчилля 5 марта 1946 г. Тогда, деланно расшаркавшись перед нашим народом и советским вождём («Я лично восхищаюсь героическим русским народом и с большим уважением отношусь к моему товарищу по военному времени маршалу Сталину»), бывший премьер-министр Великобритании заявил о «чёрной тени», которая легла «на сцену послевоенной жизни, еще совсем недавно сиявшую в ярком свете союзнической победы». Эту тень Черчилль связал с «экспансионистскими устремлениями» СССР и руководимого им «международного коммунистического сообщества», с их «настойчивыми стараниями обратить весь мир в свою веру». Черчилль заявил, что Запад должен поставить этому предел.
Вскоре Запад, ссылаясь на протянувшийся (по вине СССР, разумеется) через весь континент от Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатике «железный занавес», перешёл к прямой конфронтации с Советским Союзом.
Негласно же оружие холодной войны с возможным переходом в войну горячую начало коваться в западных штабах задолго до Фултона. Кстати, именно Черчилль стал инициатором разработки плана «Немыслимое», предусматривавшего возможность открытия военных действий против Красной армии 1 июля 1945 г.
Однако гораздо более зловещий характер такого рода планы приобрели с наступлением атомной эры. Не успел осесть радиоактивный пепел от взрывов над Хиросимой и Нагасаки, как в августе 1945 г. для руководителя американского атомного проекта генерала Л. Гровса был подготовлен секретный документ под названием «Стратегическая карта некоторых промышленных районов России и Маньчжурии». В документе перечислялись 15 крупнейших городов Советского Союза, начиная с Москвы, как первоочередные цели бомбардировочных ударов. Приводился математический расчёт количества атомных бомб, требуемых для уничтожения каждого из советских городов. Так, для поражения Москвы и Ленинграда, по мнению американцев, требовалось по шесть атомных бомб, подобных сброшенной на Хиросиму.
Американские военные реагировали на установки политиков: исполняющий обязанности государственного секретаря США Дж. Грю в меморандуме от 19 мая 1945 г., всего через 10 дней после совместной победы над нацистской Германией, заявил, что война с Советским Союзом неизбежна.
В начале октября 1945 г. Объединённый комитет стратегического планирования представил командованию Вооружённых сил США доклад «Военные позиции США в свете советской политики», в котором утверждалось, что Москва будет добиваться военного господства в Евразии и на Средиземном море. Американские планировщики исходили из предполагавшегося ими чуть ли не двойного превосходства советских вооружённых сил на Европейском континенте и их способности в считаные недели оккупировать Западную Европу.
Какое-то время Красная армия действительно имела численное превосходство над войсками союзников. Однако, во-первых, это преимущество по мере проведения демобилизации быстро сошло на нет, а во-вторых, в самом Объединённом комитете стратегического планирования совершенно резонно считали: «Ни одна страна не пойдет на риск войны с Соединёнными Штатами, пока не станет обладателем такого же (атомного. – Ю.Р.) оружия или подобного ему по мощи».
Эта оценка содержалась в аналитическом обзоре, подготовленном в октябре 1945 г. комиссией генерала К. Спаатса, командующего авиацией стратегического назначения, и полностью одобренного командующим ВВС США генералом Х. Арнольдом. Высокопоставленные американские стратеги, не веря в агрессивные устремления Советского Союза, сознательно нагнетали обстановку, стараясь извлечь максимум преимуществ, которые давала им временная монополия на ядерное оружие. Тот же Спаатс в секретном меморандуме признавал: хотя Советский Союз «способен планировать продвижение в глубь Европейского и Азиатского континентов», ожидать ничего подобного не приходится. «Я согласен с доводом, – писал генерал, – что угроза нападения России на Соединенные Штаты в будущей войне маловероятна».
Однако о какой тогда «советской агрессии в Европе» они вообще вели речь? Доктор исторических наук В.Л. Мальков, первым предавший гласности документ Спаатса, делает справедливый вывод: «Ответ как будто напрашивается один, как в случае решения системы несовместимых уравнений: задача нерешаема, условия ее сформулированы некорректно».
Однако стремление воспользоваться монополией на оружие невиданной разрушительной силы было сильнее.
3 ноября 1945 г. на рассмотрение Объединённого комитета начальников штабов США был представлен доклад Объединённого разведывательного комитета № 329. В документе содержалось предложение «отобрать приблизительно 20 целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки Советского Союза». Эти разработки воплотились в план Totality, который предусматривал нанесение ударов атомными бомбами по крупнейшим городам Советского Союза, включая Москву, Ленинград, Киев, Сталино (Донецк), Куйбышев, Баку и другие.
А 14 декабря того же 1945 года ОКНШ США издал директиву, в которой прямо говорилось: «Наиболее эффективным оружием, которое Штаты могут использовать для нанесения удара по Советскому Союзу, являются имеющиеся в наличии атомные бомбы».
При этом американцы отдавали себе полный отчёт в том, что Советскому Союзу нечем было тогда ответить. По заключению штаба ВВС США в Европе, Вашингтон и Лондон обладали на тот момент «военно-воздушными силами, имеющими заметное превосходство в техническом оснащении, в количестве и качестве бомбардировщиков дальнего действия, которые не имеют себе аналога в составе ВВС СССР». Кроме того, США и Великобритания шли «далеко впереди СССР в создании атомных бомб и в изучении германских ракет дальнего действия».
Так или иначе, к началу 1946 г. в США была обоснована концепция превентивной атомной войны, упреждавшей превращение СССР в ядерную державу.
