Сербская армия возвращается к призывной системе комплектования. Согласно недавно обнародованному законопроекту, в стране возобновляется обязательный призыв на воинскую службу. Призывники будут служить два с половиной месяца.
Это очередной шаг, который официальный Белград делает на пути укрепления собственных вооружённых сил. Разговоры о возвращении ко всеобщей воинской повинности ведутся уже не первый год, и вот, наконец, они получили конкретное воплощение.
Напомним, ВС Сербии фактически наследуют Югославской народной армии, считавшейся сильнейшей на Балканах. Но в первой половине нулевых сербская армия претерпела болезненные трансформации, существенно снизившие её боевой потенциал.
Напомним, создание и функционирование Югославской народной армии было напрямую связано с внешней политикой социалистической Югославии и её отца-основателя Иосипа Броз Тито. После того, как он порвал отношения с СССР, официальный Белград оказался между двух огней: с одной стороны, он начал готовиться к потенциальному военному конфликту с Москвой и её союзниками, с другой – не стал сбрасывать со счетов возможность войны с Западом. Позднее Югославия стала одним из основателей Движения неприсоединения, и внешнеполитическая ситуация, в которой она находилась, предопределила характер её военного строительства.
Вооружённые силы СФРЮ готовились не столько к открытому противостоянию, сколько к партизанской войне. Задача регулярной армии состояла в том, чтобы максимально обескровить противника, после чего в его тылу должны были начать действовать подразделения территориальной обороны, в интересах которых по всей территории страны формировались склады с оружием. Впоследствии, в период распада Югославии, они будут разграблены, и то, что на них хранилось, станет добычей многочисленных «национальных формирований».
В плане вооружения ЮНА использовала как советские, так и западные образцы стрелкового оружия, артиллерии, боевой авиации и бронетехники. Помимо этого, в социалистической Югославии действовали предприятия оборонной промышленности, производившие собственные автоматы, танки и самолёты. В основном речь шла о копиях и репликах различных советских и натовских аналогов. В целом югославская армия была достаточно неплохо оснащена и подготовлена, она считалась сильнейшей на Балканах. Однако с внешним врагом в бой она так и не вступила. Югославия распалась, на её обломках начались кровопролитные межэтнические конфликты.
В тот период ЮНА как единая структура действовала в целом пассивно. Националисты нападали на казармы, захватывали оружие. Как и вся страна, армия стремительно распадалась по национальному признаку. Югославские ВС отдельными моментами вели боевые действия против сепаратистов, например в Словении и Хорватии, но их усилий было явно недостаточно. СФРЮ превратилась в Союзную Республику Югославия, состоящую из Сербии и Черногории (натовской агрессии в 1999 году подверглась именно она). Несмотря на то, что военная активность НАТО ограничилась воздушными ударами, этого оказалось достаточно для того, чтобы США и их союзники достигли поставленных целей и Белград принял условия Запада. Противостоять американским ВВС с помощью старых советских истребителей МиГ-21 и комплексов ПВО С-125 было, разумеется, невозможно.
В 2000 году в результате «бульдозерной революции» президент СРЮ Слободан Милошевич был свергнут, после чего страна начала стремительно сближаться с Западом – вернее, поглощаться им. Это, само собой, коснулось и военной сферы. Новые власти взяли курс на радикальное реформирование армии в актуальном на тот момент ключе, подразумевающем существенное сокращение личного состава вооружённых сил и их финансирования. В 2003 году СРЮ превратилась в Союз Сербии и Черногории, в рамках которой последняя подчинялась Белграду сугубо номинально – это касалось и армии. В 2006 году Черногория окончательно стала независимой, и в распоряжении сербских властей остались лишь части и вооружения, размещённые на контролируемой ими территории.
На 2002 г. численность югославской армии составляла около 80 тыс. военнослужащих. В сегодняшней сербской армии служит менее 30 тыс. человек. Эти и другие действия, направленные на изменение облика сербских ВС в те годы, фактически проводились по указке западных партнёров Белграда – достаточно сказать, что оборонное ведомство страны в тот период возглавлял сторонник сближения с Западом Борис Тадич, впоследствии ставший президентом. В целом армейская реформа шла путём, характерном для европейских армий тех лет – сокращение, переквалификация командиров различного звена по западным стандартам и переход на военные параметры НАТО.
Всё это сопровождалось серьёзнейшей активизацией сотрудничества с Североатлантическим альянсом. В целом Сербия достигла наивысшего уровня взаимодействия с НАТО, который может достичь страна, не являющаяся членом данного объединения. В сербском Генштабе плотно прописались западные военные советники, под чьим руководством армия и «реформировалась». Начав сближаться с альянсом в рамках стандартной программы «Партнёрство ради мира», Сербия подала заявку на получение IPAP (план действий по индивидуальному партнёрству. – Ред.), и в 2015 году эта заявка была удовлетворена. В рамках IPAP НАТО получило право на использование всей сербской военной инфраструктуры. За год до этого Сербия и альянс заключили соглашение SOFA (соглашение о статусе сил. – Ред.), по которому НАТО может использовать в своих нуждах всю территорию страны. Военнослужащие альянса также обладают в Сербии дипломатическим иммунитетом. В 2019 году Белград получил от НАТО новый план IPAP.
Однако сербские власти не могли игнорировать внутриполитическую реальность и, прежде всего, взгляды и устремления собственного электората, значительная часть которого относилась к происходящему резко негативно, особенно если учитывать, что натовские бомбардировки Югославии 1999 года на тот момент воспринимались отнюдь не как часть некоего далёкого прошлого. Сербия объявила себя «военно-нейтральным государством», что подразумевало невозможность официального присоединения к каким-либо военным союзам. Кроме того, на всю политическую жизнь страны огромное влияние оказывала проблема статуса Косово, в 2008 году в одностороннем порядке провозгласившего независимость, которую моментально признало большинство ведущих западных стран и их союзников. В такой обстановке власти попытались сбалансировать внешнеполитический курс, что отразилось и на военном строительстве.
В десятых годах Белград предпринял ряд шагов по укреплению военного сотрудничества с Москвой. Сербский спецназ стал регулярно участвовать в учениях «Славянское братство», проводимых совместно с российскими и белорусскими коллегами. Россия также передала Сербии истребители МиГ-29, ЗРК «Панцирь», танки Т-72 и другие боевые машины. Активно обсуждался вопрос поставок Белграду зенитных комплексов С-400. Некоторые эксперты даже начали говорить о перспективах размещения на сербской территории российской военной базы.
Однако это всё достаточно быстро закончилось, причём задолго до начала СВО. Ещё в 2020 году сербские власти приостановили участие в совместных учениях с Россией. По официальной версии, это решение касалось не только России, но и стран НАТО, и вообще всех иностранных партнёров. Мотивировалось это стремлением сохранить «нейтральный статус» и оградить себя от «ненужного политического и экономического давления». Но при этом летом 2023 года сербские военные приняли участие в учениях Североатлантического альянса «Платиновый волк».
Вместо российских ЗРК были приобретены китайские. Боевую авиацию было решено укрепить французскими истребителями Rafale, о чём президент Сербии Александр Вучич недавно договорился со своим французским коллегой Эммануэлем Макроном. Была и попытка приобрести у Турции пресловутые «Байрактары», однако потом от этой идеи отказались, вспомнив о том, что Эрдоган поставляет эти беспилотники косовским сепаратистам.
Помимо этого, регулярно просачивающиеся в СМИ сведения о появлении боеприпасов сербского производства в распоряжении ВСУ давно стали притчей во языцех. Напомним, официальная версия, озвучиваемая в Белграде по этому поводу, состоит в том, что местные производители вооружения продают его третьим странам (США, Испании, Турции и т. д.), а где оно оказывается потом, зависит уже исключительно от этих стран.
Сербские власти регулярно анонсируют внедрение новейших военных разработок в первую очередь в области БПЛА. Помимо этого, в ряды вооружённых сил периодически поступает новое оружие и боевая техника. Недавно, как говорилось выше, было принято решение о переходе к призыву. В Белграде регулярно заявляют об осуществляющемся в постоянном режиме укреплении боеспособности сербской армии. Но на основной вопрос, касающийся рассматриваемого предмета, ответа до сих пор нет.
Так с кем Сербия собирается воевать?
Разумеется, в первую очередь напрашивается версия, что основной потенциальный противник – косовские сепаратисты. Действительно, представляется, что Сербия при нынешних масштабах военного строительства способна нанести им поражение и восстановить свой суверенитет если не над всем южным сербским краем, то хотя бы над его северной частью.
Но поведение официального Белграда в этом вопросе отличает полное отсутствие политической воли. Ещё недавно при каждом обострении ситуации в Косово Александр Вучич как Верховный главнокомандующий приводил армию в боевую готовность, после чего подразделения выдвигались к административной границе между Центральной Сербией и Косово. Однако они ни разу её не пересекли, что дало албанским сепаратистам возможность ощутить полную вседозволенность. За последние месяцы север Косово, система власти в котором была сербской и, по сути, контролировалась из Белграда, перешла по полный контроль албанцев. Вучич перестал изображать даже видимость военной активности. На данный момент очевидно, что каких-либо попыток защитить права местных сербов вооружённым путём можно не ждать, особенно если учитывать, что в Косово находится база НАТО Бондстил, являющаяся самой крупной на всей европейской территории.
Также вряд ли стоит рассуждать о том, что сербские власти готовятся к подавлению ещё двух потенциальных очагов сепаратизма на своей территории – т. н. Прешевской долины, значительную часть населения которой составляют албанцы, и Санджака, населённого близкими бошнякам славянами-мусульманами, которые видят своей метрополией не столько Белград, сколько Анкару. Здесь речь в случае обострения могла бы идти скорее о чём-то вроде полицейской или контртеррористической операции, а не о масштабном использовании вооружённых сил.
В целом на данный момент сербское военное строительство определяет ряд следующих параметров:
боеспособность армии постепенно повышается. Однако, судя по всему, этот процесс вряд ли будет носить по-настоящему серьёзный характер. Сербская армия сохранит за собой статус сильнейшей на Балканах и даже укрепит его, но по-настоящему значимым фактором влияния на региональную политику ей стать не суждено;
сербский ВПК ориентирован в большей степени на экспорт, а не на удовлетворение нужд армии. Поставки же вооружений из-за рубежа носят спорадический и символический характер, как это происходит с теми же «Рафалями», закупка которых производится не столько ради реального укрепления боеспособности сербских ВВС, сколько для демонстрации готовности усиливать военное сотрудничество с Западом;
против кого направлено сербское военное строительство и кто рассматривается в качестве основного потенциального противника, до сих пор не ясно, что даёт простор для самых разнообразных спекуляций;
Сербия не предпринимает никаких шагов для того, чтобы как-либо пересмотреть действующие соглашения с НАТО, которые во многом подчиняют её вооружённые силы натовскому командованию, имеющему полное право использовать сербскую территории и её военную инфраструктуру по собственному усмотрению и в любых желаемых масштабах.
