Статья первая
Статья вторая
Статья третья
Статья четвёртая
Статья пятая
Статья шестая
1 сентября 1939 г. гитлеровская Германия напала на Польшу, развязав Вторую мировую войну. 3 сентября войну Германии объявили Великобритания и Франция. Начался отсчёт мирового конфликта, захватившего 61 государство из 73-х, существовавших на тот момент.
Если ограничиться только этой констатацией, действия западных демократий выглядят направленными на выполнение обязательств перед Польшей, взятых ранее и подкреплённых заключённым 25 августа 1939 г. британо-польским договором о взаимной помощи в случае агрессии Германии. И наоборот – позиция СССР, за неделю до этого заключившего с Германией договор о ненападении, недостаточно информированным людям кажется потворствующей агрессору.
По мнению сторонников такого взгляда, Советский Союз должен был пренебречь своей безопасностью, ожидая, как за его спиной Великобритания и Франция (в первую очередь Лондон) договорятся о сближении с Берлином за счёт интересов СССР.
В отличие от сегодняшних критиков советско-германского договора о ненападении многие современники событий хорошо понимали стратегическую обоснованность действий советского руководства. «Невозможно сказать – кому он (договор – Ю.Р.) внушал большее отвращение – Гитлеру или Сталину, – писал У. Черчилль. – Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным… Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет (выделено нами – Ю.Р.). В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной». Так говорил Черчилль.
Показательно, что факт подписания пакта Молотова – Риббентропа не остановил усилия Лондона на германском направлении. В те же самые августовские дни продолжались его негласные переговоры с Берлином с целью достижения широкого сотрудничества. Британские власти вели поиск путей выхода из германо-польского кризиса таким образом, чтобы не пришлось выполнять взятые перед Польшей обязательства. Действия британского и французского правительств в эти дни говорили о том, что они вновь прибегли к методике Мюнхена, когда осенью 1938 г. германо-чехословацкий кризис был разрешён путем умиротворения Третьего рейха за счёт Чехословакии. Теперь западные демократии пытались аналогично «остановить» Гитлера, уже за счёт Польши.
В день подписания советско-германского договора, 23 августа, Гитлер получил от британского премьера письмо, в котором последний призывал главу Третьего рейха разрешить конфликт с Польшей мирным путём, предлагая своё посредничество. Чемберлен, пытаясь придать вес своей аргументации, предупредил, что его страна в случае чего готова выполнить свои обязательства, предусмотренные британо-польским договором. Письмо, аналогичное английскому, направил в Берлин также премьер-министр Франции Э. Даладье. Гитлер, твёрдо нацеленный на войну с Польшей, для вида выразил согласие на переговоры с ней, но дал понять, что скрытой угрозы в словах британского премьера не испугался: «Если Германия подвергнется нападению со стороны Англии, то она к этому готова».
25 августа «наци № 2» Г. Геринг через своего представителя связался с министром иностранных дел Великобритании Э. Галифаксом. В ответ было получено письмо, из которого следовало, что Лондон надеется на мирный исход конфликта между Германией и Польшей. Письмо было доложено Гитлеру, который получил тем самым лишнее подтверждение приверженности Лондона мюнхенскому курсу на умиротворение.
На политической арене появился и последний участник Мюнхенского сговора – итальянский диктатор Б. Муссолини, предложивший посредничество в германо-польских переговорах.
В предложениях Лондона и Парижа Гитлер увидел возможность изолировать их от Польши, чтобы затем без помех расправиться с последней. Отвечая на письмо Чемберлена, фюрер предложил заключить германо-британский договор, в соответствии с которым Британия поспособствует изъятию у Польши в пользу Германии Данцига и Польского коридора. Он гарантировал Варшаве новые границы, но требовал возвращения себе колоний или равноценных территорий, обещая за это защищать Британскую империю.
В ноте от 28 августа английское правительство предложило Германии прежде разрешить разногласия с Польшей, сообщив, что последняя согласна начать переговоры. Продолжая скрывать последние военные приготовления за дипломатической игрой, Берлин направил на следующий день в Лондон ответную ноту с согласием, но потребовал прибытия польского представителя для переговоров не позднее 30 августа. Замысел своего политического руководства начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта Х. Гальдер изложил в дневнике предельно ясно: «Фюрер хочет вбить клин между англичанами, французами и поляками... Поляки прибудут в Берлин 30 августа. 31-го переговоры будут сорваны. 1 сентября начать применять силу».
Чемберлен, обещавший за год до этого своим соотечественникам, что из Мюнхена он «привёз мир», и на сей раз проявил близорукость. 30 августа в личном письме Гитлеру он сообщал, что ответ Германии относительно готовности к переговорам с Польшей рассматривается «со всей срочностью», при этом приветствовал «проявление стремления к англо-германскому взаимопониманию, которое имело место при состоявшемся обмене мнениями».
Поскольку польский представитель не прибыл в Берлин в установленный срок – до полуночи 30 августа, И. Риббентроп довел до британского посла Н. Гендерсона предложения по «урегулированию» конфликта с Варшавой. Они были удивительно «мягкими», ибо предусматривали лишь возвращение Данцига и проведение плебисцита в отношении Польского коридора. По позднейшему признанию Гитлера, эти предложения в действительности были обманкой, рассчитанной на получение алиби в глазах населения Германии и мирового общественного мнения.
Однако эту хитрость не смогли или не захотели разгадать в Лондоне и Париже. Соглашательский дух Мюнхена буквально бил в нос. Посол Н. Гендерсон в письме своему шефу Э. Галифаксу высказал убеждение, что «предложения Германии не угрожают независимости Польши».
В течение всего дня 31 августа западные демократии стремились реализовать дутые немецкие предложения. Через своих послов в Варшаве и Берлине они оказывали давление на польское правительство, чтобы заставить его вступить в переговоры. Так, утром 31 августа французский посол в Берлине Р. Кулондр потребовал от своего польского коллеги Ю. Липского, чтобы тот добился от своего правительства разрешения на встречу его, Липского, с правительством Германии. Со своей стороны Э. Галифакс в течение дня дважды телеграммами побуждал посла в Варшаве X. Кеннарда добиться от польского руководства ускорения ответа на предложения Берлина.
В середине дня министр иностранных дел Польши Ю. Бек письменно сообщил Н. Гендерсону о готовности своего правительства «принять участие в прямом обмене мнениями с правительством Германии». Вечером Ю. Липский встретился с И. Риббентропом, но вручённое им послание так и осталось без ответа. О каких переговорах могла идти речь, если Гитлер в полдень того же 31 августа отдал приказ о начале выполнения плана «Вайс» – плана вторжения в Польшу.
«Миротворец» Муссолини, опоздав лет на двадцать, предложил Британии, Франции и Германии собраться в Риме 5 сентября на конференцию для «изучения пунктов Версальского договора, из-за которых сегодня происходят все беды». Показательно, что на следующий день, когда на польской земле уже вовсю шли бои, французское правительство согласилось на такую конференцию, не обусловив даже её начало прекращением продвижения вермахта по польской территории.
Только к концу дня 1 сентября МИД Германии получил ноты Великобритании и Франции, из которых следовало, что обе эти страны выступят в защиту Польши, если Берлин не выведет оттуда свои войска. При этом по дипломатическим каналам до Берлина было доведено, что ноты – лишь предупреждение, а не ультиматум. Находившийся в те дни в Берлине американский журналист У. Ширер (автор широко известной книги «Взлёт и падение Третьего рейха») резонно заметил по этому поводу, что от британского правительства «казалось, исходил запах Мюнхена». Гитлер даже не удостоил авторов нот ответом.
В полном смысле ремейк Мюнхена, разумеется, не состоялся. Но только на третий день войны правительство Чемберлена предъявило Германии категорический ультиматум прекратить боевые действия, который был отклонён. Вермахт стремительно рвался на восток, а польское государство стремительно приближалось к своему краху.
В те дни в Варшаве, не исключено, сокрушались по поводу несостоявшейся советско-британо-французской военной конвенции, которая могла бы спасти Польшу от кошмара, не приложи поляки руку к тому, чтобы заключение конвенции сорвать. В британских и французских правящих кругах в августе – сентябре 1939-го об этом, вероятно, не задумывались. Но и там не могли не вспомнить о сорванной (не по вине СССР!) попытке коллективного отпора Гитлеру в мае – июне 1940 года, когда вермахт вступал в Париж, а британский экспедиционный корпус уносил ноги через Ла-Манш.
