Гитлеровское командование, приступив к непосредственной подготовке агрессии против СССР, понимало, что внезапность и максимальная сила удара могут быть обеспечены лишь из положения непосредственного соприкосновения с Красной армией. Для этого необходимо было десятки дивизий, составлявших ударную группировку армии вторжения, переместить к линии госграницы. Скрытно перебросить такое количество войск было невозможно.
Да и мало было сосредоточить войска вторжения у границы. Успех первого удара достигался вермахтом при условии, что войска Красной армии останутся на положении мирного времени и не будут готовы принять на себя сокрушительный удар.
Перед всей военной машиной рейха стояло два ключевых вопроса. Как незаметно для СССР обеспечить размещение у границы армии вторжения? Как воспрепятствовать своевременному развёртыванию советских войск и приведению их в полную боевую готовность?
По прошествии 80 лет приходится констатировать, что оба эти вопроса враг решил в свою пользу благодаря беспрецедентным мерам скрытности и широкомасштабной дезинформационной акции.
Большинство мер, направленных к подготовке агрессии, тщательно скрывалось. Чтобы ввести в заблуждение советское командование, немецким лётчикам было даже запрещено производить явную разведку на границе. Это сулило лишние потери при нападении, но ради внезапности командование вермахта шло на это.
Немцы максимально скрывали свои действия и на оперативно-стратегическом уровне. Войска, которые должны были осуществить нападение, как показал на допросе в Нюрнбергском трибунале 11 февраля 1946 г. фельдмаршал Ф. Паулюс, ещё за месяц до начала агрессии располагались с соблюдением мер строгой секретности в глубине стратегического плацдарма на территории Восточной Пруссии, оккупированной Польши и союзных Германии стран. И лишь «по особому распоряжению они были поэтапно выведены на исходные позиции и затем одновременно выступили по всей линии фронта – от Румынии до Восточной Пруссии. Это не коснулось только финского театра действий».
Начавшийся 22 мая 1941 г. заключительный этап оперативного развёртывания вермахта, когда к границе с СССР перебрасывались 47 дивизий, в том числе 28 танковых и моторизованных, осуществлялся без особых мер предосторожности, открыто. Разведкам всех заинтересованных стран (в первую очередь СССР) было подброшено обилие самых невероятных объяснений происходящего.
Все версии того, в каких целях масса немецких войск концентрируется у советской границы, сводились к двум основным:
– для подготовки к вторжению на Британские острова, чтобы в отдалении уберечь немецкие войска от ударов английской авиации;
– для силового обеспечения благоприятного хода переговоров с Советским Союзом, которые, по намёкам Берлина, вот-вот должны начаться.
Дезинформационная операция против СССР по своим масштабам не знала равных. Для её осуществления была издана директива ОКВ – верховного командования германских вооружённых сил. В кампании приняли личное участие министр пропаганды Й. Геббельс, статс-секретарь министерства иностранных дел Э. Вайцзеккер, имперский министр О. Майсснер – руководитель канцелярии президента, высшие чины ОКВ и даже А. Гитлер.
Чтобы убедить Москву в том, что военные приготовления Третьего рейха, в т. ч. у советских границ, преследуют цель подготовки к вторжению на Британские острова, показывал фельдмаршал Паулюс, в Берлине задумали «очень сложный обманный маневр, который был осуществлен из Норвегии и с французского побережья; эти операции должны были создать в июне 1941 года видимость операций, намечаемых против Англии, и тем самым отвлечь внимание от Востока».
По разным каналам, в том числе через прессу нейтральных государств, двойных агентов, используемых втёмную дружественно настроенных к СССР политиков и журналистов, по официальной дипломатической линии Кремлю подбрасывались известия, которые должны были укрепить у Сталина надежду на сохранение мира. Либо в крайнем случае создать иллюзию того, что в случае военного конфликта Германия скорейшим образом попытается решить вопрос путём переговоров. Советскому руководству внушалось, что запас времени у него имеется, когда времени не оставалось совсем.
В качестве канала дезинформации активно использовались официальные дипломатические контакты. Имперский министр Отто Майсснер, считавшийся близким к Гитлеру человеком, чуть ли не еженедельно встречался с советским послом в Берлине Владимиром Деканозовым, уверяя того, что фюрер вот-вот закончит разработку предложений для переговоров и передаст их советскому правительству. Ложную информацию такого рода передавал в посольство и Лицеист – агент-двойник О. Берлингс, латышский журналист, работавший в Берлине.
Для полного правдоподобия Кремлю подбросили информацию о возможных германских требованиях. Не мелочились, что должно было уверить Сталина в серьёзности намерений германской стороны. В числе этих требований фигурировали то длительная аренда зерновых просторов Украины, то участие в эксплуатации бакинских нефтяных промыслов. Претензиями экономического характера не ограничились, создав впечатление, что Гитлер ждёт военно-политических уступок – согласия на проход вермахта через южные районы СССР в Иран и Ирак для действий против Британской империи. Этим германские дезинформаторы получали дополнительный аргумент при объяснении, зачем соединения вермахта стягиваются к советским границам.
Спецслужбами рейха разыгрывалась многоходовка: одновременно с введением в заблуждение СССР распускались слухи, которые усиливали недоверие между Москвой и Лондоном и минимизировали возможность антигерманской политической комбинации за спиной Берлина.
В самый ответственный момент в ход пошла тяжёлая артиллерия. По согласованию с Гитлером Геббельс опубликовал в газете «Фёлькишер беобахтер» от 12 июня 1941 г. статью «Крит как пример», в которой делал прозрачный намёк на высадку вермахта в скором времени на Британские острова. Чтобы создать впечатление, будто рейхсминистр пропаганды совершил грубейшую ошибку и выдал тайный план, номер газеты «по личному распоряжению Гитлера» был конфискован, а по Берлину распространили слух о неизбежной отставке министра, впавшего в немилость. Газету в розницу действительно не пропустили (чтобы не дезинформировать собственных военных и население), зато иностранные посольства номер получили.
«Моя статья о Крите, – записал на следующий день в своем дневнике Геббельс, – настоящая сенсация в стране и за рубежом… Наша постановка отлично удалась… Из прослушанных телефонных разговоров иностранных журналистов, работающих в Берлине, можно заключить, что все они попались на удочку. В Лондоне тема вторжения снова в центре внимания… ОКВ очень довольно моей статьей. Она представляет собой великолепную отвлекающую акцию».
Сразу после этого была избрана новая тактика – хранить полное молчание. Выражаясь словами Геббельса, Москва попыталась выманить Берлин «из норы», опубликовав 14 июня сообщение ТАСС, в котором опровергались распространявшиеся на Западе слухи о возможном нападении Германии на СССР, а сами эти слухи назывались «неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил». Кремль словно приглашал имперскую канцелярию подтвердить своё сообщение. Однако Геббельс 16 июня записал: «Мы не полемизируем в прессе, замыкаемся в полном молчании, а в день «Х» просто наносим удар. Я настойчиво советую фюреру… нужно продолжать непрерывно распространять слухи: мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время… Я еще раз налагаю запрет на обсуждение темы России нашими средствами массовой информации в стране и за рубежом. До дня «Х» – это табу».
Германская дезинформация достигла цели. Ошибка Сталина, надеявшегося оттянуть войну, не позволила высшему командованию Красной армии перевести войска в высшую степень боевой готовности. Это предопределило преимущества, полученные вермахтом с первых же минут войны.
Фото: Тени истории
