Вот уже четверть века западный форпост Православия – Почаевская лавра осаждается поочерёдно уходящими в небытие руховцами, унсовцами, нашеукраинцами, тягнибоковцами, правосеками и т. п. Однако твердыня стоит, и даже успешно защищается. Ещё на заре незалежности почаевская братия выставила за ворота монастыря наместника, поддержавшего раскольника «Филарета». А первым же указанием нового наместника был запрет на службе на дэржавну мову. И сейчас лаврские типография и книжные лавки – источник несгибаемого свидетельства о Святой Руси. В том числе о святых русской Волыни, которые и придают силы и крепость духа братии Лавры и местной православной общине. Речь идёт, прежде всего, о первом игумене монастыря Иоанне, более известном как Иов Почаевский – «страж Российстей земли на крайних пределех отечествия нашего», как величает его Церковь.
Родился Иоанн около 1551 года близ русского города Коломыя на галицийском Покутье. Родители его Иоанн и Агафия были, судя по наличию фамилии Железо или, по некоторым неподтверждённым данным, Желизо, но уж никак не украинское «Заолизо», видного рода, ибо только знать носила тогда фамилии.
Тем не менее, несмотря на очевидно «перспективные виды на жизнь», мальчик в 10 лет, «уклонившись от очей любимых родителей», тайно удалился в Угорницкий монастырь, где попросил настоятеля «дозволить ему служить братии». Юный послушник, стараясь «угодить каждому из наименьших монастырских работников», сразу заслужил к себе всеобщее расположение и любовь. Игумен «видя его добрые нравы, кротость и глубокое смирение», сразу признал в Иоанне «доброго воина Церкви», ибо тот «как бы уже родился иноком, живя как ангел Божий посреде братии». Через два года Иоанн был пострижен в монашество с именем Иов в честь ветхозаветного Иова Многострадального (и теперь память святых празднуется в один день – 19 мая по новому и 6 мая по русскому стилям).
В 1581 году Иов был рукоположен в священника (в 30 лет – относительно поздно, потому что долго по смирению отказывался от сана). Примерно тогда же он принял схиму (высшая аскетическая степень монашества). При новом пострижении к нему вернулось прежнее имя Иоанн, но судя по всему, к тому времени в сердцах галичан и волынян преподобный уже настолько прочно занял место, что так и остался в народе православным Иовом.
Не могла не дойти слава о подвижнике до воеводы Киевского, маршалка Волынского, князя Василия-Константина Острожского. Собственно, по настоятельной просьбе сего «ревнителя и защитника православной народности» (как было выгравировано в Вильно на мемориальной доске в честь 300-летия князя), который тогда собирал воедино силы для укрепления Православия в русских землях Речи Посполитой, Иов и был поставлен игуменом в Крестовоздвиженский монастырь в г. Дубно на Волыни.
По свидетельству польских источников, князь уединялся в построенном им Дубенском монастыре иной раз на целую неделю, «открывая душу свою святому игумену».
Сплотив с помощью Константина Острожского вокруг себя талантливых иноков-учёных, преподобный занялся с ними переводом на русский язык святоотеческого наследия для выработки аргументационной базы в спорах с наводнившими тогда юго-западную Русь иезуитами, а затем и их ответвлением – униатами.
По благословению дубенского игумена отпечатали Иван Фёдоров и Петр Мстиславец в типографии кн. Константина и знаменитую Острожскую Библию – первое полное собрание библейских текстов на церковнославянском языке, подготовленное в основанной князем Острожской школе (академии).
Заблаговременная подготовка преподобного и князя к усилению католического натиска оказалась весьма своевременной. С введением в 1596 году унии натиск этот перешел в фазу открытой войны, если не откровенного геноцида православного населения Речи Посполитой. Хотя уже в 1593 году князь Константин писал царю Борису Годунову о том, «какое гонение, преследование, поругание и уничижение народ тутошний Русский (опять же не украинский. – В.Б.) в порядках, канонах и церемониях церковных терпит и поносит».
Духовная брань с духовными же оккупантами приумножила славу подвижника Иова, каковая ему всё более докучает. «Он же, строгий, прежде всего к самому себе, с ранних лет стяжавший дух кротости и смирения, стал тяготиться мирской славой, – читаем в Почаевской хронике. – И тогда его взоры обращаются на пустынную гору Почаевскую, куда в 1604 году Преподобный тайно удаляется после двадцати лет игуменства, чтобы, оградив себя от мирских похвал, сделаться здесь простым иноком».
Итак, оставив по себе в Дубно и Остроге богословскую школу, преподобный уходит на Почаевскую гору, чтобы уединиться в местном монастыре простым монахом. Однако как только Иов обосновался здесь, братия стала умолять его стать их начальником.
До Иова почаевские монахи, по примеру отшельников Афона, могли и не иметь настоятеля, подчиняясь лишь духовным старцам. Поэтому Иова можно считать первым настоящим организатором обители. При нём были возведены новые монастырские стены, построен Троицкий собор, а затем ещё шесть церквей. Сам игумен работал наравне с подопечными: сажал деревья, копал и чистил монастырские пруды. И это на шестом-седьмом десятках лет (а в начале XVII века это не тот «биологический возраст», что ныне)!
Не оставил преподобный и дело просвещения православных. Среди книг, изданных устроенной им Почаевской типографии, - «Слово Максима Грека на латинян» и, конечно, «Книга Иова Железа, игумена Почаевскаго, властною его рукою написанная». По сути, это изложение всего учения Православной Церкви. По мнению профессора Петрова, редактировавшего книгу для издания 1889 года, «она может идти в сравнение лишь с наиболее капитальными трудами того времени в этой области... и в некоторых отношениях даже выше их».
Как видно из содержания изданного в 1884 году сборника поучений и бесед преподобного, в «почаевский период» труды Иова были направлены и против протестантских сект, распространившихся в то время в юго-западной Руси.
Не случайно местный магнат Андрей Фирлей (по одним источникам, кальвинист, по другим – лютеранин), пользуясь покровительством польского воеводы, начал притеснения монастыря. Он даже запретил возить через свои владения воду для обители.
Иов, помолившись пред чудотворной монастырской иконой, благословил бить колодец тут же на скале. Можно представить себе, сколь изнурителен был этот труд для иноков, не имевших никакой техники, но на глубине 46 м их усилия были увенчаны успехом (этим колодцем монастырь пользуется и сейчас).
Тогда взбешенный Фирлей из зловредности приказал своим прислужникам похитить чудотворную икону. Случилось это в 1623 году. Устроив пир по случаю «обретения» главной святыни монастыря, Фирлей на радостях, подогретых вином, нарядил свою жену в также украденные церковные облачения. Но едва та стала перед образом для карикатурного изображения богослужения, как принялась биться в припадке эпилепсии, чего с ней никогда раньше не случалось. Приступы продолжались, пока Фирлей не возвратил икону обители.
Твёрдость нрава (а как же без этого игумену, да ещё в такое время) соединялась в преподобном не только со смирением, но и с совершенным беззлобием. «Застав однажды человека, воровавшего монастырскую пшеницу, святой сам помог ему взвалить на плечи набитый краденым зерном мешок и только напомнил ему о заповедях Божиих и о "Суде нелицемерном", где будет дать ответ за содеянное, – повествует сайт Почаевской лавры. – И вор, раскаявшись, пал в ноги святому. Был же он человеком известным в округе, больше всего на свете боявшимся огласки. Но Почаевский игумен сохранил его тайну».
Святой никогда не говорил без дела, но был делателем непрестанной Иисусовой молитвы («Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго»). Для уединённых молений «о благосостоянии света, во зле лежащего» (по свидетельству Иового ученика Досифея) выбрал он крошечную пещерку в скале, где можно было только стоять на коленях. Следы от многодневных изнурительных стояний на молитве видны даже на нетленных мощах преподобного.
В ознаменование того, что молитвы подвижника были услышаны, он был однажды отмечен исходящим от него сиянием фаворской природы, какового были удостоены также преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский. А ещё «Господь благословил долгим веком угодника Своего» – Иов Почаевский прожил сто лет.
За неделю до кончины он имел откровение в своей пещере о точном дне своей земной жизни. 28 октября (по русскому стилю) он сам отслужил Литургию, по окончании которой, расцеловав братию, безболезненно отошел ко Господу. В тот же час, который и предсказал.
Через семь лет мощи его были обретены совершенно нетленными и «исполненными необычного благоухания». До этого над могилой святого не раз видели всё тот же «фаворский» свет. Сам преподобный трижды являлся во сне тогдашнему митрополиту Киевскому Дионисию Балабану, сообщая, что «хочет Бог открыти кости мои». 28 августа 1833 года мощи Иова были открыты второй раз для освидетельствования. В 1902 году Святейший Синод определил в этот день обносить святые мощи преподобного Иова вокруг Успенского собора Почаевской Лавры после Божественной литургии.
И вот теперь, «когда игумен несколько покидает место своего покоя, когда он на плечах священнослужителей обносится на крестном ходе вокруг своего монастыря, – пишет протоиерей Андрей Ткачёв, – демонское полчище рыдает на многие километры вокруг». Не потому ли полчищам этим неподсильны пока не такие уж и неприступные по нынешним временам стены Почаевской лавры?
Пока.
Ведь однажды – в 1721 году – Господь попустил ненавистникам Руси Святой захватить и более ста лет удерживать удел Иова. Долго ли будет испытывать Русь терпение Его на сей раз?
