День памяти сестры милосердия баронессы Юлии Петровны Вревской (на могильном камне «ЯНВАРЬ 1878 г.»), несомненно, самой удивительной и замечательной женщины своей эпохи, даёт повод с почтением вспомнить сегодня и других представителей этого рода – генералов Павла Александровича (1809-1855) и Ипполита Александровича (1814-1858) Вревских, славных генералов. Связывает их родство: Павел и Ипполит – родные братья, Юлия Петровна – жена Ипполита Александровича…
Врев
Павел и Ипполит Вревские, как и три старших их брата и сестра Мария, были незаконнорожденными детьми известного государственного деятеля князя Александра Борисовича Куракина (1752–1818). Фамилия, данная им, образована из названия псковского имения князя – Врев (ныне относится к территории Музея-заповедника Пушкина). «Брильянтовый князь», как называли современники Куракина, не сумел передать детям свои титул и фамилию, но смог обеспечить их отличным образованием и более чем значительным имущественным состоянием. Небезынтересно, что трое старших детей Куракина из этого рода получили баронский титул от австрийского императора Франца I, при дворе которого князь состоял русским послом, а трое младших, в том числе будущие генералы Павел и Ипполит Вревские (имя их матери Ирина Васильева) – от императора Александра I, уже после смерти их отца, в 1822 году.
Герой обороны Севастополя
Генерал Павел Вревский, воспитанник школы гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, был прославленным смельчаком, сделавшим блистательную военную карьеру...
Воевать он начал в девятнадцать – в Турецкую кампанию 1828 года в Болгарии. В первом же бою, при штурме крепости Варна, получил он своё первое ранение – пулю в живот. В 1830-31 году принимал участие в подавлении Польского восстания и взятии Варшавы, воевал в Черногории, где под ним была убита лошадь, служил на Кавказе, «принимая участие в разных экспедициях и делах с горцами», где был ранен пулей в правую ногу. Вревский состоял начальником конно-горской милиции (отрядов, сформированных из местного населения), отличался большим личным мужеством и, как вспоминают, всегда был впереди войск. Павел Александрович был дружен с армейским капитаном Львом Пушкиным, братом поэта.… «Боевая кавказская жизнь, - характеризует Вревского современник, - прямо соответствовала рыцарскому характеру молодого воина. Притом и служба была ему не мачеха, а мать: в короткое время он получил два чина за отличие». В 1838 году блестящего боевого офицера (ему 28) переводят в Петербург – в военное министерство. Несомненно, начальники, помимо его воинской доблести, различили в нём и незаурядные административные способности. В министерстве он характеризуется как «энергичный, неутомимый, в высшей степени деятельный». В 37 лет Вревский произведён в генерал-майоры, вступил в должность директора канцелярии военного министерства и назначен в свиту Его Императорского Величества Николая I.
Генерал-адъютант П.А. Вревский
Во время Крымской войны, в царствование Александра II, в июне 1855 года, генерал-адъютант П.А. Вревский представил военному министру докладную записку, в которой, обрисовав положение осаждённого Севастополя и состояние противника, обосновывал необходимость перехода русских войск в наступление. В этом он видел шанс выиграть кампанию. К тому моменту положение русской армии с каждым днём ухудшалось. В июле 1855-го наши потери составляли 250 человек в день, в августе уже 500-700. Бомбардирования города шли одно за другим. Помимо истребления живой силы, у артиллерийского бомбардирования был и побочный эффект – психологический, подавляющий волю к сопротивлению. Адмирал П.С. Нахимов признавался в одном доверительном разговоре, пережив двукратное бомбардирование, что «третьего пережить не в состоянии!» (Прославленный адмирал пережил пять массированных обстрелов, погиб 30 июня/12 июля 1855.)
Вревский, уже находясь в Севастополе по поручению императора, продолжал настаивать на своём, доказывая главнокомандующему Крымской армией князю М.Д. Горчакову и военному министру князю В.А. Долгорукову: «Общую атаку для поддержания гарнизона следует предпочесть гибельной эвакуации без боя, и мы можем ещё рассчитывать на шансы решительного удара, чтобы заставить неприятеля снять осаду. Только прибытие значительных подкреплений к неприятелю, ранее ожидаемых нами, могло бы мотивировать отсрочку решительного боя, которого наша храбрая армия горячо желает. Севастополь, эта бочка Данаид, которая поглощает столько средств, вместе с тем и ступка, в которой наши превосходные солдаты толкутся каждый день».
Действительно, от этого можно было прийти в отчаяние. Но Горчакову идея не нравилась. Главнокомандующий считал, что Крымскую кампанию нам не выиграть. На военном совете Горчаков разумно показал все минусы наступательной операции. Но на том же совете возобладала «героическая» точка зрения, выразителем которой был Вревский, его поддержало большинство офицеров.
Накануне трагического сражения, которое вошло в нашу историю как сражение на Чёрной речке, Павел Вревский писал брату – Ипполиту Александровичу, служившему на Кавказе: «Мы уже готовимся на удар. Подкрепления подошли… обстоятельства не совсем благоприятны, но ударить должно, ибо вперед лучшего ничего нет. Да благословит нас Господь! Тебя я обнимаю, как брата и друга. Не посрамимся и не посрамим нашего имени. Чрез несколько дней переходим в наступления. Если суждено мне пасть солдатом в Крыму, будь уверен, что оставлю по себе должную солдатскую память. Пожалею только о доброй жене и о друзьях, - о тебе в особенности, любезный Ипполит. По мне, если так суждено, люби и береги мою добрую и ангельскую жену. Она любит тебя. Еще раз обнимаю тебя от всей души и благословляю тебя на добрую службу Царю и России. Павел Вревский».
Сражение на Чёрной речке произошло 4/16 августа 1855 года. Русские атаки были отбиты. Разорвать окружение не удалось. Потери наши были огромны. Из строя выбыло 8010 нижних чинов, 260 офицеров, 7 генералов.
Был ли шанс выиграть ту Крымскую войну? Во всяком случае, было сделано всё, что в человеческих силах.
Иностранцев поражает, а то и веселит, что в Севастополе они видят памятники нескольким проигранным сражениям. Русский мыслитель И.Шафаревич объясняет это свойство русского характера: «Сама жертва ценится выше победы. Для русского сознания это вполне естественно: памятник стоит не выигранному сражению, но жертве, принесённой ради России. Как и терпение, жертва не есть пассивное подчинение роковым обстоятельствам. Она даёт силы народу в целом».
Энергия героики, царившая при первой обороне Севастополя, чувствуется в великом городе и поныне. Впрочем, у каждого века своя битва за Крым.
«Дорого стоила нам кровавая битва при Чёрной, — пишет современник. — …Мы имели несчастие лишиться храброго и наилучшего человека во всех отношениях — барона Вревского… С самого начала битвы, смерть будто преследовала и не оставляла ни на час этого генерала, которого все в настоящую минуту оплакивают. Находясь при князе Горчакове, не успел он отъехать от него, как неприятельское ядро убило под ним лошадь. Генерал мгновенно упал… Князь уговаривает его хоть на время удалиться, чтобы оправиться, но напрасно. Говорят, что между смертью и избранною ею жертвою есть какая-то примечательная сила, не чувствительная, но действительно существующая внутри человека. Многие, испытавшие это чувство, между прочим, адмирал Нахимов, служат подтверждением этого предрассудка, временем принявшего размер образа великой истины. Прошло несколько минут, второе ядро пролетает над головою генерала Вревского, но так близко, что уносит его фуражку. Князь Горчаков вторично уговаривает генерала удалиться… Но и тут генерал не поддался благоразумным внушениям главнокомандующего… Генерал, стоя на месте, ободрял отступающих в порядке солдат, когда третье ядро ударило его опять в голову и на этот раз уже смертельно. Мало было генералов, которые возбудили такое всеобщее сожаление, как генерал Вревский, соединяющий с редкой способностью не только как генерала, но и превосходного администратора, ту теплоту сердца, при необыкновенно очаровательном уме, которое соделывают людей, одаренных сими качествами чрезвычайно всегда симпатичными».
Генерал-адъютант П.А. Вревский похоронен на кладбище Бахчисарайского Свято-Успенского монастыря; могила сохранилась, надгробие отреставрировано. Рядом покоится его жена, Анастасия Сергеевна, урожденная княжна Щербатова. На мраморном кресте надпись: «Чаю воскресения мертвых». На могильной плите: «Здесь похоронен генерал-адъютант барон П.А. Вревский, погибший 4 августа 1855 года в сражении при речке Черной на Федюхинских горах».
Герой покорения Кавказа
Барон Ипполит Александрович Вревский, как и старший брат, окончил школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (его однокашником был М.Ю. Лермонтов) и, имея жажду к знаниям, ещё два года учился в Императорской военной академии, а затем прослушал университетский курс по медицине в Дерпте, откуда вынес (указывают как на его особенность) «охоту Петра Великого рвать зубы».
Генерал-адъютант И.А. Вревский
В 1840 году принимал участив в бою на реке Валерик, в котором участвовал и Лермонтов, отличившийся в бою и описавший бой, как указывали очевидцы, с абсолютной точностью даже в деталях:
Об Ипполите Александровиче, личности яркой, оставили воспоминания несколько человек. Наиболее «кинематографическое» - участник бунта на Сенатской площади Александр Петрович Беляев (1803–1887), которого, заметим, Сибирь превратила в образцового христианина и верноподданного Государя, осознавшего «пагубу и всю ложь своих революционных идей». Он с 1840 года служил на Кавказе. В своих мемуарах (декабрист старше генерала на 11 лет) Беляев пишет: «Барон Ипполит Александрович Вревский был, могу сказать, одним из образованнейших и умнейших людей своего времени. Помнится, что он учился в Дерптском университете, где слушал также курс медицины, знал многие иностранные языки, был очень любознательным, имел чрезвычайно многосторонние познания и специально изучил военные науки. Он был очень оригинален и несколько застенчив, что к нему удивительно как шло. Небольшого роста, брюнет, с проницательными карими глазами, правильными, несколько южными, чертами, как бы вкрадчивой поступью, он, тем не менее, был очень живого и веселого характера. По его уму, многосторонним познаниям, по его вполне геройскому мужеству и страсти к военной боевой службе, я тогда еще предсказывал ему великую военную роль в будущем и если б не ранняя смерть его... я до сих пор уверен, что проживи он дольше, то без сомнения был бы одним из замечательных русских военачальников… Как теперь смотрю на него в левой цепи в одной из горных экспедиций с Куренским батальоном, на огромной высоте, в страшном огне, прокладывавшим себе дорогу. Я восхищался его хладнокровием и мужеством. Невозмутимо спокойный, с коротеньким чубуком в зубах, он шел вперед, разрушая завалы и все преграды самой дикой природы…»
Другой современник показывает, что жил барон Вревский на широкую ногу. В его привычках чувствовалась кровь отца, дух ХVIII века: барон любил «окружать себя приживалами, арапчонками, бульдогами, большой крепостной и некрепостной дворней, фаворитами и др.». Вспоминали, что Лермонтов в свою последнюю осень и зиму бывал в Тифлисе в доме барона «на большой улице», где, по словам Беляева, «можно было увидеть цвет Петербургского военного общества, или, лучше сказать, цвет русской армии». Капитан А.И. Чарыков (1811-1842) писал о памятной встрече в доме Вревского: «В один прекрасный день мы, артиллеристы, узнали, что у барона на вечере будет Лермонтов и, конечно, не могли пропустить случая его видеть. Добрейший хозяин по обыкновению очень радушно нас встретил и перезнакомил со своим дорогим гостем. Публики, как мне помнится, было очень много, и когда солидные посетители уселись за карточными столами, молодежь окружила Лермонтова…» Отмечено, что Ипполит Александрович был одним из немногих, с кем Лермонтов не разговаривал в тоне насмешки…
(Окончание следует)
