В середине апреля 1945 года сотрудники аппарата военного атташе японского посольства в Москве докладывали в Токио: «Ежедневно по Транссибирской магистрали проходит от 12 до 15 железнодорожных составов… В настоящее время вступление Советского Союза в войну с Японией неизбежно. Для переброски около 20 дивизий потребуется приблизительно два месяца». О том же сообщал штаб Квантунской армии.
Попытки договориться с Советским Союзом заметно активизировались после капитуляции Германии, когда Япония осталась одна перед коалицией союзных держав. Японское командование, потерпев поражение на Окинаве, начало спешно готовиться к сражению за метрополию. Нужно было сохранить Квантунскую армию, которую при осложнении положения планировалось перебросить на территорию Японии. Вступление в войну СССР могло нарушить эти планы, и японское командование требовало от правительства сделать всё возможное, чтобы разрешить проблемы с Советским Союзом дипломатическим путём.
15 мая 1945 года на заседании Высшего совета по руководству войной было принято решение добиваться начала официальных японо-советских переговоров. Было признано необходимым демонстрировать Советскому Союзу «позитивный характер» политики нейтралитета и склонять СССР к посредничеству в деле окончания войны на приемлемых для Японии условиях. Японское руководство демонстративно аннулировало все японо-германские соглашения, хотя это уже не имело никакого смысла, и дало указание прессе поддерживать дипломатию японского правительства в отношении СССР.
Однако обстановка складывалась не в пользу Токио. Советское правительство продолжало уклоняться от попыток правительства Японии вовлечь СССР в официальные переговоры. 6 июня 1945 года на очередном заседании Высшего совета по руководству войной была дана пессимистическая оценка сложившегося положения: «Путем последовательно проводимых мер Советский Союз подготавливает почву по линии дипломатии, чтобы при необходимости иметь возможность выступить против Империи; одновременно он усиливает военные приготовления на Дальнем Востоке. Существует большая вероятность того, что Советский Союз предпримет военные действия против Японии… Советский Союз может вступить в войну против Японии после летнего или осеннего периода».
И всё же у Токио оставались надежды на ухудшение советско-американских и советско-английских отношений. Участники совещания отмечали, что «после окончания войны против Германии сотрудничество между США и Англией, с одной стороны, и Советским Союзом – с другой, ослабевает». Японские лидеры рассчитывали, что советское руководство усмотрит для себя выгоду от затягивания войны между Японией и англо-американскими союзниками, в которой стороны ослабят друг друга. Была поставлена задача использовать все возможности для поиска договорённости с СССР. Вместе с тем на заседании Высшего совета по руководству войной 6 июня был подтверждён курс Японии на продолжение войны. В принятом решении указывалось: «Империя должна твердо придерживаться курса на затяжной характер войны, не считаясь ни с какими жертвами. Это не может не вызвать к концу текущего года значительных колебаний в решимости противника продолжать войну». То есть «мирная дипломатия» Японии в отношении СССР преследовала цель избежать капитуляции, сохранить существующий режим и продолжать войну до тех пор, пока США и Великобритания не пойдут на уступки в определении условий перемирия. В Токио рассчитывали на принятие США и Великобританией компромиссных условий мира, которые предусматривали, в частности, сохранение за Японией Кореи и Тайваня.
Японские лидеры при этом понимали, что добиться согласия советского правительства на начало официальных переговоров о заключении нового долгосрочного японо-советского соглашения без изложения конкретных предложений японской стороны едва ли удастся. Тактика Токио состояла в том, чтобы до изложения возможных уступок Японии выяснить, чего пожелал бы СССР взамен договора о ненападении. Японское правительство опасалось, что может предложить Советскому Союзу больше, чем то, на что Москва рассчитывала. Продолжались попытки убедить советскую сторону согласиться на начало переговоров с тем, чтобы обмен мнениями об условиях соглашения состоялся уже в ходе переговоров. Однако Москву это устроить не могло, и она со всей определённостью дала понять, что вести неофициальные переговоры без конкретизации их целей не намерена.
Одной из важных причин стремления министра иностранных дел Японии Сигэнори Того как можно скорее выяснить позицию Сталина и Молотова по поводу советско-японских отношений было то, что в конце июня появилось сообщение о предстоящей встрече глав союзных держав в Берлине. Зная, что союзники непременно будут обсуждать вопросы войны с Японией, японский министр задался целью организовать переговоры со Сталиным до отъезда советского вождя в Берлин.
10 июля Сигэнори Того после соответствующих консультаций с младшим братом императора Такамацу, председателем Тайного совета Киитиро Хиранумой и премьер-министром Кантаро Судзуки предложил направить в Москву в качестве специального посла императора бывшего премьер-министра Японии, члена императорской фамилии князя Фумимаро Коноэ. Правительство согласилось с этим предложением, а 12 июня поездку Коноэ в Москву санкционировал император Хирохито. Вслед за этим Того направил в Москву послу Наотакэ Сато срочную телеграмму, в которой сообщал о принятом решении и поручал посетить Молотова и поставить вопрос о желании Токио направить в Советский Союз специального японского представителя с большими полномочиями.
Фумимаро Коноэ
Однако среди японских лидеров не было согласия по главному пункту – с чем должен ехать в Москву Коноэ. Между военным министром, с одной стороны, и министром иностранных дел – с другой, возник спор по поводу перспектив Японии в войне. Военный министр утверждал, что «пока речь не идет о поражении Японии»; его же оппоненты считали, что «необходимо проявить заботу и на случай наихудшего развития ситуации».
Учитывая разногласия, Коноэ не пожелал связывать себя определённой позицией и заявил: «Мне не нужны никакие инструкции, я намерен ехать без заранее принятых решений. Я намерен по итогам поездки в Москву непосредственно передать императору то, что думает Сталин».
Мнение противников безоговорочной капитуляции было учтено при составлении послания императора, которое предстояло доставить в Москву. Послание было составлено в общих словах о стремлении императора «положить скорее конец войне». Указывалось, что ввиду требования США и Великобритании о безоговорочной капитуляции Япония вынуждена вести войну до конца, а это неизбежно приведет «к усиленному кровопролитию». В заключении послания император «изъявил пожелание, чтобы на благо человечества в кратчайший срок был восстановлен мир». Необычность послания состояла в том, что оно не имело адресата.
13 июля посол Сато посетил заместителя наркома иностранных дел СССР С.А. Лозовского и вручил ему письмо на имя Молотова, в котором сообщалось о желании японского императора направить в СССР князя Коноэ в качестве своего официального представителя. При этом передавалось и письменное послание Хирохито о стремлении «положить конец войне». К тому времени советское правительство уже было официально информировано послом Сато о готовности и желании японского правительства «идти на заключение соглашения вплоть до пакта о ненападении».
Согласие на приезд Коноэ в Москву в качестве специального посланника японского императора означало начало официальных переговоров Москвы и Токио. Однако Сталин счёл целесообразным уклониться от любых контактов с официальными представителями японского правительства. Помимо всего прочего, он не хотел создавать у союзников подозрения о каких бы то ни было сепаратных переговорах с японцами. Попытки Токио «заинтересовать» Москву крупными территориальными уступками, в том числе возвращением южной части Сахалина и Курильских островов, потерпели фиаско.
Ранее отторгнутые от Российской империи земли были возвращены нашей стране не в результате закулисной сделки, а по признанным союзными державами итогам Второй мировой войны.
