В этой статье я хочу коснуться одного очень конкретного вопроса – банкротств компаний и предприятий. Банкротства и свободный рынок – две стороны одной медали. Пусть интеллектуалы дискутируют по поводу того, могут ли в военных условиях сохраняться элементы рыночных отношений, а вот дискуссии о допустимости банкротств в таких условиях уже не допустимы. К чести наших властей, скажу, что и они это понимают. В марте в связи со сложной ситуацией, порожденной санкционной войной коллективного Запада, правительство РФ объявило полугодовой мораторий на банкротства и взыскания. Мораторий начал действовать с 1 апреля. Кстати, это уже был второй мораторий на банкротства. Первый был введён в 2020 году в связи со сложной обстановкой, порожденной ковидом и разного рода санитарно-эпидемиологическими ограничениями. Первый мораторий также был определен на полгода, но затем был пролонгирован ещё на три месяца. Правда, тогдашний мораторий распространялся на компании и организации лишь наиболее уязвимых секторов и отраслей (общественное питание, транспорт и др.). А мораторий текущего года стал универсальным, охватывающим все сектора и отрасли.
Рассчитывали, что нынешний мораторий, срок которого истекает 1 октября, будет пролонгирован. Однако пролонгации не произошло. Со 2 октября кредиторы приступили к возбуждению дел о несостоятельности должников. Только за первые пять дней после отмены моратория кредиторы заявили о намерении обанкротить почти 2,5 тыс. своих должников.
Приведу лишь некоторые экспертные мнения по поводу последствий отмены моратория. «Мы ждем роста обращений минимум на 15–20% в ближайшие месяцы», – говорит партнер практики по разрешению споров МЭФ Legal Римма Малинская. Первый заместитель председателя правления банка «Зенит» Алексей Хорохордин тоже прогнозирует рост заявлений на банкротство в ноябре-декабре 2022 года. Советник юридической фирмы Orchards Азат Ахметов ожидает «взрывного роста» дел о банкротстве в четвертом квартале и в 2023 году, оценивая увеличение числа заявлений в самом оптимистичном варианте по юрлицам на 30–50%, по гражданам – на 20–30%. Ахметов допускает возможность банкротства крупных предприятий и даже целых промышленных групп «с учетом общего накопленного негативного эффекта от коронавируса и санкций 2022 года». Партнёр BGP Litigation Сергей Лисин рассчитывает, что бизнес и государство могут «подставить плечо» друг другу, чтобы сократить число банкротств в 2023 году, «если же нет – волна к 2024 году превратится в цунами».
В среде недалёких чиновников и либеральных экспертов до начала октября этого года царила атмосфера странного самоуспокоения и самодовольства. Мол, нам все эти пакеты экономических санкций коллективного Запада, что слону дробина. Отчасти такая атмосфера была порождена мораторием на банкротства. За эти полгода можно и нужно было провести радикальную реформу (или, по крайней мере, начать реформу) всей системы управления экономикой и реорганизацию субъектов хозяйственной деятельности (компаний и организаций). Вместо реформы – самоуспокоенность, рефлексия и имитация деятельности.
Одним из жизненно необходимых условий такой реформы является установление чёткого статуса стратегически значимого предприятия (компании, организации). Термин в ходу уже почти два десятка лет. 4 августа 2004 года президентом был подписан указ «Об утверждении перечня стратегических предприятий и стратегических акционерных обществ» (№ 1009). Список (перечень) был составлен и периодически пересматривался. Первоначально в нем было менее 300 предприятий, потому их количество увеличилось почти до 600. Четких критериев отнесения предприятия к категории стратегически значимого как не было, так и нет. По той простой причине, что в России до сих пор нет документа, определяющего экономическую стратегию. Отсюда такие неприятные парадоксы, когда в список попадали компании типа «Макдоналдс», а за бортом оставались предприятия, участвующие в производстве оружия и военного снаряжения.
Необходимо в срочном порядке разработать положение о стратегически значимом предприятии (компании) и закрепить в законодательном порядке его статус. Важными элементами этого статуса должны стать: государственная собственность на предприятие, безусловная его обязанность выполнять государственные заказы, полный иммунитет против банкротства. Согласно имеющимся данным (на 2019 год), оборонно-промышленный комплекс (ОПК) России включает 1 353 предприятия, а численность работников, занятых в ОПК, составляет около 2 млн человек. (Глазкова В.В. Состояние и основные тенденции развития оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации // E-Management. T. 4, № 4, 2021). С моей точки зрения, в список стратегически значимых предприятий необходимо включение всех предприятий ОПК. Плюс к этому в него должны войти поставщики комплектующих, деталей и узлов для изготовления конечной продукции военного назначения. В итоге список должен насчитывать многие тысячи предприятий. За пределами списка можно оставить смежников оборонных предприятий в тех случаях, когда число смежников, поставляющих один и тот же вид продукции, составляет более пяти (ведь нельзя исключать, что смежник по тем или иным причинам может прекратить поставки комплектующих и деталей на предприятие по изготовлению конечной продукции военного назначения).
Вновь возвращаюсь к такому событию, как прекращение действия с начала октября моратория на банкротства. Вот официальная статистика числа корпоративных банкротств за последние годы:
2015 - 13044
2016 - 12549
2017 - 13541
2018 - 13117
2019 - 12401
2020 - 9930
2021 – 10319
Конечно, подавляющая часть компаний-банкротов относятся к малому бизнесу и к таким секторам, как торговля, связь, транспорт, бизнес-услуги, агробизнес. Но не менее 10 процентов – предприятия промышленные. А среди них (называю условную цифру) процентов 10 так или иначе связаны с ОПК (поставщики комплектующих, деталей и узлов для производства конечной продукции военного назначения).
Ни для кого не секрет, что к концу прошлого десятилетия на грани банкротства оказались сотни предприятий ОПК. К концу 2019 года их суммарная задолженность по банковским кредитам достигла величины 750 млрд рублей. Летом 2019 года тогдашний вице-премьер Юрий Борисов, курировавший ОПК, сделал жёсткое заявление: кредитные организации душат российскую оборонку. По его словам, ОПК «живет впроголодь, обслуживая финансовые институты, которые ничего не производят, а призваны только обеспечивать процесс организации производства и внедрения продукции». Тогда удалось спасти оборонку. Закрытым указом президента РФ в марте 2020 года половина образовавшихся долгов ОПК была списана, а вторая – реструктурирована (на 15 лет под 3% годовых). Однако с тех пор прошло более двух с половиной лет. Накопились новые долги, наверняка еще более серьезные. Однако нынешний куратор ОПК вице-премьер Д. Мантуров цифру долгов не оглашает.
Пока никаких признаков того, что новые долги ОПК будут списаны или реструктурированы, нет. Особого юридического статуса, гарантирующего защиту от банкротств, у многих предприятий оборонки (тех, которые не попали в перечень системно значимых) нет. С учётом этого атмосфера в российской оборонке напряженная и нервная. Руководители многих оборонных предприятий хватаются за любые соломинки. Лидер парии «Справедливая Россия – Патриоты – За правду» депутат Госдумы Сергей Миронов по просьбе оборонщиков обратился с петицией к главе российского правительства Михаилу Мишустину и главному военному прокурору Валерию Петрову. В ней содержится просьба остановить банкротства 15 предприятий военно-промышленного комплекса, «учитывая сложившуюся ситуацию при проведении специальной военной операции, существующий дефицит военной техники». Миронов предложил также провести аудит состояния организаций и оценить возможность продолжения их работы. В списке Миронова оказалось, в частности, ПАО «Мотовилихинские заводы». Это предприятие, которое было учреждено в России без малого три столетия назад. Оно прошло через бури войн и революций и оказалось на грани гибели сейчас. Словно по «Мотовилихинским заводам» готовится удар с помощью американских ракет залпового огня HIMARS. А ведь на мощностях ПАО выпускают боевые машины из состава реактивных систем залпового огня «Торнадо-Г» и «Торнадо-С». В октябре 2022 года сообщалось, что на предприятии ввели трёхсменный график работы для наращивания объёмов производства, которые стали самыми высокими за последние десять лет.
В этом же списке такие предприятия оборонного профиля, как АО «50-й Автомобильный ремонтный завод», АО «261-й Ремонтный завод» (полное название – «261-й ремонтный завод средств заправки и транспортирования горючего»), АО «172-й Центральный автомобильный ремонтный завод», «81-я Центральная инженерная база», «1-е Проектно-фортификационное бюро», «Жигулевский радиозавод» и др. Примечательно предположение Сергея Миронова о причинах плачевного состояния защищаемых им предприятий: «Основной причиной банкротств предприятий ВПК предположительно является отсутствие государственного оборонного заказа. Считаю, что ликвидация заводов может существенно ослабить обороноспособность нашей страны при проведении специальной военной операции». И это действительно так. Государство в предшествующие началу СВО годы сокращало госзаказ и толкало оборонные предприятия в смертельные объятия кредиторов-ростовщиков. Сокращение госзаказов объяснялось тем, что, мол, федеральный бюджет может стать дефицитным. А дефицитным Минфин делал его искусственно, аккумулируя значительную часть нефтегазовых доходов в валютной кубышке под названием Фонд национального благосостояния.
Пытаются как-то спасать оборонку и некоторые другие депутаты Думы. Так, в сентябре председатель комитета Госдумы по вопросам собственности, земельным и имущественным отношениям Сергей Гаврилов заявил, что стратегические предприятия должны быть защищены от банкротства и что в нынешних условиях этот вопрос является приоритетным для законодателей. С момента этого заявления прошел месяц. О законопроекте, запрещающем банкротства стратегических предприятий, пока ничего не слышно.
