Продолжаю разговор о творческом наследии русского экономиста и общественного деятели Сергея Федоровича Шарапова (1855-1911). В своём основном труде «Бумажный рубль» (1895 г.), как и в других своих работах Сергей Федорович, с одной стороны, подвергает резкой и очень меткой критике многие аспекты экономической жизни тогдашней России и экономической политики тогдашнего правительства; с другой стороны, предлагает детально проработанные способы преодоления выявленных проблем.
Удивительно, насколько многие из тогдашних экономических проблем, выявленных Шараповым, похожи на экономические проблемы России сегодняшней.
Кто сегодня в России не знает словосочетания «таргетирование инфляции»! Его взял на вооружение Банк России из лексикона «вашингтонского консенсуса» (неофициальный свод правил экономического либерализма, продвигаемый Вашингтоном через МВФ). Это означает курс ЦБ на снижение инфляционного роста цен. Единственным способом такого «таргетирования» пресловутый «вашингтонский консенсус» предлагает сжатие Центробанком денежной массы.
Когда более полувека назад я учился в советском вузе, нам совершенно правильно говорили, что изменение цен – симптом более глубоких причин, в первую очередь нарушения баланса между денежной и товарными массами. Изменение пропорции в пользу денежной массы порождает инфляцию, в пользу товарной массы – дефляцию. И уж ежели случилось первое, то правильнее не денежную массу сжимать, а товарную наращивать. Однако «вашингтонский консенсус» – идеология монетаризма, не принято думать о товарах и реальной экономике. Монетаризм – это искусство денежных и финансовых манипуляций. Вот и Банк России, изображая борьбу с инфляцией, занимается монетаристскими манипуляциями и удушением реального сектора экономики.
Есть такой показатель – «монетизация экономики». Он выражает отношение денежной массы (наличные деньги + безналичные) к валовому внутреннему продукту (ВВП). По оценкам МВФ, в 2020 году этот показатель у Китая равнялся примерно 200%, у Японии он приближался к 200%, у многих стран Западной Европы находился в районе 100% (плюс-минус), у США он был равен 70%. А вот у России – примерно 45%. При таком уровне монетизации, которую Банк России поддерживает, ссылаясь на своё «таргетирование», создается дефицит оборотного капитала, деньги делаются дорогими (высокие процентные ставки по кредитам).
За многие годы я ни разу не слышал, чтобы Неглинка хотя бы раз предложила ликвидировать инфляционный рост цен путем увеличения товарной массы. А ведь это несложно: достаточно предложить реальному сектору кредиты под умеренный процент, который ниже рентабельности компании-заемщика. Увы, это даже не обсуждается.
А ведь так было в России и при жизни Шарапова, в конце XIX – начале ХХ в. Тогда еще в помине не было ни МВФ, ни «вашингтонского консенсуса», но правило западной финансовой науки по удушению реальной экономики уже претворялось в жизнь Государственным банком Российской империи и министерством финансов.
Это правило – не что иное, как религиозный догмат на то под названием «экономический либерализм». Правило звучит так: пусть лучше денег меньше, чем больше необходимого. Кстати, Шарапов обращает внимание, что религия «экономического либерализма» не могла дать внятного ответа на вопрос: сколько же денег экономике необходимо? Много их в обращении в данный момент или мало? И сегодня проповедники «экономического либерализма» путаются в ответах на этот вопрос.
Денежные власти России в течение полувека (с момента реформ 1860-х гг. до революции 1917 года) «сжимали денежную массу», т. е. душили российскую экономику на радость врагам нашей страны и западным ростовщикам. В середине XIX века на одного жителя России приходилось в среднем около 30 рублей, что было эквивалентно 120 французским франкам. К 1914 году эта сумма сократилась до 10 рублей, или 25 франков. Аналогичный показатель по странам Запада был равен: в Германии – 115; США – 125; Англии – 140; Франции – 140 франков (Антонов М. Экономическое учение славянофилов. М: Институт русской цивилизации, 2008, с. 299)
Вот краткий итог четырех десятилетий (1857–1906) финансовых реформ, направленных на «денежное удушение» русского народного хозяйства, сделанный Шараповым в его лекции «Земля и воля…без денег», прочитанной в 1907 году:
«К 1 января 1857 года, по официальным сведениям, в народном обращении находилось… 2.048.297,000 р. Государственный бюджет в 1857 г. был 255 м. р., жителей в империи было 65 миллионов человек.
На 1 января 1906 года согласно балансам Государственного Банка находилось в обращении… 2.260.800,000 р. – всего на 212 ½ миллионов рублей, или едва на 10% более против 1857 года, в то время как государственный бюджет вырос на 700%, перейдя за 2 миллиарда рублей; число жителей возросло в 2 ½ раза, достигнув 145 миллионов душ, причем сельское хозяйство, промышленность и торговля, да и все население, сполна перешедшее с натурального хозяйства на денежное, нуждаются в значительно больших оборотных средствах, чем в 1857 году».
Народ в России прекрасно понимал, что экономическое неустройство, бедность, разорение хозяйств, низкая конкурентоспособность отечественного товаропроизводителя на мировом рынке порождается нехваткой денег, которая подавляет трудовую энергию и желание трудиться. Наиболее грамотные представители народа пытались достучаться до «верхов», объяснить столичному начальству, что надо выпустить дополнительное количество денег в обращение. Например, ростовский купец Г. Паршин направил в 1885 году письмо тогдашнему министру финансов Бунге. Отметив затруднительное положение промышленности и торговли, вызванное сокращением денег в обращении (дефляцией), Паршин предлагает выход из сложившейся ситуации: «…единственное средство… – это нужно, например, выпустить, примером, на 200 миллионов кредитных ассигнаций и на них начать в разных пунктах России государственные работы за счет казны… А что наш рубль будет стоить дешево на заморском рынке, потому что будет выпущено много, но зато в родной земле будет идти за полную монету и этим достигнется меньший вывоз наших товаров за границу, а все будем покупать в родной земле…а если наш рубль будет идти на заморском рынке полной монетой, то тогда совсем прекратятся фабрикации в России и будет бедствие народа, а при выше сказанном мнении все нужное для построек и нашей обыденной жизни будет работаться на наших фабриках и наш же народ будет зарабатывать…. Этим достигнется полная конкуренция России с заграницей» (цит. по: Власенко В.Е. Денежная реформа в России 1895 – 1898 гг. – Киев, 1949, с. 134-135).
К сожалению, российские власти оставляли без внимания подобного рода призывы русских людей.
Народ, как мог, сопротивлялся дефляционным экспериментам финансовых властей. Создавал кредитные кооперативы и общества взаимного кредитования. Купцы и предприниматели, где могли, замещали деньги векселями или бартером. Некоторые наиболее энергичные предприниматели создавали свои деньги. Наиболее яркий пример – деньги С.И. Мальцева. Мальцев (правильно – Мальцов) Сергей Иванович (1810–1893) – русский промышленник, кавалергард, генерал-майор в отставке, почетный член Общества содействия русской торговли и промышленности. Выдающий представитель дворянского и промышленного рода Мальцовых. Создавал и использовал собственные деньги в своем достаточно автономном хозяйстве, которое раскинулось в нескольких губерниях и включало несколько десятков фабрик, заводов и иных предприятий. Эти местные деньги назывались «денежными расписками» Мальцовского заводского округа и ходили в этом округе наряду с законными кредитными билетами (см.: Парамонов О.В. «Денежные знаки Мальцовского заводского округа в XIX веке. «Записки» Его Превосходительства С.И. Мальцова». М.: 2001).
Шарапов восхищается энергией и предпринимательским талантом С.И. Мальцова, свидетельствовавшими о предприимчивости русского человека вообще: «А что мы можем работать, что мы умеем вести дело, этому доказательства могут спрашивать только господа, с деловою Россиею незнакомые. Мы так привыкли к поклонению всему иностранному и оплевыванию всего «отечественного» (самое слово-то – ирония), что вовсе не замечаем множества превосходно поставленных у нас дел, не только не уступающих «Европе», но и перещеголявших ее, что особенно важно при тех трудностях, которые окружают русского промышленника. Возьмите, например, покойного С.И. Мальцева. По объему им сделанного, по духу дела и по той великой инициативе, которая здесь развернулась, другого такого дела вы мне не укажете ни в Европе, ни в Америке» (Шарапов С. Иностранные капиталы и наша финансовая политика).
Однако знаменитый заводской округ Мальцевых с десятками предприятий и десятками тысяч работников в конце XIX века стал постепенно приходить в упадок. И дело не в ошибках С.И. Мальцева или болезнях, которые его стали одолевать. Дело в том, что власти не могли допустить, чтобы на обширной территории обращались какие-то деньги, не «вписывающиеся» в финансовую теорию (да еще в условиях, когда министерство финансов готовилось всех «осчастливить» «золотым рублем»). Шарапов с горечью констатирует: «Отчего же это дело погибло? Оттого единственно, что Мальцеву круто было воспрещено печатать свои деньги (деньги, всегда ходившие al pari и не знавшие злоупотреблений), а государственных в виде нужного кредита не было дано. Из живого организма была выпущена кровь, но организм был рожден такой могучий, что дышит до сих пор, хотя – увы! – пока это калека и заправиться не может».
Недостаток денег, отмечает Шарапов, угнетает и обесценивает труд: «Политическая экономия определяет капитал как концентрированный прошлый труд, являющийся орудием новому труду. Недостаток денежных знаков, возвышая плату за наем капитала, отделяет, отрезывает его от труда будущего, обесценивает, парализует этот труд, отдает его в кабалу и ставит элементы праздные – в положение, господствующее в стране, элементы трудовые – в рабство им».
Как это положение актуально для понимания нынешней политики денежных властей РФ, «борющихся с инфляцией» путем сжатия денежной массы! Создание дефицита денег выгодно только тем, кто торгует деньгами, т. е. ростовщикам.
Шарапов прямо говорит, что при сложившейся финансовой системе в России произошла лишь замена форм крепостного права, причем новая форма крепостного права оказалась еще более тяжелой: «Примеряя эти соображения к жизни, легко понять, что это не про Америку говорится, а про матушку Россию, где только благодаря западной финансовой доктрине, отводившей глаза русскому финансовому ведомству за последнюю четверть века, вместо старого добродушного крепостного права юридического создалось новое, в тысячу раз тягчайшее, – крепостное право экономическое.
Господа: биржевики, дисконтеры, спекулянты, рантьеры, чиновники.
Рабы: землевладельцы, земледельцы, промышленники, рабочие.
Вот прямые последствия недостатка денежных знаков и вместе с тем его точные признаки».
Любопытно: в одной компании «господ» у Шарапова оказываются финансисты (биржевики, дисконтеры, спекулянты) и чиновники. Мы сегодня видим этот «брак по расчёту» между банкирами и чиновниками – как в России, так и во всем мире. В России недостаток денег в обращении способствовал тому, что на смену юридическому крепостному праву пришло экономическое крепостное право. Как точно! Нынешний строй следует называть не «рыночной экономикой» и даже не «капитализмом», а, как выразился С.Ф. Шарапов, «экономическим крепостным правом»!
Фото: Царьград
